Эмансипированные женщины
Шрифт:
Хотя Мадзя была угнетена и тосковала, обязанности свои она выполняла по-прежнему. Каждый вечер проверяла тетради учениц, а днем готовила с ними уроки в пансионе. Но общение с людьми не успокаивало ее, а напротив, еще больше раздражало.
Если ученицы сидели в классе чинно, если начальница сердечней здоровалась с Мадзей, если в учительской кто-нибудь делал ей комплимент, она думала:
«Наверно, опять пошли сплетни, что я невеста».
Когда же какой-нибудь пансионерке случалось засмеяться погромче, или кто-нибудь из учителей пытался пошутить с Мадзей, или, вечно занятая, панна Малиновская на ходу кивала ей головой вместо того, чтобы
«Тебе? А тебе что за дело до пана Казимежа?»
«Нет, это мое дело, — мысленно отвечала Мадзя, — потому что вы презираете его так же, как и меня».
В таком настроении, верней, в таком расстройстве, для Мадзи было мучительно не только встречаться с людьми, но даже слушать философские рассуждения Дембицкого, единственного человека, которому она доверяла и чьи возвышенные взгляды озаряли светом ее душу.
Глава восьмая
Летний вечер
Как-то в начале июня Ада пригласила Дембицкого зайти вечерком потолковать о мире духов. Явился и пан Стефан, с виду более спокойный, чем все последние дни, и они уселись втроем на веранде. Ожидали прихода Мадзи, которая была на заседании женского союза.
Ада начала разливать чай из серебряного самовара.
— Ну как, — спросил брат, — тебе еще не наскучили спиритические сеансы?
Панна Сольская едва не ошпарила себе руки кипятком.
— Да как ты мог подумать такое? — воскликнула она. — Впрочем, твои шутки меня не удивляют. Я уверена, что, если бы ты ознакомился со спиритизмом хотя бы так, как я, в твоей жизни началась бы новая эра. И в твоей, и пана Дембицкого, и всего мира.
— Заметьте, пан Дембицкий, — вставил Сольский, — это говорит ученица Геккеля. Ох, уж эти мне женщины!
Дембицкий почесал затылок и уставился на сад.
Ада покраснела. Подав мужчинам чай, она налила и себе чашку и, стараясь обрести философское спокойствие, спросила:
— Случалось ли вам, друзья мои, думать о том разладе, который вот уже столетие царит между религией и наукой?
— Случалось, — ответил брат.
— Причина его в том, — продолжала Ада, — что наука не способна ответить на вопросы, связанные с миром духовным, а религиозные предания не согласуются с научными открытиями. Между тем спиритизм, благодаря общению с духами, устранил самую причину этого разлада. С одной стороны, он доказал, что души, покинув тело, продолжают существовать, а с другой — в результате общения со сверхчувственными существами, исправил многие ошибочные или неверно понятые религиозные предания.
— Ого! — удивился Сольский.
— Да, да, мой дорогой, — увлекаясь, продолжала Ада. — Почитай, например, труд Аллана Кардеса о «Книге Бытия», чудесах и пророчествах. Это тебе не библия! Тут и астрономия, и геология, и биология, и психология. Как остроумно он толкует чудеса Нового завета! А как снисходителен к легендам Ветхого завета, которые у современного человека вызывают только улыбку жалости.
Дембицкий прикрыл рот рукой, словно желая скрыть зевоту, и Ада с запальчивостью обратилась к нему:
— Вы не согласны, пан Дембицкий? Тогда я дам вам почитать Кардеса.
— Благодарю вас, — ответил Дембицкий, — но полное собрание сочинений Кардеса стоит в вашей библиотеке, которой, замечу кстати, меньше всего пользуются ее владельцы.
— Вернее, существенные нелепости! — воскликнула Ада.
— Женщины всегда любят крайности! — вставил Сольский.
Дембицкий поморщился и опять почесал затылок.
— Что же вы, панна Ада, называете в «Книге Бытия» нелепостями? — спросил он.
— А хотя бы то, что во второй день был создан небесный свод. Ты слышишь, Стефек? Что-то вроде потолка! Да еще, если угодно, то, что солнце и луна появились лишь в четвертый день, а свет был уже в первый день, — говорила Ада со все возрастающим раздражением. — В конце концов это не мое мнение, так думают все ученые.
Дембицкий покачивался на стуле и смотрел на темные деревья сада, на которые местами ложились зеленые пятна от горевшей на веранде лампы.
— Странное дело, — сказал он наконец, — как раз то, что ученые из лагеря панны Ады считают в «Книге Бытия» нелепостью, мне представляется наиболее удивительным…
— Вздором? — подхватила Ада.
— Нет, панна Ада. Любопытным и, главное, неожиданным комментарием к теории Лапласа о происхождении нашей планеты.
— Да что вы, право? Так ведь и я начну, пожалуй, удивляться, — вставил Сольский.
— По мнению Лапласа, — продолжал Дембицкий, — вся солнечная система представляла некогда гигантскую туманность, своего рода разреженное облако, имевшее форму каравая с поперечником более, чем в тысячу двести миллионов миль. Один оборот этой туманности вокруг своей оси продолжался примерно двести лет. Время от времени от нее отрывались меньшие облачка, которые, сгущаясь, образовали планеты: Нептун, Уран, Сатурн и другие. По теории Лапласа, земля при своем рождении тоже была таким шарообразным облаком и имела в поперечнике около ста тысяч миль. А что говорит библия о внешнем виде земли в древнейшие времена? Что земля была безвидна и пуста и тьма была над бездной… И это все. Представьте себе, пак Стефан, что вы стоите на поверхности этого газового шара и смотрите в направлении его центра, удаленного от вас на пятьдесят тысяч миль. Думаю, вы видели бы у своих ног страшную бездну.
— Вероятно! — пробормотал Сольский.
— Итак, в этом пункте противоречий нет, но дальше начинаются любопытные вещи, — продолжал Дембицкий. — В библии говорится, что земля вначале была темной, откуда мы могли бы заключить, что планета наша не была раскалена до степени свечения, как полагали Лаплас и геологи. По их мнению, было время, когда температура земли превышала две тысячи градусов, но, если верить библии, температура была ниже пятисот градусов. Об этом можно спорить, но сперва надо доказать, что это было не так. В этом вопросе «Книга Бытия» словно указывает геологам, в каком направлении надо вести исследования. Далее в библии говорится, что уже тогда на земле началась смена дня и ночи, то есть, согласно Лапласу, туманность земли начала вращаться вокруг своей оси.