Эпоха последних слов
Шрифт:
— Бойня! — истошно зарычали безумные, пропитанные черной ненавистью голоса в глотке Аргрима. — Хаос! Беспрерывное кровопролитие! Великое жертвоприношение!
— Кому?
— Темной Госпоже. Когда мы с братьями пробудились, это привлекло ее внимание. И теперь она жаждет… развлечений. Крови и зрелищ.
— Как всегда.
— Она их получит. Некому остановить нас. Ты стар, слаб, одинок, а о твоих хозяевах давно ничего не слышно. Когда Госпожа насытится, она в необозримой милости своей дарует нам вечный
— Вы предупредили об этом своих верных слуг? Несчастный чародей, тело которого ты используешь, знает, что его ждет?
— Догадывается. Мы ничего не скрываем от наших инструментов, ибо только истинно преданные, готовые ко всему, достойны носить печать Химеры. Они веками поклонялись ей, скрываясь от остального мира, невыносимого в своем светлом высокомерии, и заслужили немного настоящей силы. Однако, когда наступит время для всеобщей пляски смерти, мы отправим их танцевать. Так будет интереснее.
— Растите, как бойцовых псов, на верную гибель?
— По крайней мере, мы не кормим их невыполнимыми обещаниями. Я ведь слышал ваш разговор от первого до последнего слова. Что это было? Ложь. Ложь. Ложь.
— Я пытаюсь спасти их.
— Как?
— Просто даю им надежду.
— Зачем?
— Чтобы спокойно встретить ночь, им обязательно нужно знать, что наступит утро. Так уж они устроены. И, коли на то пошло, ваше великое представление провалится, если у них не будет, за что воевать.
— Они станут драться за выживание. Как всегда. Как и каждый день на протяжении тысяч лет. «Умри ты сегодня, а я завтра» — вот единственный закон, которым руководствуются смертные.
— Вы с братьями слишком долго пробыли под землей.
— А ты слишком долго притворялся одним из них. Поверил в собственные сказки. Жалкий, никчемный старик. Что ты станешь делать, когда Темная Госпожа пожрет твоих друзей?
— Сражаться.
Тварь, жившая в Аргриме, снова расхохоталась.
Лес редел, земля стала ровной, чистой, и Вольфганг прекратил беспокоиться о копытах лошадей. Первое время, пока они продирались через нехоженые заросли, его голова была полна мыслей о корнях и корягах, ломающих тонкие, хрупкие на вид ноги. Это помогало отвлечься от невеселых дум: о брате, непонятном старике, Погонщиках Теней и ночных кошмарах. Но теперь насущные проблемы отодвинулись на второй план, вновь уступив место сердечной боли. Как назло, Харлан продолжал сыпать вопросами о случившемся на дороге. Выручал рыцаря глухой, но болтливый гном.
— Так значит, старик сказал вам, что впереди засада? — спрашивал торговец.
— Ага, — важно кивал Скалогрыз. — Выходит, эта, и говорит, мол, впереди того… засада, понимаешь.
— А вы ему сразу поверили?
— Ась?
— Поверили ему сразу?!
— Дык
— А почему?
— Старику.
— Я спрашиваю, почему?!
— Что почему?
— Поверили!
— Ну ведь отчего хорошему человеку не верить. Приятный, понимаешь, такой старикан. Чокнутый слегонца. Усищи длиннее твоей руки.
— Ну?
— Зуб даю.
— Ладно. Значит, он предупредил, что впереди засада, и велел ехать сюда?
— А ты сообразительный! — фыркнул Скалогрыз. — Я тебе об этом уже два часа толкую.
— И что нам здесь делать?
— Ждать. Определенно, ждать.
— Чего?
— Ну, ведь… у моря погоды.
— Ушедшие Боги, да ответишь ты нормально или нет?!
— Дык кабы знал, что отвечать, уж не тянул бы! Я не больше твоего во всем этом разумею, мил человек. Беседовать дедок изволил с мастером Вольфом, а тот, вишь, не особенно общителен сейчас. Я же и половины не понял из того, о чем они говорили. Глуховат, понимаешь, на одно ухо.
Вздохнув, Харлан замолчал.
Почва под копытами лошадей становилась все тверже. Дубы вокруг сменились редкими могучими соснами, длинные корни которых бугрились по камням, сжимая их мертвой хваткой. Высоко над кронами синело небо, чистое, глубокое, едва тронутое белыми разводами облаков. Впереди виднелись голые серые холмы — самая северная оконечность Арганайского горного хребта. Считалось, что это были владения эльфов, но они никогда не появлялись здесь, брезгуя невзрачными, безжизненными скоплениями скал. Одного взгляда на иззубренные, заостренные вершины, на каменистые слоны, изрезанные кривыми трещинами, хватало, чтобы понять нежелание Старшего Народа осваивать свои северные рубежи.
— Нас должны встретить, — сказал Вольфганг, хмуро осматривая открывшуюся картину. — Где-то здесь.
— Здесь? — Харлан скривился, словно откусив от лимона. — В самой заднице мира?
— Протестую! — взвился гном. — Это не задница, это пятка.
— Глянь-ка, — проигнорировал его торговец, указывая куда-то вдаль. — Стервятники.
Действительно, в небе, на расстоянии примерно в час пути, над чем-то, скрытым скалами, медленно кружили полчища черных птиц.
— Что это значит? — спросил гном.
— Ой, ничего хорошего, — протянул Харлан. — Зря мы все-таки сюда сунулись.
— А над пожарищем плачут вороны, — пробормотал Вольфганг слова из древней песни. — А над пожарищем черный дым…
— Кстати, насчет дыма, — купец тронул его за плечо. — Посмотри туда.
На некотором отдалении от скоплений стервятников из-за нагромождений серого камня поднимались клубы такой же серой гари, скошенные напором ветра.
— Предлагаю вернуться на тракт, — сказал Харлан. — Потому что тут нам явно нечего делать.