Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи
Шрифт:
Точно так же Коэльо придает глобальную значимость самым обычным явлениям и поступкам. Он вспоминает, например, как вызвал "скорую" для раненого на пляже. Поступок самый естественный для любого нормального человека. Что такого из ряда вон выходящего он сделал?
– Не подвиг же совершил. Но Коэльо расценивает это как некое деяние и извлекает из него мораль.
"Вернувшись домой, я резюмировал для себя три урока, преподанные мне на этой прогулке:
а) все мы способны противостоять чему-то, пока сохраняем чистоту;
б) всегда найдется кто-то, кто скажет тебе: "Доведи до конца то, что
И наконец:
в) все мы наделены властью, когда абсолютно уверены в том, что делаем" (365, С. 30).
Вообще Коэльо ужасно зануден со своим морализаторством, всеми этими "знаниями" и "поисками пути". Даже про последнюю переведенную на русский язык книгу "Одиннадцать минут" Коэльо говорит: "Это роман о пути к пониманию сути секса. Я писал эту книгу, чтобы понять свой собственный путь" (359). Насколько мне известно, большинство ищет в этом деле совсем другое.
Пауло Коэльо ужасно напоминает Герцогиню из книги Льюиса Кэрролла, которая в ответ на робкую просьбу Алисы не читать ей мораль отвечает: "Ах, моя прелесть, ничего кроме морали я не читаю никогда". Беда в том, что Коэльо мораль не читает, он ее пишет. Но неужели 37 миллионам человек (таков, говорят, тираж его книг) нравится эту мораль читать? Лично я не смогла осилить до конца ни одного его опуса ни на одном языке: мускулы глазного яблока от скуки сводит.
Таким образом, мы видим, что на новом историческом этапе издатели отбирают и предлагают читателям произведения, соответствующие новой политической и идеологической конъюнктуре. Но поскольку третий этап русско-бразильских литературных отношений только начался, ничего более определенного о нем сказать нельзя.
ЧАСТЬ II Культурно-исторический феномен "русского Амаду"
Глава 8. Первые переводы Жоржи Амаду на русский язык. Конец 40-х годов XX века
Как уже было сказано ранее, с творчеством Амаду советские читатели познакомились через 14 лет после первого упоминания о нем в "Интернациональной литературе" (36). В 1948 году в издательстве иностранной литературы вышел перевод романа "Sa Jorge dos Ilheus", озаглавленный "Земля золотых плодов" (70). Очевидно, по мнению советских идеологов, Амаду заслужил честь печататься в Советском Союзе, поскольку "одновременно с идейным ростом писателя крепло и его художественное мастерство. Ж. Амаду удалось преодолеть многие недостатки, свойственные его прежним произведениям". (228, С. 31)
В плане политическом Амаду соответствовал самым жестким идеологическим требованиям той поры. Член ЦК Бразильской компартии, друг легендарного Луиса Карлоса Престеса, генерального секретаря Бразильской компартии, главный редактор партийной газеты "Оже", руководитель Института культурных связей с СССР, к 1948 году
Советская литературная критика тех лет высоко оценивает творчество писателя, отмечая, что "в сороковых годах Жоржи Амаду создает ряд подлинно новаторских произведений, которые ставят его во главе прогрессивной латиноамериканской прозы" (190). При этом литературные достижения романиста ставятся в прямую зависимость от его политической активности.
Так, Федор Кельин подчеркивал, что " этот творческий успех сделался для Амаду возможным именно потому, что он сам соединял в себе черты положительных героев своих книг, являясь при этом борцом за дело мира" (216).
Более того, по выражению Т. Мотылевой, "бразильский коммунист Жоржи Амаду чувствует связь своей творческой и политической работы с освободительным движением народов всего мира. Именно поэтому он оказался в состоянии художественно отразить жизнь своей страны, своего народа в свете международной борьбы трудящихся против империализма" (28, С 213).
На первый взгляд, выбор именно этого произведения для перевода на русский язык кажется нелогичным и случайным. Книга вырвана из контекста творчества Амаду: "Земля золотых плодов" - вторая часть трилогии, которая к 1948 году уже была закончена: первая книга "Бескрайние земли" - в 1943 году, вторая - в 1944-м и третья - "Красные всходы" - в 1946. Однако первой перевели именно вторую часть трилогии, а не более ранние романы байянского цикла, не первую часть трилогии и даже не книгу о генеральном секретаре Бразильской компартии Луисе Карлосе Престесе, и причина такого выбора вполне объяснима. В рецензии на книгу Н. Габинский пишет, что "Земля золотых плодов" чрезвычайно актуальна для Бразилии того времени, поскольку этот роман помогает бразильским читателям понять, какими путями происходило завоевание страны, оказавшейся в чисто колониальной зависимости от уолл-стритовских толстосумов (188).
В действительности роман гораздо более был актуален для СССР, поскольку "главное достоинство "Земли золотых плодов" - антиимпериалистический пафос всего романа" (253, С.168)
В недавно начавшейся "холодной войне" врагом номер один Советского Союза становится американский империализм. Поэтому произведение, раскрывающее механизм "захватнического натиска американского капитала, осуществляемого при угодливой поддержке трусливой и жадной правящей клики и несущего с собой еще более бесчеловечную эксплуатацию" (278, С. 190), полностью отвечало идеологическим задачам советского руководства.
Выходу книги в свет предшествовала, говоря современным языком, PR-овская акция. Книга была подписана к печати в мае 1948 года. В майском номере "Огонька" опубликован отрывок из романа, а 1 мая этого же года в "Правде" - статья Амаду "В борьбе за независимость"(111), где, соответственно моменту, он рассказывает о борьбе бразильского народа против американского империализма.
Хотя перевод "Земли золотых плодов" был сделан с испанского издания и не передавал особенности стиля и глубину таланта писателя, да к тому же сокращен почти на треть, событие не осталось незамеченным критикой. В 1948 - начале 1949 года было напечатано 5 рецензий на роман: в "Правде", "Литературной газете", "Звезде", "Новом мире", "Вечерней Москве". Отзывы были положительные. Роман назвали "принципиально новым явлением" (188), "крупным и радующим явлением" (278, С. 90) в латиноамериканской литературе.