Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
В привычном для себя ключе Высоцкий переделывает детский стишок (по аналогии со сказочными сюжетами), вкладывая в него личностный подтекст: в образе старого барабанщика выводит себя, а в образе нового — советскую власть.
Сюжет этого стихотворения впоследствии послужит своего рода сценарием, по которому будет развиваться «Притча о Правде», о личностном подтексте которой говорилось и в этой главе, и в предыдущей:
а) «Старый барабанщик крепко спал» —> «И легковерная Правда спокойно уснула, / Слюни пустила и разулыбалась во сне».
б) «Новый барабанщик настучал» —> «Дескать, какая-то мразь называется Правдой, / Ну, а сама пропилась, проспалась догола».
в) «Тот проснулся, перевернулся / И три года потерял» —> «Духу чтоб не было — на километр сто первый / Выселить, выслать за двадцать четыре
г) «А новый барабанщик <…> барабан его забрал» —> «Выплела ловко из кос золотистые ленты / И прихватила одежды, примерив на глаз, / Деньги взяла и часы, и еще документы, / Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась».
В таком же духе реализован конфликт поэта и власти в другом стихотворении, включенном в монолог главного героя: «Она парила по перилам, / Она мудрила и юлила, / Она грозила и сулила, / Она — Долила, / Но убила / Она Самсона — / Был он сонный» /6; 38/. И тут же дается расшифровка подтекста: «Долила — это несправедливость, а Самсон — это я». Власть вновь представлена в образе несправедливости, которую олицетворяет собой главврач: «Я стал немного забывать теорию функций, ну, да это восстановимо. Врач обещал… Врёт, наверно» /6; 23/, «Мне будут делать инсулин, что лучше есть и спать. <…> Говорят, у меня был шок [2166] . И доктор говорит, а раз он говорит — значит, неправда» /6; 44 — 45/. А в «Притче о Правде» власть была персонифицирована в образе Лжи, и поэтому Правда говорила: «Ложь это всё…».
2166
Имеется в виду инсулиновый шок, возникающий вследствие введения в организм больших доз инсулина. Часто применялся в советских психушках: «Инсулиновый шок с потерей сознания (уничтожает целые участки мозга, снижает интеллект, память тоже пропадает)» (Новодворская В.И. По ту сторону отчаяния. М.: Новости, 1993. С. 65); «Человек теряет сознание и медленно умирает. Нас заставляли умирать ежедневно с 8 утра до 12 дня. <…> Каждый день дозу вводимого инсулина нам увеличивали. Потеря сознания начиналась дней через пять, когда доза инсулина в уколе достаточно возрастала. Эта потеря сознания называлась инсулиновым шоком. В среднем, каждому больному врачи прописывали по 30 шоков. Однако не каждый шок шел в счет, а только — “глубокий шок”, когда человек уже ничего не чувствует и похож на труп» (Ветохин Ю.А. Склонен к побегу. США, 1983. С. 245 — 246). Не исключено, что самому Высоцкому тоже довелось пережить инсулиновый шок, о чем он и написал от лица своего персонажа.
Соответственно, и герой повести, и Правда ненавидят ложь: «Я не терплю завещаний, они все фальшивые, особенно политические…» /6; 38/ = «Ложь это всё, и на Лжи одеянье мое!». Но вместе с тем оба умоляют своих мучителей отпустить их на свободу: «.Доктор, отпустите меня с богом! <…> Отпусти, молю, как о последней милости» (АР-14-54, 56) = «Голая Правда божилась, клялась и рыдала».
Если Правду выслали на 101-й километр, то и герой-рассказчик предполагает такое же развитие событий: «В 10 — отбой, и не положено разговаривать. <…> Как заговорил, так — вон из Москвы» /6; 32/.
А в свете тождества дельфинов в океанариуме с пациентами психиатрической больницы возникают следующие параллели. Профессор-ихтиолог «про дельфинов гадости рассказывает» /6; 45/, а Правду «обзывали дурными словами». Также и другие работники океанариума называли дельфинов «неразумными тварями» /6; 24/, а в «Притче» читаем: «Дескать, какая-то мразь называется Правдой…».
Что же касается образа Самсона, в котором выступает герой повести в стихотворении «Она парила по перилам…», то он свидетельствует о его мощи и силе (вспомним образы Гулливера, Геракла и штангиста в поэтических произведениях). А об убившей его Долиле, то есть о советской власти, сказано, что «она грозила и сулила». Это тот самый метод «кнута и пряника», о котором идет речь в «Деревянных костюмах» и в песне «Мне судьба — до последней черты, до креста…»: «И будут вежливы,
А в самом начале стихотворения «Она парила по перилам…» заключен мотив «летучести» власти (вспомним образы «святого духа» из «Песни про плотника Иосифа», Черномора из «Лукоморья» и другие).
Концовка же этого стихотворения: «Но убила / Она Самсона — / Был он сонный», — содержит отсылку к вышеупомянутому стишку «Старый барабанщик крепко спал…», где барабанщика также обокрали во сне, после чего ему дали три года тюрьмы. Кроме того, во сне Ложь обокрала Правду («И прихватила одежды, примерив на глаз. / Деньги взяла и часы, и еще документы»), после чего ее выслали на 101-й километр (а в самом начале повести сказано, что Долила «Самсона уложила» /6; 22/; и именно так поступит Ложь в «Притче о Правде»: «Грубая Ложь эту Правду к себе заманила: / “Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег”»);, во сне арестовали лирического героя в песне «Мать моя — давай рыдать»: «Открыли дверь и сонного подняли»; во сне убили главного героя «Песенки про Кука»: «И вовсе не было подвоха или трюка, / Вошли без стука, почти без звука, / Пустили в действие дубинку из бамбука, / Тюк прямо в темя, — и нету Кука!». Здесь же следует вспомнить характер смерти самого Высоцкого: он действительно умер во сне…
Теперь вернемся к началу повести: «Одна старожила доложила, что Самсона уложила. Долила его подсторожила, взвалила металломеч, поносила, поголосила и убила Дездемону». Маска сумасшедшего позволяет Высоцкому скрыть личностный подтекст этих строк, но в свете сказанного он расшифровывается без труда. Поскольку Долила является олицетворением власти, ее действия напоминают поведение Быка Минотавра из стихотворения «В лабиринте»: «Долила его подсторожила, взвалила металломеч, поносила, поголосила и убила Дездемону» = «Злой Минотавр в этой стране / Всех убивал. / Жертвы свои он в тишине / Подстерегал» /3; 154/.
Продолжим анализ повести.
Герой-рассказчик употребляет выражение «Эврика!» (то есть «Нашел!»):
Там психи едят и чавкают. Не уверяйте меня, именно — чавкают и вдобавок хлюпают. Ага! Эврика! Несмотря на разницу в болезнях — шизофрения, там, паранойя и всякая другая гадость, — у них есть еще одно, вернее, два общих качества. Они все — хлюпики и чавчики.
Это выражение часто использует и лирический герой Высоцкого, выступающий в разных масках: «Эврика! Ура! Известно точно / То, что мы — потомки марсиан» /3; 479/, «Эврика! Нашел — вот признак первый, / Мной замеченный: / Те, кто пьют, — у тех сплошные нервы / Вместо печени» (АР-3-202), «“Эге! Ха-ха! О, эврика!” — воскликнул Кокильон» /4; 372/.
В том же 1973 году, когда была написана «Баллада о Кокильоне», лирический герой сетовал: «За новые идеи платят деньги, / И больше нет на “эврику” надежд» («Я не успел»), — и тогда же Высоцкий выступил с концертом в ленинградском клубе-магазине «Эврика».
Сегодня произошел возмутительный случай, который потряс меня с фундамента до основания, подобно ашхабадскому землетрясению в 49 г. и ташкентскому в 66 — 67 гг.
Один выздоравливающий больной написал главному врачу заявление. Вот текст его — привожу дословно и построчно:
Я, нижеподписавшийся, Соловейчик Самуил Яковлевич, армянин по национальности, а если хотите, и не армянин, возраста 43 лет, 12 из которых я отдал Вам, уважаемый друг, торжественно и в присутствии понятых заявляю, что:
1) давление мое колеблется всегда в одних и тех же пределах 1230 — 1240 км2/сек
2) пульс мой — 3 — 3,5 порсек в час
3) РОЭ — 12 мегагерц в раунд
4) моча — всегда фиолетовая
5) претензий нет.
В связи со всем вышенаписанным, считаю себя наконец здоровым и абсолютно, но, слышите, абсолютно нормальным. Прошу отпустить меня на поруки моих домочадцев, выписанных вами вчера из этой же больницы (Вы ведь ни разу не дали нам увидеться), и горячо любимых мною, надеюсь — взаимно.