Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

Гегель Фридрих Георг Вильгельм

Эта последняя прежде всего должна быть выработанной: душа должна проявлять в ней свое господство над телом. Но не только образование или необразованность, но также, с одной стороны, небрежность, аффектированность, тщеславие, лицемерие и т. д., с другой стороны, привычка к порядку, скромность, рассудительность, чистосердечие и т. д. находят себе выражение в своеобразии походки; так что людей легко различить друг от друга по походке.

Впрочем, образованный человек отличается менее живой игрой мин и жестов, чем необразованный. Подобно тому как внутреннюю бурю своих страстей образованный человек подчиняет известному умиротворению, так же точно он и внешне соблюдает спокойную манеру держать себя и добровольному воплощению своих ощущений придает некоторую среднюю меру; тогда как необразованный человек, напротив, не имея власти над своим внутренним

{198}

существом,

думает, что он только обилием мин и жестов может сделать себя понятным для других. Но именно потому он и сбивается иногда на то, что начинает строить гримасы, приобретая таким образом комичный внешний вид, ибо в гримасе внутреннее чувство человека тотчас же делается совершенно внешним, и человек при этом каждому своему отдельному ощущению дает распространиться на все свое наличное бытие, следовательно — почти как животное — погружается исключительно в данное определенное ощущение. Образованному человеку нет надобности быть расточительным на мины и жесты; в своей речи он обладает ценнейшим и наиболее гибким средством своего выражения; ибо язык способен непосредственно воспринимать и передавать все видоизменения представления, почему древние впадали даже в противоположную крайность, заставляя своих актеров выступать с маской на лице, чтобы, таким образом, ограничиваясь этой неподвижной характерной физиономией, совсем отказаться от живой игры мин актеров.

Как рассмотренные здесь произвольные воплощения духовного благодаря привычке превращаются в нечто механическое, в нечто такое, что не нуждается уже ни в каком особом напряжении воли; так и, наоборот, некоторые из рассмотренных в

{§ 401}

непроизвольных воплощений того, что ощущает душа, могут осуществляться, сопровождаясь сознанием и свободой. Сюда прежде всего относится человеческий голос, который, превращаясь в язык, перестает быть непроизвольным обнаружением души.

Точно так же смех в форме высмеивания становится чем-то свободно порожденным. Наконец и вздохи являются не столько чем-то неизбежным, сколько скорее чем-то произвольным. — В этом и заключается оправдание того, что упомянутые выше проявления души находят свое рассмотрение на втором месте как по отношению к только ощущающей, так и по отношению к действительной душе. Поэтому в

{§ 401}

мы указали также и на то, что среди непроизвольных воплощений духовного бывают некоторые такие, которые приближаются к «патогномическому и физиогномическому», в свою очередь подлежавшим рассмотрению в

{§ 411}

, Различие между этими двумя определениями состоит в том, что патогномическое выражение относится более к преходящим страстям, тогда как физиогномическое выражение, напротив, относится к характеру, следовательно, к чему-то пребывающему.

Патогномическое, однако, становится физиогномическим, если страсти господствуют в человеке не преходяще, но постоянно. Так, например, длительная страсть гнева глубоко запечатлевается на лице человека; точно так же и ханжество постепенно отпечатлевается неизгладимо на лице и на всей осанке.

Каждый человек имеет физиогномический внешний вид, представляется на первый взгляд приятной или неприятной, сильной

{199}

или слабой личностью. Соответственно этому внешнему виду и создается по известному инстинкту первое общее суждение о других. При этом, однако, легко возможна ошибка, ибо упомянутый внешний вид с присущим ему характером непосредственности соответствует духу не вполне, а лишь в большей или меньшей степени, так что располагающая, как и нерасполагающая внешность может скрывать за собой нечто иное, чем то, что она заставляет предположить о себе с первого взгляда. Поэтому библейским выражением: «берегись того, кого бог отметил», часто злоупотребляют, и суждение, основанное на физиогномическом выражении, имеет поэтому ценность только непосредственного суждения, которое может быть одинаково и неистинным и истинным. На этом основании справедливо отказались от преувеличенного значения, которое придавали физиогномике раньше, когда Лафатер производил с ней свои чудачества и когда от нее ожидали величайшей пользы для пресловутого постижения людей.

Человека в гораздо меньшей степени можно узнать по его внешнему облику, чем по его поступкам. Даже язык подвержен судьбе одинаково служить как сокрытию, так и обнаружению человеческих мыслей.

{§ 412}

Материя в себе не имеет для души никакой истины; в качестве сущей-для-себя душа обособляется от своего непосредственного бытия и противопоставляет его себе в качестве телесности, не

оказывающей внедрению в нее души никакого сопротивления. Душа, противопоставившая себе свое телесное бытие, снявшая его и определившая его как свое, потеряла значение души, непосредственности духа. Действительная душа в своей привычке ощущения и своего конкретного чувства самого себя есть в себе для-себя-сущая идеальность своих определенностей, в своей внешности обращенная внутрь себя (erinnert), и бесконечное отношение к себе. Это для-себя-бытие свободной всеобщности есть более высокая степень пробуждения души в ее возвышении до «я», — абстрактной всеобщности, поскольку душа существует для абстрактной всеобщности, которая, таким образом, есть мышление и субъект для себя и притом определенно — субъект суждения, в котором «я» исключает из себя природную целокуп- ность своих определений, как некоторый объект, как некоторый внешний для него мир, и устанавливает отношение к нему, так что в этом внешнем мире оно есть это «я» и непосредственно рефлекти- руется само в себя, — а это и есть сознание.

Прибавление. Рассмотренное в обоих предшествующих параграфах внедрение души в свою телесность не является абсолютным, т. е. таким, которое полностью снимало бы различие души и

{200}

тела. Скорее природа все из себя развивающей логической идеи требует того, чтобы это различие осталось в силе. Кое-что остается поэтому в телесности чисто органическим, следовательно, изъятым из-под власти души; и притом так, что внедрение души в ее тело является только одной стороной этого последнего. Поскольку душа достигает чувства этой ограниченности своей силы, она рефлектируется в себя и выбрасывает из себя телесность как нечто ей чуждое. Через эту рефлексию в себя дух завершает свое освобождение от формы бытия, дает себе форму сущности и становится «я». Правда, душа, поскольку она есть субъективность и самост- ность, уже в себе есть «я». Однако для действительности «я» требуется больше, чем только непосредственная, природная субъективность души, ибо «я» есть такое всеобщее, такое простое, которое в действительности существует только тогда, когда оно само себя имеет своим предметом, когда оно уже стало для-себя- бытием простого в простом, отношением всеобщего к всеобщему.

Само к себе относящееся всеобщее не существует нигде, кроме как в «я». Во внешней природе, как об этом уже было сказано во введении к учению о субъективном духе, всеобщее только через уничтожение единичного бытия поднимается до высшего обнаружения деятельности своей силы и, следовательно, не достигает еще действительного для-себя-бытия. Точно так же и природная душа первоначально есть только реальная возможность этого для-себя-бытия. Только в «я» эта возможность впервые становится действительностью. В нем осуществляется поэтому пробуждение высшего рода, чем природное пробуждение, ограниченное лишь ощущением единичного, ибо «я» есть молния, насквозь пробивающая природную душу и пожирающая ее природность; поэтому в «я» идеальность природности, следовательно, сущность души, становится таковой для души.

К этой цели стремится все антропологическое развитие духа.

Оглядываясь здесь на это развитие, мы припоминаем, как душа человека, в отличие от души животного, остающейся погруженной в единичность и ограниченность ощущения, возвысилась над ограниченным содержанием ощущения, над содержанием, противоречащим ее — в себе бесконечной — природе, — как она идеально положила это содержание, — и в особенности в привычке сделала его чем-то всеобщим, приобретшим внутренний характер, целостным, некоторым бытием, — как таким-то именно образом она заполнила первоначально пустое пространство своего внутреннего существа некоторым, вследствие своей всеобщности сообразным с ней содержанием, и внутри себя положила бытие; как, с другой стороны, она преобразовала свое тело в отображение своей идеальности, своей свободы, и таким образом дошла до того, что стала существующим в «я», себя к самому себе относя- щим, индивидуально определенным всеобщим, некоторой от телесности освобожденной для-себя-сущей абстрактной целокуп-

{201}

ностъю. В то время как в сфере только ощущающей души наша самость проявляется в форме гения, в качестве некоторой, на на- лично-сущую индивидуальность только как извне и в то же время только как изнутри действующей силы; в это время на достигнутой таким образом ступени развития души наша самость, напротив, как было показано выше, осуществила себя в наличном бытии души, в ее телесности, и, наоборот, в себе самой положила бытие; так что теперь наша самость, или «я», в своем другом созерцает самое себя и есть это самосозерцание.