Эпоха последних слов
Шрифт:
Рихард вздохнул и двинулся вперед по тропе — в ту сторону, где еще не отпечатались его следы. Он решил не думать о происходящем. Любая дорога рано или поздно заканчивается, и эта тоже наверняка приведет его куда-нибудь.
Полоса песка тянулась сквозь дебри, мимо необычайно высоких, сплошь увитых лианами деревьев, мимо непролазных колючих кустарников, над которыми то тут, то там поднимались статуи, полуразрушенные и поросшие мхом. Иногда путь преграждали поваленные стволы, полные крупных черных муравьев. Груды изрубленных доспехов и поломанного оружия на обочинах становились все больше. Они состояли
В беспросветной зеленой мгле леса постоянно двигались смутные, едва различимые силуэты, хрустели кусты под чьими-то тяжелыми шагами, и рыцарь все время чувствовал на себе настороженные неприветливые взгляды. Он не тратил силы на то, чтобы рассмотреть тварей, наблюдающих за ним, не отвлекался от основной задачи. Идти. Шаг за шагом, век за веком приближаться к неведомой цели. Ведь не просто же так его притащили сюда. Порой он оборачивался, но лишь для того, чтобы посмотреть на оставленные следы, чтобы убедиться в их — и своей — реальности.
Буйно разросшиеся кроны деревьев смыкались над тропой, не давая солнечному свету проникнуть внутрь, но и без того здесь было очень жарко. Пот градом лился по спине и шее Рихарда, сочащийся влагой воздух с трудом покидал легкие, и в конце концов силы оставили молодого рыцаря. Он медленно брел, опустив глаза, едва переставляя ноги, стараясь сберечь последние крупицы огня, разожженного искрами орочьих барабанов.
Однажды, спустя целые эпохи, когда боль в левом колене стала нестерпимой, он застонал и поднял голову. Песчаная тропа впереди выбегала на обширную болотистую поляну, заросшую камышом и высокими пестрыми цветами. Посреди поляны возвышался холм, на котором…
Не может быть.
Об этом он слышал. Читал. Знал.
Каркасом сооружения служил огромный скелет неизвестного чудовища — возможно, дракона или гигантского василиска. Ребра и остатки крыльев образовывали стены, а усеянный острыми пластинами хребет был чем-то вроде конька крыши. Конструкцию скрепляли многочисленные ржавые цепи, увешанные несчетным количеством более мелких скелетов: людских, орочьих, эльфийских и гномьих. Черепа бесстрастно таращились в пространство, равнодушно встречали яркий солнечный свет, больше не способный ослепить их.
Костяной шатер.
— Не может быть, — пробормотал Рихард вслух, и звук собственного голоса словно бы разбудил его, вернул из пустоты в этот, пусть и не совсем реальный, мир. — Он же ушел. Ушел вместе с остальными… не может быть.
Забыв о боли в колене, разрываемый ужасом и восторгом, рыцарь поспешил к шатру. Что бы ни скрывалось внутри, оно ждало его.
Он поднимался к свету, и чем прозрачнее становилась тьма вокруг, тем больше он знал о себе. Сначала пришло имя. Вольфганг. Так его звали. Потом появилось еще одно. Рихард. Брат. Тот, кто может спасти или погубить мир. Вслед за этим знанием ворвалась боль, а вместе с ней и воспоминания.
Воспоминания
Но что-то произошло в это невероятно прозрачное мгновение, отозвалось в сознании болезненным ощущением струны, лопнувшей на самом сложном аккорде. Пространство вокруг Гыра вспыхнуло вдруг бледным синим светом, очертив полусферу, закрывшую собой не только толстого орка, но и всех, кто находился на расстоянии двух вытянутых рук от него. До Вольфганга и Костолома этот призрачный щит не дотянулся, и рыцарь непременно погиб бы, но зеленокожий великан, сориентировавшись в последние доли секунды, рванул его вслед за собой под прикрытие колдовской преграды.
Синий свет гасил смерть. Стрелы бились об него, словно о каменную стену, ломались, разлетались, сыпались на землю беспомощными обугленными обломками. Видно было, как тяжело дается Гыру это чудо: он словно бы поднимал и удерживал над землей не невесомое пламя, а самый настоящий стальной щит в несколько шагов шириной. Вздулись жилы на плечах и шее, скрипели стиснутые клыки, из правого уха мелкими капельками сочилась кровь.
Победные вопли наверху сменились испуганно-изумленными. Потом наступила тишина, и Вольфганг на какое-то мгновение даже подумал, что враги отступили. Но всего через три или четыре удара сердца понял свою ошибку. Они и не думали отступать, просто перегруппировались и пошли в атаку.
Рыцарь пробился сквозь воспоминания и открыл глаза. Это движение сразу отозвалось глухой болью в висках и затылке. Он несколько раз моргнул и приподнял голову, еще не до конца осознавая, где находится. Рядом с ним, озабоченно заглядывая ему в лицо, сидел Ыр Костолом. Орк лишился устрашающих палиц и цепей, на запястьях его могучих рук, покрытых запекшимися порезами, остались светлые полосы. Сглотнув, Вольфганг спросил:
— Что случилось?
Орк бросил взгляд в сторону, и оттуда донесся знакомый голос:
— Очухался, братишка? Слава Крому!
Скалогрыз. Вольфганг приподнялся на локтях, повернулся. Гном расположился на низкой деревянной лавке и выглядел даже хуже, чем обычно. Левая рука его висела на перевязи, а на правой скуле темнел внушительного вида синяк. Когда сапер ухмыльнулся рыцарю, стало видно, что его зубы тоже понесли серьезные потери.
— Здорово, вояка! — сказал Скалогрыз. — Мы уж думали, ты все, отлечил свое.
Рядом с гномом сидела эльфийка. Элли. Так ее зовут. Пламенная Ладонь, или что-то вроде того. Симпатичная. Она грустно улыбнулась Вольфгангу и тут же отвела взгляд. У ее ног возился Червяк, как никогда грязный и взлохмаченный.