Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Тот же дельфин вручил профессору план по освобождению пациентов психбольниц и ультиматум (на случай, если план не будет выполнен):
Союз всего разумного, что есть в океане, предлагает человечеству в трехдневный срок провести следующие меры:
1. Ввести сухой закон для научных работников.
2. Закрыть все психиатрические клиники и лечебницы^07
3. Людей, ранее считавшихся безумными, распустить с почестями.
4. Лечебницы отдать под школы.
Но и сам герой-рассказчик за некоторое время до этого тоже представил свой план, касающийся пациентов психушки: «А вот мое завещание. <…>
Да здравствует международная солидарность сумасшедших, единственно возможная из солидарностей!
Да здравствует безумие, если я и подобные мне — безумны!
И да здравствует всё, что касается всего, что волнует и утешает!»
В первом случае — «Союз всего разумного, что есть в океане». А во втором — «Международная солидарность сумасшедших».
И формальная противоположность этих союзов (разумные — сумасшедшие) здесь нивелируется, поскольку речь идет
Герой-рассказчик сравнивает врачей с фашистами: «Искололи всего, сволочи, иголку некуда сунуть. <.. > Они всё могут заставить, изверги! Немцы в концлагерях, убийцы в белых халатах, эскулапы, лепилы…» /6; 25/, - так же как и один из дельфинов, под которым вновь угадывается сам автор: «Все дельфины-белобочки сбились в кучу и, громко жестикулируя — нет, жестикулировать, собственно, им зачем? — громко крича, на чистом человеческом языке, ругали его, профессора, страшными словами, обзывали мучителем людей, т. е. дельфинов, и кто-то даже вспомнил Освенцим и крикнул: “Это не должно повториться!”» /6; 29/.
Интересно также, что герой-рассказчик говорит про себя и других людей: «А мы? Откуда мы? А мы — марсиане, конечно, и нечего строить робкие гипотезы и ис- [2158] [2159] подтишка подъелдыкивать Дарвина» /6; 36/ (как и в стихотворениях начала 70-х годов: «Эврика! Ура! Известно точно / То, что мы — потомки марсиан. / Правда, это Дарвину пощечина: / Он — большой сторонних обезьян» /3; 479/, «Я загадочный, как марсианин» /3; 160/, «Мы — марсиане средь людей»; АР-14-126), — но то же самое он скажет в концовке повести о дельфинах и китах, которые освобождают пациентов психбольницы (а значит, и его самого): «Это они, они! Те, кто пришел очистить мир для тех, кто прилетит. Отдать под школы! А может, это они и прилетели» /6; 47/. В такой же маске выступает лирическое мы в «Мистерии хиппи»: «Мы — как изгои средь людей, / Пришельцы из иных миров», — и в «Марше космических негодяев»: «Ведь когда вернемся мы, по всем по их законам / На Земле пройдет семьсот веков».
2158
Какв пеене «ЭЭ, шофер, везз — Бутырский хутто…» и в «Марше кксмическихнееоддее»: «Пьем зз то, чтоб не осталось по России больше тюрем, / Чтоб не стало по Россйй лагерей!», «На Земле бояться
2159
нечего — / На Земле нет больше тюрем и деосцое».
Я буду жаловаться завтра. Зачем завтра?! Сегодня же напишу Косыгину…
Начиная с лета 1968 года, Высоцкий действительно неоднократно писал письма в советские властные структуры по поводу его травли в печати.
Я не могу спать. Нельзя спать, когда кругом в мире столько несчастья…
В несколько измененном виде эта мысль войдет в стихотворение «Вот в плащах, подобных плащ-палаткам…» (1975): «Я сказал: не из-за бед не спится. / Вру я, что на беды наплевать» /5; 355/ (в основной редакции: «Мне не спится и не может спаться — / Не затем, что в мире столько бед, / Просто очень трудно оклематься, / Трудно, так сказать, реаниматься, / Чтоб писать поэмы, а не бред»»), — что напоминает «Балладу о борьбе» (1975): «Только в грезы нельзя насовсем убежать: / Краткий век у забав — столько боли вокруг!».
Мотив бессонницы встречается также в стихотворениях «Машины идут, вот еще пронеслась…» (1966), «Я бодрствую, но вещий сон мне снится» (1973) и «Общаюсь с тишиной я…»(1980): «Проснуться и встать, если мог бы я спать / И петь, если б не было вьюги», «Не спится мне… Но как же мне не спиться!», «Не сплю — здоровье бычее»; в «Песне автозавистника» (1971): «Так полегчало — без снотворного уснул!»; и в стихотворении «Короткие, как пословицы, и длинные от бессонницы…» (1968).
А реплика героя-рассказчика: «Отстать? Что? Заговорил! Вы, мол, идете вверх по лестнице — к выздоровлению, то есть. А наш удел — катиться дальше вниз? Шиш вам» (АР-14-58), — вновь напоминает слова лирического героя: «Мне говорят, что я качусь все ниже, / А я — хоть и внизу, а все же уровень держу» («Реальней сновидения и бреда…», 1977), «Но слабеет, слабеет крыло, IЯ снижаюсь всё ниже и ниже» («Романс миссис Ребус», 1973), «Некуда мне выше-можно только ниже» («За меня невеста…»; вариант исполнения [2160] [2161] ), «Разбег, толчок… Свидетели паденья / Свистят и тянут за ноги ко дну» («Прыгун в высоту», 1970), «Нас тянет на дно, как балласты» («Марш аквалангистов», 1968), «Нас вертела жизнь, таща ко дну» («Марш космических негодяев», 1966).
2160
Москва,
2161
Францев Ю. Коммунизм и свобода // Великие идеалы коммунизма. М.: Издание газеты «Правда», 1962. С. 177.
Кроме того, в словах «Вы, мол, идете вверх по лестнице — к выздоровлению, то есть» пародируется коммунистическая риторика: «Историки тщательно изучат и опишут каждую ступень той лестницы, по которой мы поднимаемся вверх. Весь переход к коммунизму будет для человечества скачком из царства необходимости в царство свободы»509.
Нянечки — прекрасные женщины. Они — не бабы, они — женщины. Одна мне сегодня сказала: «Красавчик ты наш». <…> Какой я красавчик: у меня гены и хромосомы изуродованы
ЛСД (это я прочитал в «Огоньке» [2162] ).
Через несколько лет после этого Высоцкий напишет песню «Тот, который не стрелял», где лирический герой будет характеризовать свои отношения с «нянечками» следующим образом: «Ходил в меня влюбленный / Весь слабый женский пол: / “Эй, ты, недостреленный, / Давай-ка на укол!”».
В повести герой-рассказчик говорит, что у него «гены и хромосомы изуродованы ЛСД» (транслитерация английской аббревиатуры LSD — lysergic acid diethylamide, — наркотическое вещество, вызывающее галлюцинации).
2162
В конце 60-х Высоцкий действительно любил читать журнал «Огонек»: «Я буду целый день решать кроссворды, / Листая свой любимый “Огонек”» («Про второе “я”», 1969; АР-4-139). По словам Всеволода Абдулова, Высоцкий «любил кроссворды» (Абдулов В. «Я не был с Володей полный круиз…» / Записала Л. Симакова // Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1994. № 13. С. 8). А на одном из концертов он предварил исполнение «Песенки про йога» таким комментарием: «В популярном журнале “Огонек” писали о том, что один йог прошел по водам. Вернее, хотел пройти по водам, но он позвал журналистов, но не прошел по водам, утонул. Вернее, погрузился. Вот. Но он сказал, что у него там расчеты, в чем-то очень маленькая ошибочка вышла, но он обязательно пройдет. Так что для йогов ничего невозможного нет. Они всё могут делать» (Москва, ЦНИИ связи, 15.11.1970). Более того, Высоцкий посещал редакцию этого журнала (вероятно, с целью напечататься), о чем свидетельствуют рукописи нескольких стихотворений, сохранившиеся на бланках с печатью: «Редакция журнала “Огонек”» (АР-2-18, 22, 24).
Очевидно, что эти уколы являются метафорой насилия власти (ср. с электродами, вживленными в дельфинов). Позднее данный мотив встретится в черновиках «Письма с Канатчиковой дачи»: «Нас врачи безбожно колют, / Подавляют нашу волю», «Привязали всех и колют» [2163] (процитируем также стихотворение «Я сказал врачу..»ив песню «Погоня»: «Мне колят два месяца кряду», «Колют иглы меня, до костей достают»).
Сюда примыкает еще несколько буквальных перекличек между повестью и «Письмом с Канатчиковой дачи»: «Ах, какое неприятное состояние. Лечение, тоже мне!» /6; 44/ = «Тоже нам — лечить взялись!» (АР-8-46) (этот же оборот встречается в «Песне самолета-истребителя» и в «Марафоне»: «Эх, тоже мне — летчик-ас!», «Тоже мне — хорош друг, — / Обошел меня на круг!»); «Доктор, отпустите меня с богом!» (АР-14-54) = «Отпустите на два дня!» (АР-8-49); «Врачи — изверги» /6; 35/ = «Развяжите, полотенцы, / Иноверы, изуверцы!» /5; 135/.
2163
Добра! 2012. С. 248. Уколы в психушках действительно имели своей целью подавить волю человека к сопротивлению: «В лагерях политзеки тоже сидели в жутких условиях, там были и ледяные карцеры, и голод, но всему этому можно сопротивляться, собрав силу воли. А нейролептики волю и сознание разрушают в нуль. В политлагерях постоянно проводились голодовки, в СПБ [спецпсихбольницах] голодовка известна только одна, и то потому, что о ней вовремя смогли сообщить на волю и за границу. Попытки были. Тогда голодающего привязывали к койке и кололи аминазином и галоперидолом. И через неделю он уже делает все, что ему говорят, потому что вообще не соображает, что делает» (Виктор Давыдов: «Институт Сербского является “освенцимским вокзалом”» / Записал Г. Морев, 29.04.2015 //Перепечатано в кн.: Морев Г. Диссиденты. М.: ACT, 2017. С. 314).
Старый барабанщик, старый барабанщик,
Старый барабанщик крепко спал.
Новый барабанщик, новый барабанщик,
Новый барабанщик настучал.
Тот проснулся, перевернулся
И три года потерял.
А новый барабанщик, новый барабанщик
Барабан его забрал.
Это просто так. Я - вообще не поэт, я… Кто я? Что я? Зачем я? [2164] Жизнь, какая же ты все-таки сволочьР [2165]
2164
Сравним в стихах: «Куда я, зачем? — можно жить, если знать» /1; 264/, «Что искать нам в этой жизни? / Править к пристани какой?» /5; 221/. Тот же мотив — у Маяковского в поэме «Человек» (1916–1917): «Куда я, зачем я?».
2165
Такое же настроение встречается в рассказе «Плоты» (1968): «А жизнь нашу и неудовлетворенность, из-за которой по ночам на реку хочется, а не в постель, — проклинаю» /6; 50/, - и в «Охоте с вертолетов»: «Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал».