Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
Интересно, что же он мог для меня такое придумать? Я сразу же прикидываю в уме несколько вариантов, самыми вероятными из которых мне представляются библиотека и теплицы. А что еще? Но мне кажется… мне кажется, ему не очень-то нравится, когда я провожу слишком много времени с друзьями. Я иногда замечаю это по его вопросам, когда я возвращаюсь от них, по его недовольному взгляду, который он пытается скрыть. Глупости, конечно, но может быть, он думает, что когда я с ними, то должен только ярче осознавать то, сколько мне лет и насколько он меня старше? Я уже знаю, что он далеко не так уверен в себе, как стремится показать.
– И что же ты для меня придумал?
– Ужасно зверское задание, - он улыбается, - тебе, о, ужас, придется рано вставать. Ты ведь знаешь, что скоро начинаются процессы? Мне придется довольно часто уезжать,
Я киваю. Пророк сейчас только и пишет о грядущем суде над уцелевшими бывшими сторонниками Волдеморта. И Северус там - один из главных свидетелей. Причем не со стороны обвинения…
А он выходит в кабинет и возвращается оттуда с небольшим пергаментом, который тут же сам разворачивается на столе перед нами. Я вижу, что это план Хогвартса, очень напоминающий мне Карту Мародеров. Это тоже живая карта, причем она показывает не только сам замок, но и все его окрестности - Хижину Хагрида, озеро, стадион. Но вот движущихся фигурок на ней нет - только подрагивающие стрелки, указывающие на места разрушений.
– Смотри, - говорит он мне, мы оба наклоняемся над картой, я чувствую, как слегка соприкасаются наши волосы и улыбаюсь.
– Это карта распределения работ. Каждый день я вношу в нее изменения согласно тому, что сделано за день. Здесь же имена тех, кто за эти работы отвечает.
И действительно, под каждой стрелкой есть небольшой кружок, где я вижу имя бригадира, работающего на одном из участков. Вот напротив стадиона пульсирует стрелка с надписью Люциус Малфой.
– Утром в 8 30 тебе надо быть на стадионе, там есть небольшой навес, куда подходят бригадиры. Малфоя старшего ты знаешь, еще есть стекольщики со во главе с Бартоломеусом Финч-Эдвардсом, никогда не выговоришь, так что на Бартоломеуса он тоже отзывается. Каменщики - мистер Прингсти, такой услужливый милый старичок, будет тебе кланяться и смотреть с обожанием. А еще миссис Берти приводит с собой целый взвод клуш из Министерства - пригодны к любым хозяйственным работам от уборки до разбора хлама. Завтра ты сам все увидишь на пергаменте. Потом, часа через два, проверишь. После обеда сверишься с пергаментом, расклад работ может измениться. Бригадиры сами к тебе подойдут. Вот, в общем-то, и все.
– А они меня послушаются?
– Гарри, а они могут не послушаться героя магического мира? Тем более с моим пергаментом в руках.
Вот в волшебную силу его пергамента я верю как-то больше. Северус замечает мою неуверенность.
– Ты сам должен быть уверен, что у тебя все получится. Сам перестань уже чувствовать себя шкодливым первокурсником - и все будет нормально.
– А они не будут приставать ко мне с расспросами?
– Не будут, они же на работу прибыли, а не интервью для Пророка брать. Конечно, любопытных взглядов тебе не избежать, но это твоя участь на ближайшие пару лет, так что привыкай.
Да, думаю я, и зачем я только полез в этот проклятый ручей? Хотя то, что он мне хочет поручить, мне очень даже нравится, просто я немного боюсь подвести его. Он, вероятно, замечает, что я сомневаюсь, и усмехается:
– Интересно, неужели проще добыть все крестражи и убить Волдеморта, чем отправить четыре бригады на работу?
Да нет, разумеется, я справлюсь, ерунда какая. Просто я отвык, одичал, разнежился тут в его апартаментах…
– Я попробую, - твердо говорю я.
– Ты не попробуешь, а сделаешь, потому что я уеду уже завтра утром и вернусь поздно. У меня еще масса дел в Министерстве.
– А почему не Флитвик или Мак Гонагалл? Ну, я думаю, они бы выглядели авторитетнее…
– Потому что я хочу, чтоб это был ты, - категорично заявляет Северус, и в этот миг у меня такое чувство, будто меня приняли на работу в Хогвартс.
И на следующее утро все так и происходит - он будит меня, уже совершенно одетый, в парадной мантии, постукивает по часам, хмурится, так что я немедленно вскакиваю и одним прыжком пытаюсь достичь ванной. Но он перехватывает меня у самой двери, торопливо целует в плечо, в шею, но потом спохватывается, отпускает меня, еще раз напоминая о том, что я должен сделать, и что должен не забыть про обед, и что мне надо отдыхать днем, и что зелья надо пить. Я только закатываю глаза. И так наступает мой первый день в роли распорядителя работ.
* * *
В тот вечер я еле дотаскиваю себя до директорских апартаментов - я бы
Все, пароль, лестница, черт, еще же надо втащить себя наверх, еле-еле передвигаю ноги - мне точно влетит от господина директора, так, что мало не покажется. Ступенька, еще одна, еще, еще - фу, наконец-то я на самом верху. Теперь в ванную, тут у нас, кажется, было что-то расслабляющее и от усталости, вот, узкий зеленый флакон, выливаю его весь в наполняющуюся ванну, вода мгновенно вспенивается, пахнет травами и апельсином. Странно, что не лавандой и корицей.
Я забираюсь в воду - она вновь прозрачная, чуть зеленоватая, разглядываю ставшие за последнее время совершенно незаметными ниточки шрамов на моем теле. Да, они уходят, и я уже не такой скелет, каким был когда-то. Если ему нравится прикасаться ко мне… То, что происходит с нами в последние дни… просто безумие какое-то. Он как будто возвращает моему телу желание жить. Именно он, тот, кто, казалось бы, должен был заставить меня ненавидеть самую возможность хоть какого-то физического контакта между нами. Да что там между нами, я же был абсолютно уверен, что никому и никогда не позволю больше прикасаться ко мне. А он…
И вот я уже лежу в постели, положив подушки повыше, и читаю. Учебник я читаю! Вот дались же мне эти Зелья, причем еще и за седьмой курс! Почему-то Северус хочет, чтоб мы прошли все вперед. Но он все так объясняет, что даже нарезка флоббер-червей больше не вызывает отвращения. И мне хочется сейчас выучить что-то такое, что интересно ему, потому что я вижу, что все эти ингредиенты и сложные составы его действительно занимают. Что-то, пришедшее из его несбывшейся юности.
На улице еще светло, в окно льется приглушенный ласковый свет заходящего солнца. Уходящий на покой день - жаркий, наполненный визгом пил и стуком топоров, громкими голосами, запахом разгоряченных солнцем тел, смехом. А он до сих пор не вернулся. Что можно делать так долго в этом Лондоне? Не думаю, что Визенгамот заседает до позднего вечера, а министерские, уж точно, давно разбежались по домам. Разве что аврорам не спится. И он же не сказал, какие у него и с кем дела, просто «всякие». У него, думаю, дела могут быть со всеми - и в Министерстве, и в Визенгамоте, где сейчас как раз готовятся к открытию процесса над сторонниками Волдеморта, и в аврорате, где теперь главенствует Кингсли. В общем, его нет, а я все еще читаю Зелья.
То, что он сделал вчера… я даже не знаю, как мне об этом думать. Я не понимаю, как подобное вообще оказалось возможным с ним. Когда мы были еще совсем мальчишками, ну лет по 13-14, мы хихикали в спальне над маггловскими журналами, хорошо, что Мак Гонагалл не имела обыкновения наведываться в нашу спальню с обысками, иначе она открыла бы для себя немало нового и интересного, подозреваю, для нее самой абсолютно неизведанного. Так вот, тогда даже сама мысль о возможности подобного казалась мне чем-то настолько запретным, что я сразу зачислил это в арсенал дорогих публичных домов (в которых, разумеется, и не бывал никогда!), где, как мне казалось, должны быть шелковые простыни, кружевные колготки и запах порока в воздухе. Смешанный со сладкими духами. О, да, позвольте разыграться бедной фантазии идиота! Много я тогда вообще понимал… Его мягкие губы там, внизу… Как он сжимал мои запястья, не позволяя сбежать… То, что он говорил мне потом. Мне становится жарко - я вдруг ярко представляю себе, как опускаюсь перед ним на колени, расстегиваю его брюки - и его член врывается мне в рот, глубоко-глубоко. И его вкус на моих губах.