Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

В обоих случаях присутствует одинаковое — безымянное — обращение лирического героя к представителям власти: «Эй, постойте! Спрячьте крюк! / Да куда же, черт, вы?!» /3; 320/ = «Эй, как вас там по именам, — / Вернулись к старым временам?» [2061] ^{[2062] [2063] [2064] [2065]} /5; 396/, - а те являются профессионалами своего дела («кровопийства»): «Шустрый парень и знаток / Стукнул по колену, / Подогнал и под шумок / Надкусил мне вену» (АР-3-38) — «Он руку мне стянул жгутом, / Чтоб кровь не проходила. / Он дока, но и я не прост…» /5; 384/. Данная характеристика знакома нам по целому ряду произведений: «Говорили чудаки, / В деле доки, знатоки. / Профессионалы. / Будто больше мне не спеть, / Не взлететь, не преуспеть, — / Пели подпевалы» (АР-12-164), «Мне специалисты внушали пространно: / Гитара нарушит ненужный

покой» (АР-5108), «Стукнул, раз: специалист, видно по нему!» /2; 13/, «Он стратег, он даже тактик, словом — спец» /4; 216/, «Главный спец по демократам / Вдруг сказал мне: “Коля, врежь! / Выпей с бывшим дипломатом / За крушение надежд. / Сам я был на это падким, — / Молвил он и зарыдал, — / Сам за тягу к демократкам / В Будапеште пострадал”. <…> Но инструктор — парень-дока. / Деловой…»408 (интересно, что об инструкторе сказано «Молвил он», а о главвраче: «Он молвил, подведя черту…»).

2061

Сравним еще в некоторых произведениях: «Эй, вы бурые, — кричит, — светло-пегие!» (СЗТ-1-126), «Эй, кто там грозит мне? / Эй, кто мне перечит?» /4; 21/, «Эй! Против кто? Намнем ему бока!» /5; 229/.

2062

Вариант исполнения «Инструкции перед поездкой за рубеж» (Москва, у В. Высоцкого, запись для К. Мустафиди, 25.08.1974).

2063

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 13.

2064

Заметим, что если перо главврача ерзает, то так же будут вести себя и сам главврач, и его подчиненные, издеваясь над лирическим героем: «По мне елозят, егозят».

2065

Добра! 2012. С. 248.

Если в песне «Ошибка вышла» «все наготове — главный крут» /5; 395/, то и в «Моих похоронах» «они уже стоят, / Жала наготове! / Очень выпить норовят / По рюмашке крови» /3; 322/ (тот же мотив находим в «Балладе о любви»: «От лжи и зла, что вечно наготове / Порвать тугую тоненькую нить»; АР-2-182; а главврач как раз отождествляется с ложью и злом: «И озарился изнутри / Здоровым недобром» /5; 77/, «Не надо вашей грубой лжи!» /5; 381/). Поэтому «мне такая мысль страшна <…> Что вон они уже стоят, / Жала наготове!» = «И нависло острие. / В страхе съежилась бумага».

Если «самый сильный вурдалак», подвергая героя пыткам, «сопел с натуги, сплевывал», то «самый главный» врач, занимаясь тем же самым, «кряхтел, кривился, мок <…> А он зверел, входил в экстаз». В обоих случаях представлен мотив ража, в который входят представители власти, мучая свои жертвы (кстати, выражение с натуги также нашло отзвук в песне «Ошибка вышла»: «Но туже затянули жгут…»).

Если в «Моих похоронах» вурдалак «желтый клык высовывал», то песне «Ошибка вышла» лирическому герою «чья-то желтая спина / Ответила бесстрастно».

В первом случае герой говорит: «Вот мурашки по спине / Смертные крадутся», — а во втором у него «по телу ужас плелся» (да и в «Истории болезни он окажется на краю смерти: «Я лег на сгибе бытия, / На полдороги к бездне»).

В ранней песне «очень бойкий упырек / Стукнул по колену, / Подогнал и под шумок / Надкусил мне вену», а в поздней «все юркую чертовку ждут»409, «Как бойко ерзает перо, / Перечисляя что-то» /5; 373/4'0. Эта же характеристика встречается в «Письме с Канатчиковой дачи»: «Персонал больницы боек — / Глаз не сводит с наших коею/¹¹; в «Дорожной истории»: «Но на начальника попал, / Который бойко вербовал»; и в «Веселой покойницкой»: «Бойко, надежно работают бойни, — / Те, кому нужно, — всегда в тренаже! — / Значит, в потенции каждый — покойник, / За исключением тех, кто уже» /2; 517/. А бойня будет упомянута и в «Конце охоты на волков»: «Эту бойню затеял не бог — человек».

И в «Моих похоронах», и в «Истории болезни» лирический герой предстает, с одной стороны, абсолютно здоровым: «Здоровье у меня добротное» = «Я был здоров, здоров, как бык»; а с другой — слабым и болезненным: «Да где уж мне, ледащему, болящему, / Бить не во сне — по-настоящему?!» (АР-3-41) = «Я был и слаб и уязвим, / Дрожал всем существом своим» (сравним заодно мотивы холода и дрожи: «Я от холода дрожу» /3; 317/ = «Дрожу от головы до пят» /5; 392/). Поэтому, чтобы сбить с толку своих врагов, он «включает дурочку»: «Безопасный, как червяк, / Притворяюсь…» (АР-3-39) = «Прикинусь я, что глуп да прост» /5; 396/; и молчит: «Я молчу, а вурдалак / Со стаканом носится» (АР-3-39) = «Он вызнал всё, хоть я ему / Ни слова не сказал» /5; 373/, «Сухие губы — на замок» /5; 78/.

Но, наряду с этим, герой одинаково обращается к вампирам и врачам: «Да вы погодите, слышите, братцы, спрячьте крюк» [2066] ^{[2067] [2068] [2069] [2070] [2071] [2072]} = «Начальник, слышишь,

не вяжи» /5; 373/, «Мол, братцы, дайте я прочту» /5; 393/; и подумывает о том, чтобы врезать главному вурдалаку и главврачу: «Пусть мне снится вурдалак³ — / Может быть, сожму кулак: / В поддых и в клык, и в хрящ ему! / Но не по-настоящему…» (АР-3-40) = «А может, дать ему под дых, / И двери — на замок?» /5; 380/ (сохранился и зачеркнутый вариант, где герой все же ударяет врача: «Я было пнул его под дых»414). Однако терпит пытки молча: «Но я во сне перетерплю — / Я во сне воинственный» /3; 322/ = «Но я не извергал хулу, / Молчал, терпел, крепился» /5; 380/. Во сне же он терпел в стихотворении «Ядовит и зол, ну, словно кобра, я…» (1971): «И терплю, и мучаюсь во сне» /3; 51/. А «терпение молча» встретится в «Разбойничьей» (1975): «Стиснуть зубы да терпеть!».

2066

Цит. по: Мне есть что спеть…: Неопубликованные и малоизвестные стихи и песни Владимира Высоцкого / Сост. О. Алексеев. Чебоксары: ТОО «Посев», 1993. С. 66.

2067

Ср.: «Плевать, что снится ночью домовой» («Еще скажи спасибо, что живой»; АР-2-96).

2068

РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 15об.

2069

Москва, у Г. Вайнера, 21.10.1978.

2070

Москва, у К. Мустафиди, 07.01.1972.

2071

Париж, студия М. Шемякина, 24.03.1977.

2072

Хотя в черновиках он все-таки пытается напрячься: «Я все мускулы напряг — / Не сжимается кулак» (АР-3-38).

И в «Моих похоронах», и в медицинской трилогии герой сопротивляется мучителям: «А если кто пронзит артерию, / Я не примирюсь с потерею» (АР-3-39) = «Я не смирюсь и не утрусь»41⁵, «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку в пробирки!» /5; 399/, - так как они пронзают ему вены: «Подогнал и под шумок / Надкусил мне вену» /3; 83/ = «Зачем из вены взяли кровь? / Отдайте всю до капли!» /5; 398/. Однако в основную редакцию «Моих похорон» все же вошел «пораженческий» вариант: «Погодите — сам налью, — / Знаю, знаю — вкусная!.. / Нате, пейте кровь мою, / Кровососы гнусные!» (намерению «сам налью» соответствует обращение к врачам: «Бегите за бутылкой!» /5; 378/; да и в целом подобные настроения встречаются в черновиках песни «Ошибка вышла»: «Сейчас прочту и распишусь / Под каждою страничкой» /5; 381/, «Вяжите руки, — говорю, — / Для вас на всё готов!» /5; 390/). Поэтому в раннем исполнении «Моих похорон» герой саркастически называет вампиров «мои любимые знакомые»41⁶, а на одной из фонограмм «Истории болезни» прозвучит: «И все врачи со мной на вы, / И я с врачами мил»4^п.

Различие также состоит в том, что вампирам герой не сопротивляется, надеясь, что это всего лишь дурной сон, то врачам он уже оказывает сопротивление. Причем мотив пассивного ожидания встречается не только в «Моих похоронах», но и еще в одной песне, написанной в том же году. Проследим развитие этого мотива: «А сам и мышцы не напряг / И не попытался сжать кулак41⁸, / Потому что кто не напрягается, / Тот никогда не просыпается, / Тот много меньше подвергается / И много дольше сохраняется» («Мои похорона»), «Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так» («Песня конченого человека») — «Я сам кричу себе: “Трави!” — / И напрягаю грудь» («История болезни»), «Пора уже, пора уже / Напрячься и воскресть!» («Гербарий»).

Помимо того, что в первых двух песнях лирический герой «не напрягается», он еще и «не шевелится»: «Мне бы взять пошевелиться, но / Глупостей не делаю» = «Не шевелюсь, и нет намеренья привстать» (АР-4-151). К тому же он бездействует: «Так почему же я лежу, / Дурака валяю?» = «Лежу — так больше расстоянье до петли»; и ожидает скорую смерть: «Вот мурашки по спине / Смертные крадутся» = «Пора туда, где только “ни” и только “не”». Кроме того, в «Моих похоронах» и в «Диагнозе» используется одинаковая лексика: «Ну почему, к примеру, не заржу…» = «Если б Кащенко, к примеру, / Лег лечиться к Пирогову…».

Теперь вернемся к перекличкам «Моих похорон» с «Историей болезни»: «Еще один на шею косится» = «Мне обложили шею льдом»; «Нате, пейте кровь мою» = «В моей запекшейся крови / Кой-кто намочит крылья» /5; 404/; «Я чую взглядов серию» = «Я б мог, когда б не глаз да глаз…»; «Высунули жалы» = «Но иглы вводят»; «И кровиночка моя / Полилась в бокалы» = «И льют искусственную кровь»; «Нате, пейте, гады, кровь мою, / Кровососы гнусные!» [2073] ^[2074] = «Но чья-то гнусная спина / Ответила бесстрастно <.. > Колите, нате — сквозь штаны» (АР-11-40), «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/ (в первом случае герой говорит: «Нате пейте… кровь», — а во втором он уже протестует: «Мне кровь отсасывать не сметь»).

2073

Москва, у К. Мустафиди, 07.01.1972.

2074

Москва, у Высоцкого, запись для К. Мустафиди, ноябрь 1973.