Элси Динсмор
Шрифт:
Он вытащил носовой платок и вытер ей глаза.
— Теперь, — продолжал он, — сейчас же ешь свой ужин и не заставляй меня повторять тебе снова.
Элси старалась послушаться, но это было очень трудно, даже почти невозможно, и в то же время она сознавала, что отец наблюдает за ней.
Чувствуя, что все за столом также смотрят на нее, она думала: «Какая я противная девчонка! Ох, если бы только папа перестал смотреть на меня, и остальные бы забыли обо мне и занимались своим ужином, может быть, я бы смогла не плакать». Затем она вознесла безмолвную молитву о помощи, стараясь сдержать слезы
Элси была очень благодарна своей тете Аделаиде, которая обратилась к ее отцу с вопросом, и этим отвлекла от нее его внимание, а затем искусно заняла его до тех пор, пока девочка смогла взять себя в руки, хотя и относительно.
— Можно мне теперь пойти в свою комнату, папа? — спросила Элси еле слышным голоском, когда они поднялись из-за стола.
— Нет, — ответил он, беря ее за руку и выводя на веранду, где сам сел в кресло-качалку и зажег сигарету. — Принеси мне ту книгу, что лежит под диваном, — приказал он.
Она принесла.
— Теперь, — продолжал он, — принеси стульчик и поставь его возле моих ног, я посмотрю, поможет ли это уберечь тебя от проделок хотя бы часа два.
— Можно я возьму себе книгу, папа? — робко спросила она.
— Нет, — коротко ответил он. — Ты должна делать только то, что я тебе сказал, ни больше и ни меньше.
Она села по его распоряжению, личико ее было повернуто к нему, и старалась развлечься своими собственными мыслями, разглядывая выражение его лица, в то время как он читал. Он переворачивал страницу за страницей, увлекшись и не обращая на нее никакого внимания.
«Какой мой папа красивый!» — думала маленькая девочка, рассматривая его с нежным восхищением. Затем она вздохнула, и слезы опять задрожали на ее ресничках. Она уважала своего отца и любила его очень сильно, но неужели она никогда не получит в награду его симпатии? В ее сердечке была до боли звенящая пустота, которую ничто другое не могло заполнить... Неужели всегда будет так? Неужели ее страстная жажда любви никогда не будет удовлетворена?
«Ох, папа! Мой родной папа, неужели ты никогда не будешь меня любить? — ныло ее маленькое сердечко. — Ах, если бы я могла всегда быть хорошей, возможно, он полюбил бы... Но я так часто нехорошая! Всякий раз, когда он чуть-чуть добреет ко мне, я обязательно делаю что-нибудь, что раздражает его, и тогда все опять пропадает. Ох, как бы я хотела быть хорошей! Я постараюсь опять, очень, очень постараюсь. Если бы я могла забраться на его колени сейчас, и положить голову ему на грудь, обнять его крепко за шею и сказать ему, что я очень, очень сожалею, что всегда такая непослушная и выпустила его птичку...
А еще как сильно, ох, как сильно я люблю его! Но я знаю, что я никогда не смогу сказать ему об этом — я просто не знаю, как это выразить! Никакими словами я не смогу, я уверена. А если он простит меня, и поцелует, и назовет меня своей маленькой, любимой доченькой... Неужели он никогда не скажет мне таких слов? А может быть, я просто стану рядом с ним и положу свою голову ему на плечо, а он обнимет меня своей рукой, я буду такой счастливой!»
Элси повернула голову на громкое восклицание Анны и неожиданно вскочила на ноги и взмолилась взволнованным
— Папа, экипаж едет по улице, наверное, гости, пожалуйста, папа, пожалуйста, позволь мне уйти в мою комнату!
— Почему? — холодно спросил он, поднимая голову от книги. — Почему ты хочешь уйти?
— Потому что я не хочу их видеть, папа, — ответила она, опустив голову и густо покраснев. — Я не хочу, чтобы они меня видели.
— Ты обычно не боишься гостей, — ответил он тем же холодным тоном.
— Но они увидят, что у меня рука завязана, и спросят, что со мной случилось. О, папа, пожалуйста, разреши мне быстро уйти, пока они еще не зашли, — умоляла она, спеша скрыться от стыда.
— Нет, — ответил он, — я не позволю тебе уйти, это
будет для тебя наказанием за то, что ты встала с места, на котором я сказал тебе сидеть, без разрешения. Ты должна научиться слушаться меня во всем и при любых обстоятельствах. Садись, и чтоб больше не двигалась до тех пор, пока я не разрешу тебе уйти.
Не проронив ни слова, Элси села, но две горькие, обжигающие слезы скатились по ее пылающим щекам.
— Не о чем плакать, Элси, — сказал отец, — это только пожилой джентльмен, который приехал к твоему дедушке по делам и который никогда не замечает детей и, по всей вероятности не станет задавать тебе вопросов. Я надеюсь, что ты когда-нибудь научишься придерживать свои слезы до тех пор, пока для них будет серьезная причина.
Пока отец говорил, пожилой джентльмен остановил лошадей и вышел из экипажа. Элси увидела, что он был один, и вздохнула с большим облегчением, так как от страха почти не слышала, что говорил отец.
Прошло еще полчаса, а мистер Динсмор все еще сидел за чтением книги, не обращая внимание на Элси, которая не решалась ни заговорить, ни пошевелиться. Девочка постепенно стала дремать. Ей очень хотелось положить голову отцу на колени, но она не решалась проявить такую свободу.
Наконец ее сморило, и она бессознательно склонилась на него. Проснулась она от резкого голоса, произносящего ее имя:
— Ты устала и хочешь спать, поэтому, если хочешь, можешь идти в постель.
— Спасибо, папа, — ответила она, поднимаясь на ноги.
— Ну что еще? — спросил он, видя, что она колеблется,— говори, если хочешь что-то сказать.
— Я очень сожалею, папа, что была такой непослушной. Пожалуйста, прости меня. — Слова были произнесены очень тихо, со всхлипыванием.
— Будешь ли ты стараться не вмешиваться в мои дела впредь, и не плакать за столом, и не дуться, когда тебя наказывают? — спросил он холодным неприятным тоном.
— Да, сэр, я постараюсь всегда быть хорошей девочкой, — смиренно ответила она.
— Тогда я прощаю тебя, — ответил он, развязывая носовой платок с ее руки.
Но Элси все же медлила. Она словно не могла уйти без хотя бы маленького доказательства прощения и любви, хотя бы легкой ласки. Он посмотрел на нее с нетерпением.
— Еще что? — И в ответ на ее молчаливую просьбу ответил: — Нет. Я не поцелую тебя сегодня, потому что ты была ужасно нехорошей. Иди в свою комнату.
Тетушка Хлоя была напугана безутешностью скорби ребенка, так как девочка, вбежав в комнату, бросилась прямо в ее объятия, страстно рыдая и всхлипывая.