Экспансия - 1
Шрифт:
– На доктора Брунна у тебя нет ничего нового?
– Есть.
– А почему ты мне ничего об этом не говорил?
– Потому что ты меня не спрашивал... Ты же с ним работаешь сам, мои люди засекли твой к нему интерес, я после этого снял наблюдение...
– Что-нибудь тревожное есть?
– Не знаю, насколько тревожное... Но интересное - есть... Он вошел в контакт с Гонсалесом...
– С каким? У вас столько Гонсалесов, сколько у нас Джонсонов.
– С тем Гонсалесом, который был заместителем начальника разведки у Франко в период гражданской войны...
– Как это ему удалось?
– Они были знакомы в Бургосе... Там доктор Брунн был известен
– Гонсалес по-прежнему в опале?
– Да.
– Отчего Франко его уволил?
– Генералиссимусу не понравилось, что Гонсалес выступил против отправки в Россию <Голубой дивизии>.
– А отчего он возражал против этого? Получил слиток золота от ГПУ?
– Нет, слитков не получал... Просто он хорошо знал отношение испанцев к русским... Он читал сообщение агентуры, знал всю правду.
– Франко тоже знал правду, я полагаю.
– Нет. Ему не докладывали о том, что ему не нравилось. Он всегда говорил, что испанцы ненавидят красных. Ему так было спокойно, понимаешь? Он хотел в это верить, и ему нельзя было возражать.
– Тебе не удалось послушать, о чем Гонсалес говорил с Брунном?
– Это асы, Пабло... Дома они болтали о пустяках... А потом генерал пригласил Брунна в <Клуб Йерро>, вход только для своих, элита, мои люди не смогли туда войти, мокли под дождем, пока те пировали и обменивались тайнами.
– После этого ты продолжал за ними наблюдать?
– За генералом мы смотрим постоянно. А за Брунном глянули только пару деньков... Ничего серьезного не было...
– А несерьезного?
– Он встретился с Веласкесом...
– Кто это?
– Спроси твоих британских коллег, у них на него может быть хорошее досье.
– Ах, это парень, который работал в Лондоне, а потом у нас? С дипломатическим картоном?
– Да.
– Где они встретились?
– Что, ваши не смотрели в эти дни за Брунном?
– Он ушел от них пару раз.
– Да, он хорошо уходит от наблюдения, вполне профессионально. Нет, к сожалению, ничем не могу тебя обрадовать, Веласкес увез его к себе на финку, под Гвадалахару, туда не пролезешь...
– Все?
– Все. У меня создалось впечатление, что Гонсалес по просьбе Штирлица подбирал какие-то материалы по немцам в Аргентине.
Роумэн посмотрел на часы, потер лицо пятерней, глянул на себя в зеркало: красные полосы не появились; слава богу, успокаиваюсь; Криста никуда не вышла из дома и ни к кому не звонила; следовательно, вчера Штирлиц сделал первый ход своей игры; нет, и х игры; ну что ж, играйте, сукины дети, мне это на руку, посмотрю вас в деле; я даже перестал держать на него зло; ничего не поделаешь, он выполняет свою работу, я - свою, поглядим, кто перетянет канат.
– Ну, что?– спросил Роумэн.– Посидим еще полчаса и пойдем обедать?
– До обеда еще три часа.
– Это до испанского, - улыбнулся Роумэн.– А до нашего - час. Думаю, была ложная тревога, Эронимо... Я не мог не обратиться к тебе за помощью, но я не зря спрашивал, можно ли сделать так, чтобы эта наша работа осталась только нашей работой...
И в это как раз время раздался телефонный звонок; поступило первое сообщение наружного наблюдения: из квартиры кабальеро <Р> (<Роумэн>) вышла женщина; ей присвоено обозначение <Б> (<буэна>, <хорошая>), подошла к телефону-автомату, проверившись перед этим, набрала номер... Аппарат в будке один, поэтому слушать разговор, не вызывая подозрений, невозможно...
Через минуту позвонили из пункта записи; подключили аппарат Кемпа; Пол сразу же услышал
...В двенадцать пятьдесят пять Криста встретилась с Кемпом в центральной библиотеке - в очереди на заказ книг. Она что-то сказала ему, несколько фраз, упомянула какое-то имя и адрес Холи-Буде (Роумэн понял, что агенты Эронимо именно так произнесли английское слово <Голливуд>), говорила словно бы сама с собой, полуобернувшись (как в Прадо, понял Роумэн), прямого контакта не было, все действительно очень походило на то, что описывал доктор Брунн, он же Бользен, он же Штирлиц, будь неладен его профессионализм.
Из библиотеки Кемп отправился на площадь Колубма; здесь он запарковал машину и, перейдя авениду Хенералиссимо, вошел в подъезд дома сеньора Серайо; поскольку объект оказался весьма подготовленным, тщательно проверялся, было признано нецелесообразным следовать за ним; однако дальнейшим наблюдением было установлено, что Кемп посетил квартиру, в которой проживает Хосе Гутиерес, гражданин республики Аргентина, аккредитованный в Испании корреспондент буэнос-айресской газеты <Кларин> (<брат Хосе является ближайшим помощником генерала Перона, - сразу же пояснил Эронимо, - курирующим вопросы безопасности>).
<Б>, после того как сделала заказ в библиотеке на три книги, вернулась в квартиру кабальеро <Р>, не входя более ни с кем в контакт, купив по дороге букет цветов (красный, синий и белый гладиолусы) и коробку шоколадных конфет <Аора>.
Я же сказал ей, что больше всего люблю цветы, определяющие флаг Штатов, подумал Роумэн; помнит; после встречи с нацистом необходимо проявлять максимум внимания к мужчине, с которым спишь и о поведении которого обязана докладывать руководителю... А если девочку просто-напросто на чем-то сломали, подумал он. И ей нужна моя помощь? Почему бы не спросить ее: <Маленькая, что случилось? Расскажи, что произошло? Я помогу тебе, только скажи правду. Кто же еще тебе поможет, как не я?> А она спросит, о чем это я говорю, засмеется, попросит, чтобы я ничего не выдумывал, и тогда я могу не сдержаться, взять ее за волосы и отхлестать по щекам. Ты же сам хотел посмотреть, что произойдет после того, как ты оставишь приманку с <Холи-будскими> адресами, вот ты и получил желаемое. Значит, да здравствует незнание? Значит, узнавание правды неугодно тебе? Пусть лучше будет так, как удобнее? В дерьме, но зато в своем же... Правда - если ты познал ее лицом к лицу - кровава. Хирург, который рассекает кожу, чтобы увидеть язву и вырезать ее, не боится крови, она как очищение, это необходимо, потому что разумно; все действительное разумно в такой же мере, как и все разумное действительно... Нет, возразил он себе, все-таки человек предпочитает удобное незнание. Его страшит правда, он не готов к ней, ибо она предполагает немедленный ответ действием, а ведь нет ничего спокойнее бездействия.
– Хосе Гутиерес, которого мы определили как
– Ну что, - спросил Эронимо, - будем продолжать? Или снимем наблюдение? Дама вернулась домой...