Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
– Все, вылезаем, - командует он и подхватывает меня на руки.
Рукава его рубашки совершенно мокрые, да и брюки тоже. Опять опускает меня на пол и… закутывает с головы до ног в огромное махровое полотенце. Только оно не белое, а нежно-зеленое… И тащит меня обратно в спальню.
– Меня так папа носил, когда я был совсем маленький, - бездумно говорю я ему.
– Ну, на роль папы при твоей персоне я уж точно не претендую, - горько улыбается он в ответ, укладывает меня поверх одеяла и достает чистую пижаму.
– Я сам, - вновь говорю я.
– Ну, сам, так сам.
Он не возражает,
– И кто тут говорил про сам?
– Я просто засмотрелся…
– Ну, засмотрелся, значит, засмотрелся. Оно и к лучшему, раз не оделся, будем мазать шрамы.
Он помогает мне выбраться из полотенца, укладывает на спину. Я опять стесняюсь и пытаюсь натянуть край мокрого полотенца на места, не предназначенные для всеобщего обозрения. Он делает вид, что не замечает моей возни, достает из шкафа небольшую баночку с мазью, зажигает еще несколько свечей, так что в спальне становится почти светло. Я вдыхаю пряный запах мази, она почему-то отдает корицей. И по ощущениям она тоже очень приятная и немного согревает.
– А почему она пахнет корицей?
– Просто так, мне нравится, - отвечает он.
– А ты что, сам ее делал?
– я вдруг вспоминаю, что Гермиона как-то говорила о том, что он мог стать зельеваром.
– Конечно, сам. Как и все зелья, которые вы тут пили.
– Ты же не зельевар!
– Не стал им по собственной глупости, - грустно говорит он, втирая мазь в один особенно уродливый шрам, пересекающий мою грудь и заканчивающийся на животе.
– Очень хотелось подвигов…Это тебе не над котлом стоять.
Он делает небольшую паузу, вновь набирая мазь. Задумывается, стоит ли рассказывать дальше. Но мне кажется, он будет рассказывать. Просто потому, что я - единственный человек, с которым он может говорить открыто. А говорить иногда тоже с кем-то надо. И я оказываюсь прав. Потому что он продолжает.
– Я был не только лучшим на курсе у Слагхорна, но и вообще лучшим в школе за многие годы во всем, что касалось зелий. Именно эта моя одаренность и привлекла во мне Лорда… Яды, противоядия. Редкие и запрещенные зелья - сам понимаешь. Что меня вот в нем привлекло, теперь уже даже сказать не смогу… Я был тогда даже младше, чем ты сейчас… На шестом курсе, - и резко меняет тему, - Переворачивайся!
Я не без его помощи перекатываюсь на живот, мазь впитывается мгновенно, так что изгадить чистое белье, только что перестеленное Блейки, у меня не выйдет. Интересно, а на спине у меня тоже такой же кошмар? Спрашиваю его об этом.
– Тоже хватает, - спокойно говорит он,
– Все, одеваемся. Потом я тебя кормлю и спать. Не знаю, как у тебя, а у меня больше сил нет. Я почти не спал эти десять дней, пока некоторые тут с драконами общались.
– А знаешь, - я улыбаюсь, - дракон твоим голосом разговаривал.
– Значит, я и есть тот дракон, - смеется он, натягивая на меня пижамные брюки и помогая застегнуть куртку.
– Давай под одеяло.
– Я есть не хочу, - я опять пытаюсь капризничать.
Вдруг Блейки опять наварил мне овсянки? Нет, овсянка будет утром, а сейчас, наверное, бульон какой-нибудь безвкусный. Не хочу я такое есть. Но раз уж я такой полутруп, человеческая еда мне явно не положена. Препираться со Снейпом из-за еды - абсолютно бессмысленная затея, это мне всегда было ясно, а вот сейчас никаких сомнений не осталось. Он устраивает меня повыше на подушках, в руках у него очередная плошка, но пахнет вкусно. Не каша и не бульон. Какой-то протертый суп. Принюхиваюсь. Немного пахнет грибами, сливки, картошка, сверху несколько крошечных румяных гренок. Мое кормление кажется мне очень забавным - так как ложку до рта я донести пока не в состоянии, Северус делает это за меня, а я просто разеваю рот пошире. И мне очень смешно.
– Будешь смеяться - подавишься, - назидательно говорит он, а самому тоже смешно.
– Ешь нормально, делай все, что тебе говорят, - и через пару дней эту комедию можно будет прекращать.
– Слушай, - вдруг вспоминаю я, - а когда мы в подвале сидели, мы все время хотели спать и были какие-то умиротворенные, хотя и на цепи, - я фыркаю, но очередную ложку супа проглатываю.
– Ты нам зелья ведь в чай подливал, да?
– Разумеется, - он даже не отпирается.
– Мне показалось, вы несколько перевозбудились. Так что я снабдил Блейки успокоительным, которое он и вливал в вас за завтраком, обедом и ужином.
– Это было нечестно!
– Почему?
– он искренне изумляется.
– Я же не говорил вам, что не буду этого делать. И вообще, ОНА тебе, наверное, этого не сказала, но Хранители не умеют лгать. Этой способности лишаешься сразу же, как только пересекаешь границу. И ОНА тоже никогда не лжет.
– Просто они не договаривают, - хитро ухмыляюсь я.
– Точно.
Еще мне полагается чай, ну а как особенно пострадавшему в войне с мировом злом, еще и конфеты. Шоколадные маггловские конфеты… Темный шоколад, трехслойный, марципан, трюфели… Только так много мне нельзя, и я выбираю одну, с марципаном, в красной обертке и с маленькой нарисованной мельницей.
– Конфеты… - до меня только что доходит, что же не так с этими маггловскими конфетами!
Он смотрит на меня и еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. И усталость в его глазах, и радость оттого, что я жив. Просто кто-то безумно рад, что Поттер, на котором нет живого места, валяется полумертвый (ну, теперь, скорее, все же полуживой) в кровати и пьет чай с этими идиотскими конфетами! И ни хрена не догадывался до этого, пожирая их в этом доме коробками, кто же подарил ему на Рождество на шестом курсе точно такие же! В мое первое Рождество без родителей…