Энциклопедия русской пустоты
Шрифт:
– Да у них там труп лежал и болтал ногой!.. А петух?!
– О, петух тебя серьёзно напугал! – усмехнулась Юля, с ехидным уголком у рта. И тут же хлопнула Сеню по плечу. – Пошли, фантазёр!
И снова на ревущей лодке, снова бледноглазое озеро – с горизонтом сердитых хвой, валунов, болот без дна, с смутным лицом переправщика…
Когда они приблизились к дому – бабка с дочерью сидели на крылечке, перебирали картошку.
– Здравствуйте. – Юля слегка поклонилась. – Мы студенты, из фольклорной экспедиции.
– Бесёда эко хорошшо, – сказала бабка, отирая руки о фартук.
Юля скептически посмотрела по сторонам:
– А вы не против в доме поговорить? Просто ветер, а у нас микрофоны…
– А пусь ёго дует! Цё душегубица, когды вёдро глянь какая.
Соня вдруг резко захохотала, пряча смех под губами – и тут же смолкла. А Сеня с Юлей переглянулись, достали диктофоны и принялись за работу.
Получалось у Юли правда ловко. Свои вопросы она не то чтоб задавала – она как бы советовалась. Ну а бабка охотно рассказывала: про порчу, про заговоры, про травы какие-то… Но какую-то щепоточку, что-то самое важное – она неизменно припрятывала и заминала.
А Сеня толком и не слушал (это не люди! это не люди!): с отнимающимся дыханием, теребя пальцы, он взглядывал то на Юлю, то на Соню, – а большей частью не смотрел ни на ту, ни на другую и разглядывал шлявшихся у забора телят (и этот умиротворяющий запах коровьих лепёшек…).
– О! Гадания – это интересно! – продолжала Юля с азартом.
– А цё интересна, – бабка пожала плечами. – Катицца в лунну ноць по езёру, кладёшш на дно зырянки зерцало – да гленько. Вот и сё гаданье. Девкам смехом звати!
– Очень интересно! А теперь я хочу с Серафимой Петровной поговорить.
– Дак ушла она.
– А куда? Я догоню.
Сенька наклонился к Юле на ухо:
– Ты что делаешь? Он же покойница!
– Ну вот и будет интервью с ревенантом.
– Так нельзя же… беспокоить.
– Ты учёный или нет? – пихнула его Юля.
Тут к крыльцу вернулась Соня – в сарафане, с двумя фарфоровыми чашками – покачнулась вдруг и вылила обе Юле на руку. Та, вздыбясь, заорала (Сенька подскочил тоже) – и рванулась к раковине.
– Умывальник не лём, – сказала Соня равнодушно. – Тамо боцьки на грядцах.
Продолжая орать, Юля побежала за дом, – а Сеня так и стоял смятённым придурком. Вдруг – Любовь Маринишна веско цокнула и куда-то исчезла.
Они стояли вдвоём – секунду, две – в тишине: какой-то извечной, как бы сплетённой некими мастеровитыми пауками… Сенька всё ещё морщился, подрагивая и представляя эту обваренную руку (бедненькая!), а Соня как-то странно закусила губу и проговорила невинно:
– Пойдём на запольки.
– В смысле? – Он весь оторопел.
Соня не отвечала.
– Какие ещё запольки? – попробовал он опять.
А Соня молча взяла его за руку и поволокла.
Поволокла быстро, даже удивительно:
– Красиво, – проговорил Сенька, пытаясь совладать с комом в горле.
А Соня тихо, неторопливо, подошла вплотную – Сеня вжался в выцветшие доски, – огромно улыбнулась одной десной, наклонила голову к плечику, к другому и уставилась двумя безднами, надувая радостные ноздри. Затем она ласково взяла свою добычу за руки – и – набросилась в диком поцелуе.
Сеня сошёл с ума и провалился со всей страстью (и хватал её спину – как-то неловко и монотонно), но только Соня вдруг оторвалась, скинула лямки сарафана и подняла руки вверх, являя голые подмышки и остальное, Сеню вдруг передёрнуло – он отвернулся: уставился в поле.
– Я не могу так, – сказал он и смолк.
Соня посмотрела, не поняла и положила голову ему на плечо:
– Цюдной ты.
В желтизне квакали лягушки. Комары били прямо в лоб.
– Я Юлю люблю, – проговорил он, чуть путаясь в «л».
– Ну дак люби, – сказала Соня, носом в плечо.
– А она меня – нет.
– Ну дак не люби.
Сенька отдёрнулся и сделал несколько шагов – Соня села на корточки, обхватила коленки.
– К тому же, – заговорил он, как-то дрожа, – я тебя совсем не знаю… Мы не общались. Мы даже не гуляли!
Хмыкнув, Соня откинулась в траву – в этом скатанном сарафане, совершенная в наготе, она водила пальчиком по травинкам как дирижёр. Смущённый, Сенька заглянул в мельницу – разруха, гнилые доски, бурьян – и оглянулся: Соня так и лежала с голой грудью. Он резко подошёл к ней и попытался зачем-то надеть на неё лямки, но та выскользнула и снова растянулась в траве, блаженно растекаясь лицом.
– Ну какое у нас будущее, а? Ты же не поедешь со мной в Архангельск! – Он стоял над ней, руки строго в карманы.
Очень внимательно – Соня уставилась внезапно глаза в глаза: из женщины-женщины она вдруг сделалась маленькая девочка:
– Ты оногдысь тако вадиво говоришь, как бутто тебе цё-то интересна.
– Это называется «вопрос».
– Чешуя какая! Оно ж всё вмёсте лёжит. Нать только вдругорядь туда посмотрем – и всё понятно.
– Ну это ж вы, ведьмы – ведаете, – проговорил Сенька сквозь зубы.
Соня вскочила вдруг и схватила его как мягкую игрушку. То ли улыбаясь, то ли хмурясь, она что-то долго изучала в его лице и внимательно мяла руки (не отрывая жадного взгляда):