Экспансия - 1

Семенов Юлиан

П р е д с е д а т е л ь.
– Нам бы хотелось узнать о деятельности Герхардта Эйслера, начиная с июня сорок первого, когда он приехал в Штаты.

Ф и ш е р.
– Впервые он приехал в Штаты в тридцать третьем, после того как я встретила его в квартире моего младшего брата, композитора Ганса Эйслера в Париже, по адресу четыре, Плас Вожирар, где Ганс жил после эмиграции из нацистской Германии. Герхардт ехал в Штаты, чтобы возглавить антиправительственную борьбу. Я считаю, что все эти годы он возглавлял здесь подпольную

сеть русской секретной службы.

П р е д с е д а т е л ь.
– Будучи членом Коминтерна?

Ф и ш е р.
– Да, несмотря даже на то, что с двадцать восьмого по тридцатый год он был в оппозиции к Сталину.

С е н а т о р Р а с с е л.
– Где еще бывал ваш брат, являясь членом Коминтерна?

Ф и ш е р.
– В Испании, Австрии, Чехословакии.

П р е д с е д а т е л ь.
– Миссис Фишер, почему вы вышли из коммунистической партии?

Ф и ш е р.
– Потому что Сталин сделал Коминтерн подразделением ГПУ.

С е н а т о р М у н д т.
– <Нью-Йорк таймс> еще десять лет назад писала, что коммунистическая партия не есть партия, а конспиративная группа, ставящая своей целью разрушение демократии и захват власти. Так ли это?

Ф и ш е р.
– Да.

П р е д с е д а т е л ь.
– Правда ли, что ваш брат был узником концентрационного лагеря?

Ф и ш е р.
– Нет.

С е н а т о р М у н д т.
– Но следователь Стриплинг представил нам документы о том, что он был жертвой нацистского террора.

Ф и ш е р.
– Он был заключен в лагерь правительством Виши, генералом Петэном...

П р е д с е д а т е л ь.
– За антинацистскую деятельность?

Ф и ш е р.
– За коммунистическую деятельность. Французская полиция знала, что он коммунист высокого уровня, и хотела изъять его из общественной жизни, поскольку Франция была оккупирована Гитлером...

С е н а т о р Н и к с о н.
– Вы запросили право на американское гражданство?

Ф и ш е р.
– Да.

Н и к с о н.
– Могу ли я считать, что, несмотря на выход из компартии, вы по-прежнему симпатизируете марксизму, поскольку очень хорошо информированы о том, что происходит в их рядах, в частности с вашим братом.

Ф и ш е р.
– Сейчас мы видим угрозу сталинской империи всему миру. Я должна быть информированной, чтобы вести борьбу против большевистского терроризма.

П р е д с е д а т е л ь.
– Нам надо поскорее заканчивать это дело, потому что в Сенате предстоит голосование по важному вопросу и нам необходимо быть там...

С е н а т о р В а й л ь.
– Миссис Фишер, вы сказали, что у вас есть младший брат, какой-то композитор. Он по-прежнему живет в Штатах?

Ф и ш е р.
– Да.

С е н а т о р В а й л ь.
– Ваши братья поддерживали контакт во Франции? Здесь они тоже контактируют?

Ф и ш е р.
– Да.

С е н а

т о р В а й л ь.
– Каковы ваши отношения с композитором... С вашим младшим братом?

Ф и ш е р.
– Такие же, как со старшим.

С е н а т о р В а й л ь.
– Следовательно, вы прервали отношения с Гансом Эйслером по тем же причинам, что и с Герхардтом?

Ф и ш е р.
– Да.

С е н а т о р В а й л ь.
– Ваш брат-композитор тоже коммунист?

Ф и ш е р.
– В философском смысле - бесспорно.

С е н а т о р Н и к с о н.
– Он близок с Герхардтом Эйслером?

Ф и ш е р.
– Да.

С е н а т о р Б о н н е р.
– Поскольку вам хорошо известна активность коммунистов, ответьте: как много Коминтерн направил своих людей из Москвы в Соединенные Штаты?

Ф и ш е р.
– Несколько тысяч.

Штирлиц аккуратно отодвинул от себя широкий телетайпный лист, поднял голову; Роумэн сидел напротив, вытянув ноги; нижняя челюсть выпячена, словно у него случился волчий закус; волосы растрепаны, воротник рубашки расстегнут, галстук приспущен.

– А вы чего разволновались?
– спросил Штирлиц.
– Вы уже знали обо всем этом, когда требовали моей консультации по фашизму?

– Сейчас снова врежу, - пообещал Роумэн.
– И это будет плохо.

– Эта Фишер напоминает мне Ван дер Люббе, - заметил Штирлиц.

– Сука.

– Почему? Отрабатывает свое американское гражданство. Она же запросила гражданство... Его надо заработать... Ей написали сценарий, она его толково выучила... Дамочку в свое время куда-то не избрали, обиделась... Но сюжет действительно шекспировский: так топить братьев... Нет ничего опаснее истерической климактерички, честное слово... Никто так не поддается режиссуре, как женщины...

– Кто обидел дамочку?
– спросил Роумэн.

– Вы что, не слыхали о ней раньше?

– Нет.

– Она хотела повалить Эрнста Тельмана, лидера германских коммунистов. С ультралевых позиций. Не вышло. Тогда она закусила удила, ведь очень хочется быть первой... Между прочим, совсем недалеко от Муссолини, от этого левого социалиста... Не находите?

– Я очень люблю Ганса...

– Какого?

– Эйслера.

Штирлиц осторожно кашлянул, не поднимая глаз на Роумэна, спросил:

– Знаете его музыку?

– Я ни черта не понимаю в музыке. Я люблю его, как человека. Он замечательный парень. Очень добрый, мягкий... Террорист... Ну, сука, а?! И какую она перла ахинею: <Его посадили в лагерь не за антинацистскую, а за коммунистическую деятельность>. Ведь это одно и то же!

– Слушайте, Пол... Только не бейте меня в лоб, ладно...

– Ну...

– Только пообещайте не бить. А то я отвечу. Пепельницей по голове. Я это умею, честное слово. Обещаете?

– Обещаю.