Экзамены
Шрифт:
— Кость, а зачем там окно?
— Это не окно, а фонарь, — ответил сосед. Он бросил с крыши ножовку, молоток, потом бесстрашно прыгнул сам.
— Фонарь? — на всякий случай переспросил Ленька, хотя по опыту знал: Костька дурить будет, правду не скажет.
— Фонарь, — подтвердил Костя.
— А зачем такой фонарь?
— Старик, слишком много вопросов. Нажимай-ка на бутерброд, пока осы повидло не слопали…
Костя вошел в дом, а Ленька, оставив на перилах веранды ополовиненную краюху хлеба, намазанного повидлом, подошел к соседскому сараю и заглянул в щель. Всю рухлядь Костя
Вдруг ворот рубашки туго сдавил Ленькино горло, а ноги оторвались от земли. Ленька проплыл над двором, над клумбой со звездочками табака и был опущен на веранду, где гудела над хлебом уже стая ос. Переламываясь посередке, осы садились прямо в повидло.
Светлые, как сосновые стружки, волосы Костьки свалились на лоб. Брови сдвинулись к побелевшей от напряжения переносице, а нижняя челюсть выехала вперед. Никогда еще Ленька не видел лицо соседа в такой устрашающей близости.
— Будешь подглядывать — башку оторву, — пообещал Костя.
Когда он отошел, Ленька крикнул вслед:
— Чокнутый!..
Сосед остановился. Ленька юркнул в сени и запер дверь на крючок.
…Титовы ждали появления соседей, как в театре ждут начала спектакля. Ленька от нетерпения вертелся на перилах и нисколько не боялся Кости, потому что отец, который вернулся с работы трезвым, был рядом. Тут же на ступеньку ниже отца примостилась и мать.
— Тетя Даша еще не видела! — сообщил Ленька.
— Да? — удивился отец.
Мать пояснила:
— Она с самого утра на кладбище. Ныне же петров день, мужа помянуть ушла. Воротится, вот обомрет-то!..
— Костька сказал, что это он фонарь сделал. Пап, разве бывают такие фонари?
Отец поймал ногтями волосинку в ноздре и дернул.
— Костьки тоже нет? — крякнув, спросил он.
— Как же, будет он сидеть на месте. Сарай разделал — и айда гулять. Я днем вышла во двор половики трясти, гляжу, он крышу пилит. Коська, говорю, что ж ты, ирод, делаешь? А он мне… — мать беззвучно рассмеялась, заколыхавшись грузным телом.
— Ну, и чего? — Старший Титов рассматривал выдернутый волос.
— Говорит, революцию делаю. Кадки, стулья, какие были, ящики — все стащил на помойку.
— Вишь ты, не успел отца схоронить, уже хозяином себя почувствовал, — иронически заметил Титов. — Право, чокнутый…
— Вот и я говорю, — продолжала его жена, — взрослый уж парень, жениться самый раз, а он все чудит. Дом-то, гляди, развалится, сарай совсем порушился, а его, обормота, нет, чтобы ремонт произвесть. Тетя Даша всей улице задолжала, кормит его, выряжает, а у него в двадцать лет даже специальности путной нету. Вот чего это он в театре околачивается?.. В артисты, что ль, метит?
— Безотцовщина, — определил Титов.
— И то правда! Был бы Петр Степаныч живой, так он бы Коську урезонил. Положительный был человек!
— Похоже, в этом году нас не снесут. Зима подойдет, тогда как? — задумчиво говорил Ленькин отец. — Окно надо будет на место вставить, это же из их кухни рама. Дыру, конечно, он поленится заделать. Значит за зиму снега полный сарай. А весной вся вода к нам в погреб,
— Выходит, так…
Сараи и забор, окружавший общий с соседями двор, уже теряли отчетливость, растворяясь в сумерках. Зато ярче засияли на клумбе звездочки табака, и в остывающем вечернем воздухе ощутимее стал нежный цветочный аромат. Никто из соседей не появлялся.
Первым встал отец. Потянулся и с сожалением сказал:
— Ладно, пошли ужинать!
…Ленька прибежал с улицы узнать, который час, но будильник, стоявший в спальне на подоконнике, не тикал. Мальчишка тряхнул накаленные солнцем часы, покрутил ушастый винт для завода. Будильник не оживал.
Вернется вечером отец с работы, взглянет, а на циферблате будильника все еще полдень. И тогда скажет он: «Сам собой будильник не мог сломаться, это ежу ясно. Ты, Ленька, испортил часы!.. Да еще врешь нахально мне в глаза!» Выдернет из брюк ремень с блестящей пряжкой и прикажет подойти. А куда денешься!.. Если уж отец взялся за ремень — никакими слезами его не разжалобишь…
В сарае у Леньки были припрятаны собственные инструменты. Отвертку он нашел по дороге из школы. Пришлось изрядно попотеть, пока отдирал ржавчину кусочком красного кирпича, зато отвертка стала как новая… История с плоскогубцами была похуже. Вспоминая эту историю, Ленька испытывал не изжитый до конца страх. Дело в том, что плоскогубцы он стащил у отца…
Уже были разложены на газете открученные винты, уже, звякнув, легла туда же задняя стенка будильника, когда Ленька услышал из-за стены громкую песню:
Я люблю тебя, жизнь, Я люблю тебя снова и снова…Это ликующий голос Кости доносился с соседской половины сарая.
Ленька подкрался к стене и прильнул щекой к занозистым доскам. Сквозь щель увидел, как Костя, мотая головой и щелкая пальцами, плясал в потоке света, сквозившего из окна в крыше. Волосы-стружки падали ему на глаза, на щеки, на плечи. Выпачканная красками рубаха пузырилась. Джинсы вот-вот могли треснуть по швам, потому что Костя прыгал, как козел, высоко вскидывая ноги.
Но еще удивительнее, было то, вокруг чего выплясывал сосед. Посредине сарая стоял сколоченный из толстых реек треножник, к которому был прикреплен большой кусок картона. А на нем нарисована картина…
Такую картину Костя не мог украсть где-нибудь или купить, потому что на ней были нарисованы белые дома-пятиэтажки с окнами без ставней, точь-в-точь такие, какие уже поднялись на другой стороне Сиреневой улицы. Эти домины громоздились на всем пространстве картона, а перед ними был нарисован обнесенный голубым забором сад. Полные спелых яблок ветки тянулись через забор. За вершинами яблонь виднелась красная черепичная крыша. А в заборе была плотно пригнанная к косяку калитка и возле нее — тоненькая девушка в фиолетовом платье. У Надьки Зуевой такое — она в нем на танцы бегает. И калитка как у Зуевых. И забор, и яблони, и черепичная крыша… Только Надька Зуева — жадина и толстуха!..