Экзамены
Шрифт:
В более широком смысле тайна состояла в том, что капитан как бы вел непрерывную, хотя и переменного азарта игру: она велась то спокойно, даже нудно, когда требовалось только не терять из виду обстановочные знаки, то взлетала на высоту самых рискованных ставок, когда проскочить сужение, порог, шиверу удавалось только ценой отчаянной решимости, которой обязан обладать капитан.
— Кирилл, ну что, встанешь? Уже подходим, — с вымученной, виноватой улыбочкой напомнил Ведерников. — Давай рули, я ведь пробьюсь!
Дорофеев молча кивнул. И передвинулся вправо, к штурвальному
Дорофеев перевел рукоять газа в верхнее положение, разрешая двигателю разогнаться до максимальных оборотов. Остров Каменный быстро отодвинулся назад, справа выступили в прозрачных сумерках четыре одна за другой стоявших скалы, у подножия которых Река кипела, роилась белыми всплесками, словно раздутая ветром клумба с белыми цветами.
В лоции про это место было написано так:
«Шивера Свальная имеет ряд скальных гряд. Дно каменистое, с устойчивым рельефом, кроме участка 613—612 км, где наблюдается переформирование гравелисто-песчаных кос и осередков. Судовой ход извилистый, наименьшая глубина 0,95 м, ширина 40 м. В районе каменной гряды скорость течения достигает 15 км/ч. При проходе шиверы рекомендуется держаться ближе к правой кромке, так как здесь наблюдается свальное течение на правую кромку судового хода».
На шпиле «Ласточки» трепетал узкий выцветший вымпел. Он бился беспорядочно, то отклоняясь влево, то трепетно вытягиваясь в правую сторону, то взлетая вверх.
Этот вымпел больше всего тревожил Дорофеева.
— Чертов ветер! — тихо выругался капитан. — Никогда здесь не знаешь, куда он дует.
— А парусность у барж — будь здоров! — понимающе откликнулся Ведерников.
— Если будем держаться правой кромки, как сказано в лоции, — капитан ткнул пальцем в замусоленный лист, — нас аккурат на берег вынесет, никаким трактором потом не стащишь!
— А слева острые камни, — напомнил Ведерников.
— Ага… Получается как в сказке: направо пойдешь — сам умрешь, налево пойдешь — разбойнички помогут. Значит, только прямо, в самую пасть!
Чем ближе подходили к шивере, тем яростнее шумела вода, тем меньше становилась скорость теплохода. В сливе, то есть там, где вода уже вскипала, совсем замедлились, хотя двигатель ревел с надрывом. Со стороны казалось, что маленькое суденышко, тянувшее за собой на длинном тросе две пустые железные посудины (каждая с большой речной теплоход), подкрадывалось к перелому на воде.
Проходить шиверу одиночной тягой нелегко и в тихую погоду, но теперь здесь метался шквальный ветер, и пустые широкотелые баржи были для него заманчивой игрушкой. Вот какую задачу предстояло решить Дорофееву: караван, имеющий осадку где-то около восьмидесяти сантиметров и не имеющий положенной двойной тяги, должен был пройти участок глубиной около метра, где рельеф дна меняется, где скорость встречного потока почти равна скорости теплохода, и при этом не поддаться не только ветру, но и свальному, то есть поперечному течению, сносящему караван, от правого берега к левому.
В старые времена русские купцы и крестьяне, обживавшие эти дикие места, перед тем как войти в шиверу, усердно молились богу.
У Дорофеева, выросшего в большой трудовой семье, где полагались больше на выносливость и на собственные умелые руки, о боге понятие было смутное. И доверял он лишь самому себе и своей молодой удачливости.
Вскинув брови, выпучив голубые глаза, Дорофеев то припадал к штурвальному колесу, то оглядывался назад, на баржи, то выскакивал из рубки и свешивался за борт, чтобы взглянуть на дно, то опять бросался к рогатому колесу штурвала и прокручивал его в полный оборот вправо или влево.
В какие мелкие лоскутья рвалась о зубчато-каменистое дно вода за бортом!
Связанное с рулями штурвальное колесо, а также рукоятка газа, позволявшая маневрировать скоростью, — вот все, что было у капитана для управления и судном, и баржами, тащившимися на длинном (чтобы минимальным было сопротивление течению) тросе.
Все произошло неподалеку от верхнего слива: судно замерло и баржи остановились в том самом месте, про которое в лоции было сказано, что гравелисто-песчаные косы и осередки, то есть зародыши островов, постоянно изменяют здесь рельеф дна.
Уже близки были вешки, показавшие выход из шиверы. Мотало их из стороны в сторону разламывающейся водой. Метров сто до них оставалось — и не дотянуться!
Баржи ерзали на короткой тросовой связке между собой, свальным течением сносило их вправо, а ветер давил на их правые бока и толкал влево. Вдруг ветер изменился, погнал вместе с течением баржи вправо, на мель. Дорофеев кинулся к штурвальному колесу и крутанул его на полтора оборота — теплоход нехотя шевельнул кормой, и слабый рывок передался по туго натянутой струне троса баржам, они как бы в недоумении замерли.
Ах, как нужна была сейчас скорость! Ну хоть самая малая, самая черепашья… только бы двигаться!
Дизель ревел и стрелял, завеса рыжеватого выхлопного чада окутала и теплоход и баржи, но вода давила в лоб на теплоход, и он не двигался.
В эту минуту каждый из членов экипажа испытывал одно и то же чувство: неукротимое желание хоть чем-нибудь помочь Дорофееву. Но ни теплоходу, напрягавшему все свои так называемые лошадиные силы, ни капитану, мобилизовавшему все свои силы человеческие, помочь они не могли. Капитан вел поединок с Рекой в том месте, где дикий ее характер проявлялся с полной откровенностью и в полную силу.
«Мог бы я вместо Дорофеева провести здесь караван? — спрашивал себя стоявший в ходовой рубке Уздечкин. И честно признавался: — Не мог бы!» Он сознавал это так же ясно, как и то, что никогда не поднимет штангу с рекордным весом, никогда не пробежит быстрее всех стометровку, не будет отсчитывать последние секунды до старта в космическом корабле. Человеку многое хочется, но не все он может. Однако кое-что все-таки может! Надо только вовремя понять, что именно твое, твоя судьба, и уж в этом узком и конкретном деле постараться достичь настоящей высоты.