Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Я слышала это от пана Згерского, — с обидой ответила панна Малиновская. — А ведь он правая рука Сольского.
— Ах, вот оно что, пан Згерский! — протянула Мадзя. — Но это ложь, которая ставит меня в неловкое положение перед Сольскими и их родней. Я живу у Ады, пана Стефана вижу изредка, я должна стать учительницей в их школе. О боже, что вы со мной делаете! Никогда между нами о подобных вещах и речи не было и не будет.
— Дорогая моя, не говорите: не будет! — сказала панна Малиновская, обнимая Мадзю.
— Нет, не будет! — упрямо повторила Мадзя. — Пан Стефан должен жениться на Элене Норской.
Маня Левинская смотрела на нее с испугом, начальница — с удивлением. Наконец панна Малиновская озабоченно сказала:
— Дорогая панна Магдалена, идите в класс. Тут какое-то недоразумение, лучше не будем об этом говорить.
Мадзя холодно простилась с обеими и вернулась в класс, но через четверть часа вышла, чувствуя, что не владеет собой. Шепот, движение, самый вид девочек, сидевших за партами, так раздражали ее, что она боялась вспылить. Ей все виделась Маня на коленях, слышалось, как та называет ее «панной Магдаленой», а панна Малиновская, улыбаясь, величает «пани Сольской»…
— Вот и сбылись мои дурные предчувствия! — прошептала Мадзя, сбегая с лестницы. — Что теперь делать?
На улице она немного пришла в себя и решила прогуляться, чтобы совсем успокоиться.
Нечего дольше обманывать себя: все только о том и говорят, что она или любовница, или невеста Сольского!
Прослыть любовницей пана Стефана Мадзя не боялась: она была убеждена, что никто из знакомых этому не поверит. И потом никто не допустит мысли, что панна Сольская способна поддерживать дружеские отношения и жить под одной кровлей с любовницей брата.
Но как быть, если ее, Мадзю, подозревают в том, что она невеста Сольского, и уже давно подозревают, иначе чем объяснить внимание, каким ее окружили в пансионе, необычайную предупредительность Згерского, разговоры пана Арнольда, который ей, Мадзе, рекомендует машины американских и английских фирм! Наконец, эта сцена с Маней Левинской и слова панны Малиновской, разве не доказывают они, что даже самые близкие люди видят в ней будущую пани Сольскую?
Прогулка освежила ее, и все же Мадзя чувствовала, что у нее голова идет кругом. Что подумает о ней пан Стефан, который по ее просьбе помог стольким совершенно чужим для него людям? Не станет ли он презирать ее, она ведь советовала ему жениться на Эле Норской? Конечно, он вправе предположить, что это она, Мадзя, вызвала все эти сплетни каким-нибудь неосторожным замечанием. Тем более что поверили им прежде всего те люди, за которых она хлопотала перед Сольским.
«Что делать? Что делать?» — в отчаянии думала Мадзя.
Возвращаться в Иксинов нет смысла, прошло уже несколько месяцев, как она написала родным, что не будет открывать там пансион, так как получит школу при сахарном заводе. Значит, надо найти работу в Варшаве, но скоро каникулы и дело это нелегкое. Впрочем, бог с ней, с работой, у Мадзи еще есть несколько сот рублей. А вот как сказать Аде: «Я ухожу от вас». — «Почему?» — «Потому что меня считают невестой пана Стефана».
Одно из двух: либо Ада посмеется над сплетней, либо будет оскорблена. Но разве Мадзе можно с кем бы то ни было говорить об этом, не вызывая подозрений? Разве можно
Давно ли в Иксинове поговаривали, будто Цинадровский покончил с собой из-за нее? Заседательша, пожалуй, еще и теперь уверяет, что Мадзя толкала панну Евфемию в объятия Цинадровского и, уж во всяком случае, устраивала им свидания.
Безотчетно Мадзя пошла по направлению к дому Арнольдов и, очутившись у ворот, поднялась наверх. Именно в эти минуты ее почему-то тянуло к Элене.
Элена сидела в гостиной и весело болтала с пани Арнольд и Брониславом Корковичем. Мадзя смутилась, увидев эту картину, но панна Элена, как ни в чем не бывало, поздоровалась с ней.
— Хорошо, что ты пришла, милочка, — сказала Элена, — у меня к тебе дело.
Извинившись перед паном Брониславом, она увела Мадзю в свою комнату.
— Ты, верно, знаешь, — сказала она без околичностей, — что Казик не получил места на железной дороге, о котором говорил тебе.
— А что случилось?
— Старая история! Я дала ему денег взаймы, и у него пропала охота трудиться. Этот мальчишка просто отравляет мне жизнь! — воскликнула панна Элена. — Милая Мадзя, — продолжала она, — ты видишь Стефана чаще, чем я, намекни ему, пожалуйста, насчет работы для Казика. Брат, конечно, человек легкомысленный, но он самолюбив и уважает Сольского. Если Сольский устроит его у себя, ручаюсь, Казик возьмется за ум.
«И она о том же!» — с досадой подумала Мадзя.
— Дорогая моя, — сказала она Элене, — мне кажется, что тебе было бы удобней попросить за брата…
— Я тоже поговорю с Сольским, — прервала ее панна Элена, — но он недолюбливает Казика, и мне хотелось бы подготовить почву. Милая Мадзя, сделай это для меня. Ты чаще встречаешься со Стефеком, и потом ты так любишь Казика.
— Я? — покраснела Мадзя.
— Ну, ну, не отпирайся, мы кое-что знаем! — сказала панна Элена, целуя ее. — Только постарайся сделать это поскорее, я хочу поговорить со Стефеком в ближайшие дни.
«Слава богу, хоть она не считает меня невестой Сольского!» — с облегчением вздохнула Мадзя.
Панна Элена уже собралась вернуться в гостиную, но Мадзя ее остановила.
— Послушай, Эля… Извини, что я с тобой говорю об этом.
— О чем?
— Неужели ты думаешь, — продолжала Мадзя, — что пану Сольскому будет приятно исполнить твою просьбу, если он встретит здесь пана Бронислава?
— Э, дорогая моя! — рассмеялась Элена. — Какая ты еще наивная!
Она подтолкнула Мадзю к дверям, и обе вошли в гостиную.
Мадзя посидела ровно столько, сколько потребовалось, чтобы услышать от пани Арнольд о поразительных успехах Ады в спиритизме, а заодно собственными глазами увидеть, как влюблен в Элену пан Коркович и как искусно Элена разжигает его страсть, Мадзя ушла, негодуя на панну Элену, но ее страхи почти рассеялись.
«Видимо, сплетни о пане Стефане и обо мне не очень распространились, — думала она, — иначе они дошли бы до Эленки, и она не преминула бы уколоть меня. А может, и она кое-что слышала, но считает, что все это вздор, не стоящий внимания».