Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи
Шрифт:
Сам Амаду, однако, выступал против унификации и обеднения литературы, против ее отрыва от национальных корней. Об этом он говорил на Втором съезде советских писателей: "Писателям-коммунистам Бразилии надо всегда помнить, что литература социалистического реализма является социалистической по содержанию и национальной по форме. Проблема национальной формы является основной нашей проблемой, так как в противном случае наши книги не были бы бразильскими и мы захлебнулись бы в бессмысленном левачестве, в космополитизме. Для того, чтобы наши книги - романы или поэзия - могли служить делу революции, они должны быть прежде всего бразильскими:
Как мы видим, о проблеме национальной самобытности Жоржи Амаду задумывается даже в период наибольшей политической ангажированности, в период сознательного овладения методом соцреализма. Безусловно, такое понимание сущности литературы дало Амаду возможность создать через несколько лет подлинные шедевры бразильской и мировой литературы - "Габриэлу", "Лавку чудес", "Терезу Батисту".
Глава 11 Новый взгляд на творчество Амаду. Середина 50-х.
В следующем, 1955 году, советские читатели смогли познакомиться с новым переводом "Земли золотых плодов", сделанным Инной Тыняновой с португальского, а не с испанского, как предыдущий перевод, а также первым романом этой трилогии - "Бескрайние земли". Выход книг оказался "в тени" "Подполья свободы" и не был отмечен критиками. И тем не менее,
"Бескрайние земли", а вернее предисловие к роману Ильи Эренбурга сыграло решающую роль в восприятии Жоржи Амаду и его творчества в Советском Союзе.
Эренбург знал Жоржи Амаду еще по работе во Всемирном Совете Мира, дружил с ним. И он первым оценил Амаду не как политика, видного деятеля мирового коммунистического движения, а как большого художника, выразителя духа бразильского народа, и друга, причем не всего СССР, а каждого конкретного человека, читателя, который держит в руках его книгу. И происходит это потому, что друзьями для миллионов читателей стали любимые герои Жоржи Амаду, чьи горести и радости, благодаря выдающемуся таланту бразильского писателя стали близкими и понятными в далекой России.
Предисловие И. Эренбурга радикально отличается от всего ранее опубликованного о Ж. Амаду даже по стилю. Оно написано не языком политической передовицы, а с человеческой заинтересованностью и теплотой: "В Ресифи я познакомился с бродячим фотографом... Я спросил его, знает ли он бразильских писателей. Он сразу померк:
Я три раза фотографировал Жоржи Амаду, но только один раз газета купила его фото.
А вы читали его романы?
Я никогда ничего не читаю, - ответил он возмущенно.
– У меня для этого нет времени.
Можно бы усмехнуться: уроженец тех самых мест, которые описывает Амаду, человек, встречавший писателя, не раскрыл хотя бы из любопытства его книг. Но я подумал совсем о другом: откуда я знаю этого фотографа? Да ведь я читал про него в одном из романов Амаду. Потом я вспомнил: нет, среди героев Амаду нет фотографа. Может быть, я вспомнил захолустного репортера, или адвоката, или картежника? Не знаю. Но только тирады фотографа меня не удивили, хотя были
Илья Эренбург понимает, что причина этого ощущения - не экзотика, не обманчивая точность, не иллюзорное сходство, к которому стремятся все фотографы мира, а также иные литераторы, плохо понимающие, что такое литература. "Раскрывая роман, мы отправляемся в путешествие; оно может быть увлекательным или скучным, надолго запоминающимся или смешивающееся в памяти с сотнями других, но оно обязательно должно открывать некий мир, хотя бы крохотный. Романы Жоржи Амаду помогли нам открыть далекую Бразилию, ее людей, которые близки нам в их горе, в их страстях, в их чаяниях" (там же).
Эренбург подчеркивает, что он имеет в виду вовсе не географию или историю, описание природы или быта, или протоколирование событий, а нечто иное, для писателя самое главное - способность раскрыть душу своего народа. "Мне привелось где-то прочитать, что произведения Амаду знакомят читателя с историей Бразилии от конца XIX века до наших дней. Я убежден, однако, что не в этом значение романов Амаду... Жоржи Амаду, как и всякий подлинный писатель, не описывает события, а раскрывает нам людей, участвующих в этих событиях. Может быть, о жизни Бразилии мы знали и без него, во всяком случае, мы могли бы узнать о ней без его романов, но он открыл нам душевный мир бразильцев; в этом объяснение того успеха, которым пользуются его книги и в Бразилии и далеко за ее пределами" (282, С.6).
Совершенно очевидно, что это слова не работника идеологического фронта, а друга и почитателя, и выражают они не точку зрения государства, а личное мнение автора. Но мнение это совпадает с ощущением многочисленных читателей и поклонников таланта бразильского прозаика.
Очевидно также, что подобная статья не могла быть написана ни в 1948, ни в 1951, ни в 1954 году: ее написал человек другой эпохи, эпохи "оттепели", которую автор этого термина предчувствовал уже в 1955 году. Как бы то ни было, Эренбург определил тенденцию восприятия творчества Жоржи Амаду в Советском Союзе. Достаточно сравнить названия статей об Амаду, написанных в начале 50-х годов: "Жоржи Амаду - прогрессивный бразильский писатель", "Отважный борец за мир", "Вдохновенное слово писателя-борца" и т.п.
– с названиями статей 1962 года, когда в СССР отмечалось 50-летие писателя: "Певец народа", "Далекий и близкий друг", "Наш друг Жоржи Амаду", "Тепло неутомимого сердца", "Певец Бразилии", "Наш друг Жоржи".
Таким образом, "рейтинг", говоря современным языком, Жоржи Амаду в Советском Союзе в 1951 - 1955 годах был очень высок: его ценит и всячески поощряет государство как видного деятеля международного коммунистического движения, верного друга СССР и основоположника метода соцреализма в Латинской Америке; его любят миллионы читателей за талант и национальную самобытность.
От Амаду ждут новых книг. Уже анонсировано продолжение трилогии: "Подполье свободы" оканчивается 1940 годом, в следующей части - "Народ на площади" - писатель должен рассказать о борьбе бразильского народа в годы второй мировой войны. А в третьей части - "Агония ночи" - о борьбе в наши дни.