Эпоха последних слов
Шрифт:
Время дернулось и вернулось в привычное русло.
Вольфганг утер пот со лба, спросил:
— А где старик?
— Хм. — Смотри-в-Оба начал озираться. — Не вижу. Тут и спрятаться-то негде. Сдристнул небось. Да и слава Гранитным Предкам. Не стариковское это дело — в драки ввязываться.
— Бездна! Кто-нибудь видел его? — почти закричал Вольфганг.
В ответ только недоуменные взгляды и пожимания плечами.
— Ладно, разберемся, — заворчал Хельг. — Ырушка, давай-ка спустимся, вытащим камешек. Сдюжишь?
— Попробую! — прогудел Костолом.
— Отлично. Если горячий, не переживай. Тебя рыцарь наш в дороге подлечивать будет, ххе-ххе…
Орки принялись сползать в воронку. Вольфганг
— Сигмунд! — позвал он, сложив ладони рупором. — Эге! Сказочник!
Тишина. Только доносятся сзади подбадривающие сентенции Хельга:
— Эх, поднажми! Еще! Раз-два, взя-а-али! Раз-два, взя-а-али!
Неужели Синеус снова ушел? Срезал, мать его, тайными тропами. Вокруг только скалы: серые, молчаливые, древние. Что-то произошло со стариком, но кто даст ответ. Слева, за острым, изящно изогнутым выступом, виднелась сложенная из каменных блоков стена башни. Показалось, или там действительно слегка шевельнулись тени?
Вольфганг направился туда. Осторожно. Медленно. Опустил на землю кадило, снял с пояса скипетр, так и не очищенный от крови и прилипших волос. Шаг за шагом. Поскрипывали сапоги, с хрипами вырывалось наружу дыхание. Услышит ли его приближение тот, кто прячется в башне? Сказочник ли это? Или один из чужих ловцов укрылся тут? Может, засада?
Рыцарь обогнул выступ скалы. Башня возвышалась перед ним низкой бочкообразной развалиной, необитаемой уже не один десяток лет. Обвалившиеся зубцы, обрушившиеся перекрытия, расползшийся по стенам мох. Черный прямоугольник входа. Вряд ли там вообще кто-то есть. Просто показалось.
Он шагнул внутрь, сжимая скипетр обеими руками, готовый нанести удар и сразу выскочить наружу. Здесь было темно и сыро, дневной свет едва проникал сквозь щели в потолке. Но его хватило, чтобы различить движение впереди. Громоздкий, неясный, смутно угадываемый силуэт.
— Стоять! — сказал Вольфганг. — А ну…
— Ты ищешь старика? — раздался голос из мрака. — Сигмунда Синеуса?
Знакомый голос. Изменившийся, зачерствевший, но узнаваемый.
— Да.
— Он умер. Не выдержало сердце. Я должен был предвидеть…
— Сердце? А где тело?
— Здесь. Прости меня, Вольфганг, сын Франца, внук Роберта и брат Рихарда. Мне не хотелось так долго держать тебя в неведении.
— Во имя Ушедших Богов, что происходит?! Кто ты? Где Синеус?!
— Вот он. Вот я.
Силуэт впереди двинулся и вышел на свет, оказавшись вдруг совсем близко, прямо перед Вольфгангом. Палладин не успел даже отшатнуться. Тьма сгустилась, оформилась в высокую двухголовую фигуру, стоявшую вплотную к рыцарю, у которого перехватило дыхание от открывшегося зрелища. Ведь на него в упор смотрели две потрескавшихся деревянных маски. Одна золоченая, вторая — из красного дерева.
Глава IV
В первых рядах
— Кажись, счас еще повалят, — сказал Хельг Смотри-в-Оба и шумно высморкался. — Слышь, наверняка уже все пустоши в курсе, где мы и как мы.
— Ничего, — ответил Вольфганг, стараясь, чтобы злой сарказм в голосе был не слишком заметен. — Главное, до ночи продержаться, а там отдохнем.
Гном сарказма не уловил и покачал головой:
— Боюсь, в эту ночь отдохнуть не придется. Ради такой добычи ублюдки пойдут на все. Вот увидишь, им уже сейчас наплевать на любые соглашения.
Рыцарь кивнул и вытер со лба
В левой руке Вольфганг держал кадило, беспрерывно исторгающее зеленый дым. Каждый в их маленькой армии знал, что они до сих пор не погибли только благодаря этому вонючему, едкому дыму. Как только закончится целебный порошок, никакое воинское искусство, никакая первобытная мощь, никакие железные кистени или пороховые ружья не спасут их: мелкие порезы, незначительные, но кровоточащие раны изгрызут плоть, непрерывный бой отберет силы, измучает тела, и однажды их непробиваемая защита дрогнет, рассыплется. Первыми погибнут старуха и мальчик. Просто потому, что Вольфганг не успеет перехватить очередного оборванца, вооруженного мясницким тесаком или сделанной из косы пикой. Просто потому, что Скалогрыз промахнется, или заряды для аркебузы, целый мешок которых болтался сейчас на его поясе, все-таки подойдут к концу. Следующей умрет Элли, странная эльфийка, совсем не похожая на тех своих сородичей, что похитили Рихарда — обладающая миловидным, даже, пожалуй, красивым по человеческим меркам лицом, не умеющая творить волшебство, молчаливая и не таящая в себе ни капли высокомерия. Просто в очередной раз, когда вместо потока пламени ее посох произведет пару жалких искр, некому будет отразить удар ятагана, направленный в ее бритую голову.
Потом настанет черед Скалогрыза и Харлана. Глухой сапер и торговец вымотаются раньше остальных. Оба привычны к дракам, прекрасно управляются с оружием, но первого рано или поздно подведет недостаточный слух, а второго — отчетливо заметный под курткой живот и седина в черной бороде.
Останутся четверо, у которых будет шанс продержаться и спастись. Но они его не используют, потому что не смогут оставить камень. Хельг ни за что не откажется от такой редкой и богатой добычи, Ыр и Гыр не покинут Хельга, а Вольфганг не сойдет с единственной тропы, ведущей к брату. Тем более, сейчас, когда знает, какие силы и существа оказывают ему поддержку. Проклятая старость Синеуса, проклятое больное сердце, не способное выдержать долгий бег. Сам Аргус, двухголовый бог ночных кошмаров и волшебства, заперт в старой, разрушающейся башне — заперт не замками и не засовами, а всего лишь чистым дневным светом. До наступления темноты он не сможет прийти им на помощь. Проклятое упрямство Хельга, во что бы то ни стало стремящегося увезти метеорит сразу заказчикам. Проклятый запрет Аргуса рассказывать о нем. Если бы Вольфганг сумел убедить Смотри-в-Оба остаться на месте, существо, таящееся в развалинах, помогло бы им продержаться, одолело бы любых врагов. Но он не сумел. Он даже не предпринял второй попытки.