Эрмитаж. Инфракрасный дозор
Шрифт:
А вот как регулировалось прохождение службы всяческих пособников-предателей в полицейских и карательных формированиях:
"Нужно разбить прохождение ими (карателями-полицейскими) службы на множество промежуточных ступеней, так чтобы дальше фельдфебеля поднялись немногие, но была видимость продвижения по службе. Практиковать также вместо присвоения очередного звания выдачу разных знаков отличия."
В 1981 году в Советской Армии ввели звание "старший прапорщик", как раз я служил срочную и нашему начпроду присвоили это звание. Его моментально окрестили "страшным прапорщиком".
И вот в магазине я как-то снова вспомнил эту неглупую книжицу. Моя смена ночного приемщика начиналась с того, что я должен был придти за пятнадцать минут до закрытия магазина и встать на дверях. Забыл сказать, что работал я в магазине по совместительству, основная моя работа – инженер-разработчик в ЛНПО "Позитрон".
Задача простая – всех выпускать, никого не впускать. Покупатели, которые в торговом зале, должны быть непременно обслужены, таково правило торговли. А кто не успел – все, приходите завтра. Для этого я и стоял на дверях, чтобы грозным видом, грозным рыком, а если надо – то и действием пресекать попытки проникнуть в магазин опоздавших.
И вот как-то раз я задумался: а почему на робкую попытку покупателей войти в торговый зал после 18.45 я ору на них, как оглашенный: "Назад! Закрыто!"? Люди ведь, не скоты. Ну неужели, если к ним по-человечески обратиться, они не поймут? Ведь любой вопрос можно решить спокойно, без крика, надо только уметь объяснить...
И вот я решил начать новую жизнь. Даже побрился перед этим, надел чистую рубашку и в 18.45, мое табельное время, встал в дверях магазина.
Входит мужчина. Интеллигентным голосом обращаюсь к нему:
– Простите, пожалуйста, но магазин закрыт. Будьте любезны, выйдите, пожалуйста.
Мужик глянул на меня, как на свихнувшегося, и пошел дальше. Следом вошли молодожены.
– Простите, но сюда нельзя, – говорю им, – магазин закрыт.
Эти даже и головы ко мне не повернули.
А из зала продавцы кричат:
– Саша, почему у тебя люди заходят? Ты почему их пропускаешь? Мы так никогда домой не уйдем сегодня!
Следующей вошла тетя средних лет и выше средней упитанности.
– Сударыня, – обратился я к ней, – магазин закрыт. Будьте любезны выйти!
"Сударыня" уставилась на меня изумленно, а кто это там мявкнул таким просительным тоном? Видимо она ожидала увидеть хлипкого интеллигентика в очках, потому что увидев перед собой здорового парня в метр восемьдесят с лишним и под центнер весом, она на минуту опешила. Но потом здраво рассудила, что человек, разговаривающий вежливым тоном, не может быть опасен. (Правы были сволочи-фашисты!) И пошла себе мимо. Так, слов не понимает. Значит нужно от слов переходить... к более решительным словам.
Я забежал вперед ее и встал перед ней столбом.
– Я прошу вас, выйдите, пожалуйста немедленно, магазин закрыт. Она обошла меня и пошла дальше.
Я еще раз обогнал ее и встал перед ней со сжатыми кулаками и сверкая глазами, заорал дурным голосом:
–
Она аж присела. А потом у нее прорезался изумленный голос:
– Ты... ты чо орешь-то?.. Ты чо, нормально не умеешь разговаривать? Вы тут совсем озверели в магазине, орете на людей, как на собак. Нормально разговаривать разучились. Чуть-что – сразу орать!
И пошла к выходу.
Начало
Лето 1991 года, Ленинград (он же губернский город СПб), молочный магазин 52, на углу пр. Славы и Бухарестской ул. («офицерский дом»).
В лето 1991 года от Р. Х., а точнее 19 апреля в нашей семье появилась вторая дочка. Как известно, 20 апреля родился Гитлер, а 22-го – Ленин. А моя Оленька возглавляет этот список, к чему бы это?
Это было трудное постперестроечное время. Вы помните: очереди, карточки, рост цен, дефицит буквально на все, даже на мыло.
Анекдот в тему. Вопрос армянскому радио:
– Почему пропало мыло?
Ответ:
– Партия грехи отмывает.
С рождением второй дочки денег, которых и так было немного, стало катастрофически не хватать. И тут я увидел на дверях нашего молочного магазина объявление:
«Требуется ночной приемщик.»
Так я попал в молочный магазин, в котором я работал по совместительству с основной работой на "Позитроне" и Эрмитаже до осени 1993 года.
Должен сказать, что работа в торговле явилась для меня значительным прорывом в познании людей и психологии общения. Эрмитаж и НИИ тут ни в какое сравнение не идут. Спрячьте, кривую усмешку, снобствующие эстеты, вот, дескать – торгашный психолог от прилавка. Что может знать о людях и о жизни музейный работник, чахнущий целый день среди пыльных экспонатов. Атмосфера Эрмитажа – обособленная, во многом замкнутая на себя. А магазин в годы реформ – это сама жизнь, кипение страстей и столкновение характеров.
Ведь до магазина я был типичным "ботаником". Сидел себе среди схем и программ, мало вникая в окружающую действительность. Лишь иногда задним числом отмечая происходящие вокруг изменения. Повернешься, бывало, к столу позади, чтобы попросить справочник, а соседа сзади уже нет.
– Где он? – спрашиваю.
– Уволился, не угодил кое-кому.
– Кому и чем?
– Не важно. Ты не отвлекайся, работай, работай. Твою установку во второй отдел на испытания ждут.
Или увидишь как-то в лаборатории нового человека.
– Кто это? – спрашиваю.
– Новый сотрудник, по блату взяли.
– А чего он тогда не здоровается? Или для тех, кто по блату, это не обязательно?
– Не суть. Ты работай, работай, не отвлекайся. Тебя в третий цех на наладку ждут.
То, бывало, плюхнут мне на стол, сдвинув в сторону осциллограф, ящик с мороженными курями.
– Что это? – спрашиваю.
– В столе заказов на нашу лабораторию дали.
– Так я тоже одну себе возьму.
– Нет, здесь уже все распределены.