Эрика

Шрейн Марта Албертовна

— Ну, конечно, слушался. Он у нас замечательный! — ответила Адель.

— Из Ледяного Дворца привез я ему подарки — вот эти замечательные коньки, две клюшки и спортивный костюм. А еще две коробки конфет и зефир, — говорил Дед Мороз, вытаскивая из мешка пакеты.

— А Эрике что? — спросил с любопытством мальчик.

— А твоей сестре, конечно же, туфельки, новое платье и украшения к нему.

— Я посмотрю! — закричал Альберт.

— Нет, сначала она должна их увидеть. А кстати, где она?

— Эрика с молодежью Новый год встречает. Дед Мороз, положи ее подарки сюда, на столик. Она придет и увидит их, — сказала

Адель.

— Ну, а ты можешь меня порадовать и рассказать стихотворение про зиму? — спросил Дед Мороз, обращаясь к мальчику, восхищенно разглядывающему новенькие коньки.

— Мороз и солнце, день чудесный! — звонко начал Альберт. — Еще ты дремлешь, друг прелестный. Пора, красавица, проснись! Навстречу утренней Авроре, Звездою севера явись… — заспешил малыш.

— Ну, молодец, — похвалил Дед Мороз. — Только ты не сказал, чьи это стихи.

— Александра Сергеевича Пушкина, — уверенно ответил Альберт.

— Дедушка Мороз, садись с нами чай пить, — пригласила Адель.

— Что вы! — замахал руками Дед Мороз. — Разве можно мне предлагать горячее? Я тогда растаю, и будет большая лужа. А как же остальные дети? Я должен к ним поспешить.

Альберт от души захохотал, представляя себе, как вместо Деда Мороза на полу останется только лужа. Дед Мороз ушел, а минут через пятнадцать собрались гости. Альберта отправили спать. Голос одного из гостей показался ему удивительно знакомым. Он слегка приоткрыл дверь. Разговаривал дядя Эдуард.

— Может, это он наряжался Дедом Морозом? — подумал малыш, засыпая.

* * *

Надя, которая периодически делала уборку в доме Гедеминовых и у художника, была честной, в меру верующей женщиной, но, как все простые люди, безмерно любопытной. Всеми своими умозаключениями она делилась со своей фронтовой подругой Нюрой. Вообще–то они поддерживали отношения, о которых говорил поэт: «От делать нечего друзья». Надя жила одна. Замуж после войны ее так никто и не взял. Подросла молодежь, и оставшиеся в живых фронтовики как взбесились. Женились только на молоденьких, а женатые под любым предлогом оставляли семьи и тоже искали помоложе. «Компенсация за страдания в войну» — называли они свои действия. В народе же это называлось просто: «Кобели и сучки гуляют». И женщины постарше люто ненавидели молодых. Они распускали о них сплетни, заранее передавая их своим мужьям в самом «жаренном» виде, пытаясь вызвать в них отвращение к тем особам, на которых их мужья положили глаз. Но почему–то получалась все наоборот. Мужчины искали острых ощущений.

Обе фронтовые подруги — и Надя, и Нюра, работавшая комендантом в женских общежитиях, — часто собирались за столом, чтобы выпить, вспомнить молодость и своих кавалеров. Каждый из кавалеров клялся, что если доживет до Победы, то женится именно на ней и оставит жену.

Надя влюблялась периодически в очередного бравого офицера штаба, где она работала телефонисткой. Нюра в любовь не верила. И жила легко и просто, в надежде на то, что и после войны она не будет одна. Пусть они возвращаются к своим женам — все равно обязательно придут к ней, чтобы вспомнить военное время. Нюра ошиблась. Вспоминать ходили к другим, молодым, потому что им можно было бесконечно придумывать новые истории о своих подвигах, вызывая восхищение.

Теперь, спустя годы после, войны подруги на чем свет стоит ругали своих бывших поклонников, и на этом тема исчерпывалась, хотя обе все же надеялась

выйти замуж за какого–нибудь овдовевшего фронтовика. Но жены фронтовиков умирать не хотели. Затем, выпив бутылку вина, переходили к обсуждению девушек из общежития, рисуя их в самых черных красках. Здесь, конечно, больше подробностей было у Нюры. А Надя только слушала.

А четыре месяца назад произошло интересное событие. В соседнюю с Надей квартиру переехала новая пожилая супружеская пара. Его пиджак был весь увешан орденами. Он слегка прихрамывал, и его облик героя войны будил воображение Нади. Жена орденоносца, совершенно седая женщина, была явно старше его. Она постоянно занималась уборкой — то и дело носила воду из колодца, а потом выплескивала грязную. Надя думала, что это его сестра.

Она рисовала себе, какие подвиги совершил ее герой, рискуя влюбиться в него по–настоящему. Надя знала, что мужчины любят, чтобы ими восхищались. Неожиданно Надя смогла узнать о своих соседях из первых рук. Готовясь к очередным праздникам, она делала ремонт в своей комнате и счищала со стены отвисшую штукатурку. В одном месте отвалился целый кусок, и между кирпичами образовалась небольшая щель. Она уже готовила раствор, чтобы эту щель замазать, когда услышала за стеной голоса. Надя узнала голос. Сосед с ненавистью говорил:

— Если я увижу, старая ведьма, что ты будешь лясы точить с бабами или узнаю об этом от других, тебе не жить.

— Ты давно угрожаешь. Так убей. Чего ждешь? — плакала седая женщина.

— Зачем тебя убивать? Сама скоро подохнешь. У тебя с головой не все в порядке и с психикой тоже. Да и сердце пошаливает, не правда ли?

— Чего ты мне постоянно это внушаешь? Просто ты сам не живешь со мной, и мне жить не даешь. Брось, наконец, меня. На что я тебе? Сколько раз просила тебя — давай разведемся. Так нет, ты боишься, что тебя турнут из партии. Все молодых ищешь. Только и отдохнула, когда ты в психушке лежал, — тихо говорила женщина.

— Но–но! — грозно сказал сосед. — Не в психушке! А в неврологической клинике и по поводу контузии головы на фронте.

— Какая контузия? Какой фронт? Огрел тебя, подлеца, порядочный человек по голове. Сам рассказывал. А теперь выдаешь это за контузию. Да и хромаешь ты не из–за ранения. За свой гонор получил… Катишься все ниже. Сколько работ поменял, вернее потерял. Из прокуратуры выгнали…

— Я работы не теряю. Меня переводят. Я член партии. Куда она посылает, туда иду.

— Идешь. Почему же все время вниз? Потому что пьешь и по бабам бегаешь. Не любишь ни одну. А так, нужду справляешь, как животное.

— А вот это не твое дело. Может я уже влюбился. Захочу — женюсь на молодой.

— Так женись, только оставь меня в покое! — устало сказала жена.

— Но сначала тебе надо умереть…

— Угрожаешь, палач проклятый?

— Поговори мне, поговори, — сказал сосед и вышел.

«Обыкновенная ссора, когда люди в сердцах говорят друг другу гадости», — думала Надя. Но ей было ясно: сосед жену ненавидит. Он ждет не дождется, когда она умрет. И Надя про себя рассуждала: «Конечно, когда нет любви и уважения, то какая это жизнь». Она собиралась уже замазать щель, но любопытство взяло верх. И Надя, побелив квартиру, повесила на это место картинку и убирала ее теперь только тогда, когда ей казалось, что у соседей происходит что–то интересное. Потом она пересказывала все это подруге.