Экзамены
Шрифт:
— У вас взрослый сын? — спросил Олег.
— Нет, это все мужу. Ему скоро сорок, вот и покатила за подарками. Пожалуйста, снимите сумку, она такая тяжелая!
— Для нас пиво весьма кстати, — сказал Копылов, сняв сумку, и подмигнул Олегу. — А не жалко?
— Ну что вы говорите! — в сердцах воскликнула попутчица. — Я вам так благодарна! Вы понимаете, какое у меня было состояние!.. А теперь — будто рукой сняло.
— Интересный случай! — отозвался Копылов, любуясь этикеткой на бутылке. — «Дипломат, —
Женщина, что-то искавшая в сумке, подняла голову и со смущенным видом сказала:
— Вот и пудреницы теперь нет… Ну и пусть попользуется, раз уж он такой! Я работаю бухгалтером в детском саду.
— Бухгалтером? — изумился Копылов.
— Да… А что такого?
Олег в разговор не вмешивался, с интересом, даже восторгом разглядывая пассажирку.
— Интересный случай! — опять произнес Копылов. Быстрым движением он откупорил о край скамьи бутылку и предложил хозяйке, но та решительно замотала головой. Отпив несколько глотков, он передал бутылку Олегу и с прежним любопытством спросил:
— Скажите, а вот раньше с вами случались приключения вроде сегодняшнего?.. То есть вас обманывали?
— Стыдно признаться, но было!.. И вот что удивительно: всякий раз, когда меня накажут, я думаю: ну все, хватит, теперь буду осторожной, как лисица!.. Только где там! Недоверие — это же тягостное, неприятное чувство. Я не могу так — стыдно, понимаете?
— Отличное пиво! — похвалил Олег. — Ваш муж будет доволен.
— Правда?.. Целый час за ним выстояла. Я не разбираюсь, но в очереди сказали, что стоит постоять…
Тут опять вступил Копылов.
— А вот на работе с вами подобное случалось? — допытывался он. — Понимаете, раз вы бухгалтер, значит, имеете дело с деньгами…
Женщина перевела на соседа осторожный взгляд.
— Как вам сказать, — не слишком твердо начала она. — Конечно, работа у меня ответственная… Но вы уж совсем… принимаете меня за простофилю. Нет, на работе у меня пока, слава богу, все нормально… А что, собственно, вы имели в виду?
Глядя женщине прямо в глаза, Копылов внятно сказал:
— Просто мне по-человечески жалко вас. С такой натурой, как ваша, жить опасно и трудно — я в этом уверен! И знаете почему?
— Нет, не знаю, — сказала женщина. — Только никак не могу сказать, что я несчастнее других. У меня есть муж, две девочки, живем мы дружно и совсем не бедно.
— А я потому так уверен, — настойчиво продолжал Копылов, — что ваша доверчивость неизлечима. Это очень плохо. Вы за нее еще не раз поплатитесь!
Женщина нахмурилась. Прежняя скованность вернулась на ее лицо. Олег неприязненно посмотрел на Копылова, но промолчал.
— Я же добра вам желаю, потому и говорю! — твердил увлеченный своей мыслью Копылов. — Смотрите,
— Я же в милицию ходила, думала…
— Ну, а если бы и мы оказались жуликами? Ведь до чего просто: взял бы я ее, как свою, — и до свидания!
Женщина смотрела на соседа растерянно.
— Наверное, вы шутите…
— Какие могут быть шутки! — почти закричал Копылов. — Это же электричка, здесь всякий сброд ездит!
— Но вы… не взяли сумку… Я хочу сказать, что вот вы оказались порядочными людьми. Да так и должно быть, ведь не мошенниками белый свет держится! А иначе — как же тогда жить?
— Ох-хо-хо! — нарочито вздохнул Копылов. — Вот ведь — святая простота! Да нельзя, поймите, нельзя быть такой доверчивой, как вы! Это я от чистого сердца говорю…
Выйдя из вагона, приятели оказались в плотном потоке, устремленном к троллейбусной остановке на привокзальной площади. Там народ с боем брал подошедший троллейбус, втискиваясь в двери сразу по трое, а то и вчетвером.
— Давай переждем в сквере? — предложил Олег.
В тени старых тополей были низкие скамьи, расставленные по кольцу вокруг цветочной клумбы. Сидели на них те самые люди, которых можно увидеть в зале ожидания любого вокзала: прилично одетые читатели газет; матери с малолетними детьми; бдительные деревенские женщины с сетками, набитыми баранками. В кронах деревьев перепархивали и тревожно каркали вороны, а по земле безбоязненно разгуливали, заглядывая в бумажные стаканчики из-под мороженого, обдерганные голуби.
Олег привел Копылова к свободной скамье, на которую, чтобы можно было сесть, пришлось постелить газету.
Он закурил, с наслаждением затянулся и, пустив облачко дыма, сказал:
— Пару троллейбусов пропустим — и можно будет спокойно ехать… К тому же я должен кое о чем тебя предупредить — чтобы потом не было недоразумений.
— А в чем дело? — спросил Копылов, скользивший скучающим взглядом по лицам сидевших в сквере людей.
Олег вздохнул.
— Дело серьезное… В затруднительное положение я попал.
— Интересный случай! — оживился Копылов, — Боишься меня жене представить?
— Не-ет… Все значительно тоньше.
— Ну, давай, я слушаю.
— Понимаешь, Игорь, я ведь тугодум. Да ты помнишь — я и в институте не блистал остроумием… А к тому же вчера мы выпили. В общем, не дошло до меня, в чем суть твоих занятий. Решил, что монеты, иконы — просто забава. Хобби, как ты говоришь… Значит, пока мы ехали из Москвы, я тоже об этом думал. И вот возник вопрос. Ты ведь к археологии никакого отношения не имеешь и в раскопках не участвовал, верно?