Элси Динсмор
Шрифт:
— Ой, как это здорово, папа! — радостно воскликнула она. — Мне так нравится учиться с тобой.
— Хорошо, тогда каждое утро мы час будет проводить вместе. Но разве у нас не будет гостей?
— Да, папа, почти полный дом, — с легким вздохом ответила она. — Персис, Ховарды, все Каррингтоны и думаю, что кто-то еще.
— А почему же ты вздыхаешь? Разве ты не думаешь, что тебе будет приятно с ними?
— Да сэр, я надеюсь, — с сомнением ответила она, — но когда их так много, и они долго будут здесь, то обычно все начинают ссориться, ты же знаешь, и это неприятно.
— Вот как! Когда же это маленькое нашествие приезжает? — спросил он.
— Некоторые из них завтра, нет, в понедельник, потому что завтра воскресенье.
— Чемоданы сейчас занести, сэр? — спросил слуга, заглядывая в приоткрытую дверь.
— Да, Джо, конечно.
— Ой, ты купил новый, да, папа? — спросила Элси, когда Джон принес чемодан, который она еще не видела, и в ответ на его жест подошла и тихонько села рядом с ним.
— Да, моя пташечка, это твой. Вот ключи, Джон, открой его. А теперь, дочка, подойди и посмотри, что ценного ты там можешь найти.
Повторять приглашения не пришлось, в ту же секунду она уже была на корточках возле открытого чемодана, горя нетерпением проверить его содержимое.
— Сначала сними крышку с коробки для шляпок, посмотри, что там, - предложил отец.
— Ох, папа, какая красивая! — воскликнула она, вытаскивая красивую бархатную шляпку, украшенную страусовыми перьями.
— Я рад, что угодил тебе. — И он надел ее ей на головку, с неподдельным восторгом созерцая ее редкую красоту. — Смотри, она точно подходит и очень идет тебе. — Затем, сняв, он положил ее опять в коробку и предложил смотреть дальше.
— Рождественский подарок я сохраню, — ответил он на ее немой вопросительный взгляд.
Элси опять повернулась к чемодану.
— Папочка, какой ты добрый! — И она посмотрела на него снизу вверх, почти со слезами восторга, вытаскивая одну за другой дорогие игрушки, каждую из которых она сопровождала радостными возгласами. Затем она вытащила несколько красивых платьев, некоторые из них были из тончайшей шерсти, другие из богатого шелка, все выполнены с особым мастерством, что говорило о его вкусе. Наконец она вытащила красивую бархатную пелеринку, отороченную дорогим мехом, которая очень гармонировала с ее чудесной новой шляпкой.
Он засмеялся и погладил ее по щеке.
— Мы должны померить эти платья, по крайней мере одно из них, — предложил он. — Потому что они все были выкроены по одному образцу, это было сделано по одному из твоих платьев, которое я взял с собой. Я предполагаю, что они все должны сидеть хорошо. Возьми вот это и отнеси твоей няне, попроси ее, чтобы она одела его на тебя, а потом придешь и покажешься мне.
— Ах, вот оно что? А я удивлялась, как ты мог заказать их на мой размер? — И Элси радостно выскочила из комнаты.
Через несколько минут она была уже опять здесь, окруженная красивыми шелковыми оборочками.
— Ага, кажется, подходит
Элси тревожно посмотрела на него.
— В чем дело? — спросил он.
— Я боюсь, что я буду думать о них в церкви, если надену их в первый раз туда.
— Фу! Какой вред это тебе принесет? Это просто щепетильность, Элси. Это единственное в тебе, что мне не нравится. Ну все, не смотри на меня таким расстроенным взглядом, мой птенчик. Я должен сказать, что постепенно ты от этого освободишься и будешь такой, как я хочу. Конечно, иногда даже я думаю, что ты уже становишься лучше в этом отношении.
Какую боль вызвали эти слова в ее маленьком сердечке! Неужели это на самом деле, она теряет чувствительность своей совести? На самом ли деле она меньше теперь боится огорчить своего Спасителя, чем раньше? Сама мысль вызывала у нее страдание.
Она опустила голову на грудь, и маленькие белые ручки конвульсивно сжались, а из груди ее вырвалась безмолвная искренняя молитва покаяния к Тому, чье ухо всегда открыто, чтобы слышать вопли своих детей.
Отец смотрел на нее в недоумении.
— В чем дело, солнышко? — И он нежно прижал ее к себе, отводя кудряшки с ее лица. — Почему ты выглядишь такой сокрушенной? Что я сказал, что могло так ранить тебя? Я не хотел быть резким и строгим, это совершенно необдуманная оплошность.
Она спрятала личико у него на плече и горько расплакалась.
— Это не то, папа, но, но...
— Но что, моя милая? Не бойся сказать мне, — ответил он утешающе. >
— О, папа! Я... Я боюсь, что я не люблю Иисуса так, как любила... — проговорила она сквозь всхлипывания.
— Ах, вот оно что?! Но тогда тебе не нужно больше плакать. Я думаю, что ты очень хорошая девочка, хотя и глупенькая, и я боюсь, что даже с нездоровой сознательностью.
С этими словами он посадил ее себе на колени, вы-
тер слезы и начал непринужденно разговаривать о чем-то другом.
Элси слушала и радостно отвечала, но весь вечер, он замечал, что, как только она оставалась с собой, нео- бычное выражение печали отражалось на ее лице.
«Что за странный ребенок! — рассуждал он с собой, глядя в огонь, после того как отправил ее спать. — Я не могу понять ее. Так странно, что я часто раню ее тогда, когда хочу угодить».
Что же касается Элси, она едва помнила свои новые одеяния, так взволнована была ее чувствительная совесть. Сердечко ее сжималось от боли при мысли, что она отступила от своего дорогого Спасителя.
Но Элси знала, что «если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, Праведника» (1 Иоан. 2:1). К Нему-то она и обратилась со своим грехом и печалью, она надеялась на прощающую всесильную кровь Иисуса Христа, «Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева» (Евр. 12:24). Таким образом, жало совести было удалено, и восстановлен мир. Скоро она мирно спала, как написано: «Возлюбленному Своему Он дает сон» (Пс. 126:2).