Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Однако если в «Моих похоронах» герой только размышляет о том, чтобы прогнать вампиров: «Я ж их мог прогнать давно / Выходкою смелою», — то в «Памятнике» он уже предпринимает конкретные действия: «И шарахнулись толпы в проулки, / Когда вырвал я ногу со стоном / И осыпались камни с меня».

В «Памятнике» поэт с ужасом констатирует: «Вкруг меня полонезы плясали <.. > Стали хором кричать мои песни [2098] , / Позабыв разногласья и склоки, / И никто не сказал им: “Не сметь!”» /4; 260 — 261/, - а в «Моих похоронах» его отпевает хор вампиров, которые тоже начинают плясать от радости: «Вот завыл нестройный хор, / И наладил пляски / Кровопивец-дирижер / В траурной повязке» /3; 316/. Таким же образом ведут себя представители власти в «Песне-сказке про нечисть»: «Танцевали на гробах богохульники»; в черновиках «Баллады о манекенах»: «А он — исчадье века! — / Гляди, пустился в пляс» /4; 370/;

в «Пятнах на Солнце»: «А там другой пустился в пляс, / На солнечном кровоподтеке / Увидев щели узких глаз / И никотиновые щеки»; в черновиках «Мистерии хиппи» и «Набата»: «.Добывайте деньги в раже, / А добыв — пускайтесь в пляс» (АР-14-125), «Всех нас зовут зазывалы из пекла / Выпить на празднике пыли и пепла, / Потанцевать с одноглазым циклопом, / Понаблюдать за Всемирным Потопом» /3; 408/; и в «Пожарах»: «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей. / Их отблески плясали в два притопа, в три прихлопа».

2098

Другой черновой вариант: «Стали радостно петь мои песни» (АР-5-135), — напоминает аллегорическую «Охоту на кабанов», где с таким же азартом охотники убивают кабанов: «Будто радостно бил в барабаны / Боевой пионерский отряд».

Не менее интересна следующая перекличка между «Моими похоронами» и «Памятником»: «А умудренный кровосос / Встал у изголовия / И очень вдохновенно произнес / Речь про полнокровие» /3; 83/ = «Встал меж ног и, держась за мизинец, / Разродился приветствием-тостом / И хвалу нараспев произнес» /4; 261/.

Если в «Моих похоронах» «речь про полнокровие» произнес «самый сильный вурдалак», то в черновиках «Памятника» — «скульптор и каменотес», который уже упоминался в «Песне конченого человека» (1971), где автор также говорил о своей посмертной судьбе: «Не знаю, скульптор в рост ли, в профиль слепит ли» /3; 348/. А характеристика этого скульптора в «Памятнике» («Он мне ровно по щиколку ростом» /4; 261/) напоминает описание противника лирического героя в шахматной дилогии и песне «Передо мной любой факир — ну, просто карлик'.»'. «Я их держу заместо мелких фраеров», «Я его фигурку смерил оком»; а также — описание толпы из других произведений: «Лилипуты, лилипуты, — / Казалось ему с высоты» /3; 217/, «Нас обходит на трассе легко мелкота. / Нам обгоны, конечно, обидны, / Но мы смотрим на них свысока. Суета / У подножия нашей кабины» /4; 68/.

Теперь сравним ситуацию в «Моих похоронах» с черновиком «Песенки про мангустов» (также — 1971): «Очень бойкий упырек <…> Яду капнули в вино <…> Высунули жалы» = «Раньше острые стрелы пигмеи / Клали в яд: попадет — и ложись» (АР-4-136) («упырек» = «пигмеи»; «яду» = «яд»; «жалы» = «острые стрелы»). Эти же пигмеи упоминаются в шахматной дилогии: «Я его фигурку смерил оком»; в «Сказке о несчастных лесных жителях»: «Сам Кащей <…> стал по-своему несчастным старикашкою»; в «Прыгуне в высоту»: «Два двадцать у плюгавого канадца»; и в «Памятнике»: «И строитель шикарных гостиниц / (Он мне ровно по щиколку ростом) <.. > Разродился приветствием-тостом / И хвалу нараспев произнес» /4; 261/. Точно так же нараспев беседовал с героем «главный спец по демократам, бывший третий атташе»: «В выраженьях точных, сжатых / Инструктировал, как пел. / Он на этих демократах, / Говорит, собаку съел» («Инструкция перед поездкой за рубеж»; БС-17-17) [2099] .

2099

Сравним еще в песне А. Розенбаума (1982): «Мне лел-нашептывал начальник из сыскной, / Мол, заложи ты их, зачем ты воду мутишь? / Скажи, кто в опера стрелял, и ты сухой, / А то ты сам себя на полную раскрутишь».

Подобный сарказм по отношению к представителям власти (в завуалированной форме) встречался также в «Лукоморье»: «Здесь и вправду ходит кот, как направо — так поет, / Как налево — так загнет анекдот»; в черновиках стихотворения «Я юркнул с головой под покрывало…», где про статую В. Мухиной «Рабочий и колхозница», бывшую символом советского государства, сказано: «Уперся он — та пела, но серчала» (АР-16-183); в начальной редакции «Палача», где этот палач уговаривал лирического героя: «Посчитаем ночь за три, / Споем, отдохнем» (АР-16-188); в посвящении «“Антимиры” пять лет подряд…»: «Но голос слышится [И словно музыка]: “Так-так-так”, - / Неясно только, чей, — / Просмотрит каждый ваш спектакль / Комиссия врачей, ткачей и стукачей» (АР-2-68); и в черновиках «Райских яблок»: «С криком “В рельсу стучи!” словно благовест

спели бичи» (АР-3-158).

В последней цитате «бичи» являются помощниками власти: «Засучив рукава, пролетели две тени в зеленом, / С криком “В рельсу стучи!” пропорхнули на крыльях бичи» /5; 176/, «Кто-то ржавым болтом, поднатужась, об рельсу ударил, / И как ринутся все в распрекрасную ту благодать!» [2100] .

Приведем свидетельства бывших заключенных: «Рядом с проходной стоит столб с перекладиной, на которой подвешен кусок рельса. Тут же большой болт. Утром и вечером в одно и то же время надзиратель, а если ему лень, то нарядчик из заключенных, бьет болтом по рельсу. Заслышав звон, дневальные в землянках оповещают о подъеме или отбое» [2101] ; «Так к отбою звонят в лагерях, / Ржавой рельсой над зоной бряцая» (Вадим Делоне. «Ветер красной играет листвой…», 1975).

2100

Московская область, пос. Опалиха, на даче у Бабека Серуша, декабрь 1979.

2101

Горшков В.В. Мне подарили мою жизнь // Поживши в ГУЛАГе. Сборник воспоминаний. М.: Русский путь, 2001. С. 297.

Поскольку в «Райских яблоках» «бичи» выполняют поручения власти — лагерного начальства (приказывают стучать в рельсу), — то они наделяются чертами самой власти, которая способна летать: «…пропорхнули на крыльях бичи» = «Вдруг в окно порхает кто-то / Из постели от жены», «Дух сегодня очень занят: / Крылья к ночи починяет» («Песня про плотника Иосифа»; АР-4-60, 62). Помимо святого духа, можно вспомнить Черномора из «Лукоморья больше нет», беду из посвящения Ю. Любимову («Лиха беда, настырна и глазаста, / Устанет ли кружить над головой?») и родственные образы тощего грифа, стервятника и ворона.

Заметим, что беда, настырно кружащая над головой, напоминает действия агентов КГБ в стихотворении «Копошатся — а мне невдомек…» (1975): «Подступают, надеются, ждут, / Что оступишься — проговоришься». Такими же настырными выведены противники лирического героя в «Сентиментальном боксере» и в шахматной дилогии: «Но он пролез — он сибиряк, / Настырные они!» /1; 200/, «Он даже спит с доской — настырность в нем» (АР-9-162).

А «.две тени в зеленом», которые «пролетели» мимо лирического героя в «Райских яблоках», — это и есть те самые «бичи», которые «пропорхнули на крыльях» (точно так же и в «Горизонте» эти тени пролетали мимо него, чтобы сбить с пути: «Но то и дело — тень перед мотором: / То черный кот, то кто-то в чем-то черном»).

Кроме того, в строке «С криком “В рельсу стучи!” словно благовест спели бичи» встречается знакомый нам прием совмещения советских (лагерных) и христианских реалий, в результате чего власть саркастически наделяется божественными свойствами. Вспомним «Побег на рывок»: «И осенили знаменьем свинцовым / С очухавшихся вышек три ствола», «Псы покропили землю языками / И разбрелись, слизав его мозги» и т. д.

Раз уж зашел разговор о «Райских яблоках» (1977), перечислим важные параллели между этой песней и «Моими похоронами».

В обоих случаях лирический герой выражает одинаковое удивление при виде вампиров и лагерной зоны: «Сон мне снится — вот те на!» = «Вот те на — прискакал: пред очами не райское что-то» (АР-3-166); «Гроб среди квартиры» = «И среди ничего возвышались литые ворота».

Соответственно, вампиры ведут себя точно так же, как и ангелы (лагерные надзиратели), а лирического героя пробирает дрожь: «Я от холода дрожу <.. > Сплю во сне, а вурдалак / Со стаканом носится» /3; 317 — 318/= «Херувимы кружат, ангел окает с вышки, озноб» (АР-3-158) («вурдалак… носится» = «херувимы кружат»; «дрожу = «озноб»).

Но самое интересное, что «умудренный кровосос» и «самый сильный вурдалак» обнаруживают буквальные сходства с «апостолом Петром»: «Престарелый кровосос…» (АР-13-38) = «И апостол-стиарик…» [2102] ; «Крикнул главный вурдалак: / “Всё! С него довольно!” <…> И почетный караул / Для приличия всплакнул» /3; 316 — 317/ = «…он над стражей кричал, комиссарил» (СЗТ-2-371); «Сопел с натуги, сплевывал» = «И кряхтел, и ворчал».

2102

Ср. также с советским анекдотом: «Какой самый фешенебельный в мире дом для престарелых?». — «Кремль».