Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика
Шрифт:
прежде всего конечного духа. Те, которые рассматривают сущность
природы как нечто лишь внутреннее и поэтому нам недоступное,
становятся этим на точку зрения тех древних, которые считали бога
завистливым; против этой точки зрения, однако, высказались уже
Платон и Аристотель. Что такое бог, — это он сообщает, это он открывает.
235
и ближайшим образом он открывает это именно посредством природы
и в природе. — Но, далее, недостаток или
состоит вообще в том, что он есть лишь нечто внешнее и, следовательно,
вместе с тем лишь нечто внутреннее, или — что то же самое — он
есть лишь нечто внутреннее и, следовательно, вместе с тем лишь нечто
внешнее. Так, например, дитя, как человек вообще, хотя и есть,
правда, разумное существо, но разум дитяти, как такового, есть сначала
нечто внутреннее, т. е. имеется в нем как задаток, предназначение
и т. д. Это же самое лишь внутреннее имеет для дитяти форму чего–то
лишь внешнего, предстоит ему как воля его родителей, знание его
учителя и вообще как окружающий его разумный мир. Воспитание
и образование ребенка состоит в том, что он, существовавший
сначала в себе и, следовательно, для других (для взрослых),
становится также и для себя. Разум, наличный в ребенке сначала лишь
как внутренняя возможность, осуществляется посредством
воспитания, и, наоборот, религия, нравственность и наука, которые
сначала рассматривались ребенком как внешний авторитет,
начинают сознаваться им как свое собственное и внутреннее. Так же, как
с ребенком, обстоит дело и с взрослым человеком, поскольку
последний, противно своему предназначению, остается в плену у
своего естественного знания и воления; так, например, хотя для
преступника наказание, которому он подвергается, имеет форму
внешнего насилия, оно на самом деле есть лишь проявление его
собственной преступной воли.
Из предшествующих разъяснений мы можем усмотреть, как
должны мы относиться к человеку, который в противовес малоуспешности
своих дел и даже достойным порицания деяниям ссылается на
внутреннюю сторону своего характера, которую следует–де отличать от
внешних его проявлений, на свои якобы превосходные намерения и
убеждения. В отдельных случаях может действительно оказаться, что
благодаря неблагоприятным внешним обстоятельствам благие
намерения и целесообразные планы терпят неудачу при попытке их
осуществления. Но, вообще говоря, и здесь существенно имеет силу
единство внутреннего и внешнего. Мы поэтому должны сказать: что
человек делает, таков он и есть, и лживому
сознанием превосходства своего внутреннего характера, мы должны
противопоставить евангельское изречение: «по плодам их узнаете их».
Это изречение справедливо прежде всего по отношению к религии и
нравственности, но затем оно приложимо также и по отношению к на-
236
учным и художественным достижениям. Что касается последних, то,
например, проницательный учитель, заметив в ребенке крупные
задатки, может высказать мнение, что в нем таится Рафаэль или Моцарт,
и результат покажет, насколько такое мнение было обосновано. Но
если бы бездарный живописец или плохой поэт утешались тем, что
внутри их душа преисполнена высокими идеалами, то это — плохое
утешение, и когда они выставляют требование, чтобы их судили не
по тому, что они дали, а по их намерениям, то такая претензия
справедливо отклоняется как пустая и необоснованная. Часто бывает также и
наоборот, а именно, что при суждении о других людях, давших нечто
хорошее и значительное, пользуются ложным различением; между
внутренним и внешним для того, чтобы утверждать, что это — лишь
их внешнее, внутренне же они стремятся к чему–то совершенно
другому, к удовлетворению своего тщеславия или других таких же
достойных порицания страстей. Это — воззрение зависти, которая,
будучи сама неспособной свершить нечто великое, стремится низвести
великое до своего уровня и таким образом умалить его. В противовес
этой точке зрения, следует напомнить о прекрасном афоризме Гёте, что
против великих достоинств других людей нет другого средства
спасения, кроме любви. Если же, далее, видя похвальные дела других,
говорят о лицемерии, чтобы свести их значение к нулю, то мы должны
против этого заметить, что хотя человек может в том или другом
отдельном случае притворяться и многое скрывать, он, однако, не может
скрыть своей внутренней природы вообще, которая непременно
проявляется в decursus vitae, так что также и в этом отношении можно
сказать, что человек есть не что иное, как ряд его поступков. В
особенности грешила в новейшее время перед великими историческими
личностями и искажала их истинный облик так называемая
прагматическая историография своим противным истине отделением внешнего
от внутреннего. Вместо того, чтобы удовлетвориться простым
рассказом о великих делах, совершонных героями всемирной истории, и