Еще одна версия
Шрифт:
К моменту их приезда начальнику аэропорта уже сообщили об этом, и он дал оперативной машине разрешение выехать на летное поле. Машина подъехала к самолету почти одновременно с подачей трапа.
Вот на трапе появились первые пассажиры.
— Маловероятно, — промолвил Филатов.
— Да, — согласился Селиверстов, — этот не похож на туркмена. И возраст не тот.
Так они пропустили несколько десятков пассажиров. Наконец на трапе появился молодой парень высокого роста с черным портфелем. Остановившись на секунду на верхней ступеньке трапа, он посмотрел по сторонам, а потом стал быстро
— Не он ли?
— Надо спросить.
Когда молодой человек сошел с трапа, Филатов окликнул его:
— Мухамед!
— Я вас не знаю, — был ответ.
— Но зато мы вас знаем, — заявил Селиверстов.
— Садитесь в машину. Мы из уголовного розыска.
Мухамед безропотно подчинился. На следующий день он вместе с сопровождающим вылетел обратно в Красноводск.
На допросах Мухамед категорически отрицал свое участие в январской охоте.
— Да я же не охотник, у меня и ружья нет! — доказывал он.
— Вы знаете Мустафу Ахмедова? — спросил я у него.
— Да, знаю.
— Так вот, по его показаниям, в январе вы вместе с ним ездили ночью на охоту.
— Неправда, он не мог этого сказать! Дайте мне с ним очную ставку.
Столь решительное требование Клычева настораживало. Но отказать ему не было оснований: это его законное право.
Очная ставка оказалась, однако, непродолжительной. Ахмедов и Клычев подтвердили, что знают друг друга и взаимоотношения между ними хорошие.
— Ездил ли Клычев вместе с вами на ночную охоту в январе? — спросил я у Ахмедова. — Если да, то расскажите об этом подробно.
Ахмедов опустил голову. Чувствовалось, что в нем происходит душевная борьба. Наконец, он ответил:
— Его с нами не было.
— Почему же в таком случае вы его оговаривали?
— Не знаю.
Продолжать очную ставку было бессмысленно.
Когда Клычева увели, я спросил у Ахмедова:
— Почему вы изменили свои показания?
— Ведь Мухамед мой близкий друг, — стал он оправдываться. — А кроме того, мне его жалко. Он единственный кормилец своей старой матери. Без него она погибнет.
— Расскажите все до конца, — попросил я.
Мустафа Ахмедов рассказывал о случившемся долго и тяжело, часто вздыхал, делал паузы.
— В воскресенье вечером по распоряжению Байрамова я вместе с Костровым и Мухамедом Клычевым выехал на ночную охоту на водоплавающую дичь. Вообще такая охота с катера запрещена, поэтому мы выехали без света. Я сидел за рулем. Примерно в районе Алла-Тепе, ведя катер на большой скорости, я налетел на моторную лодку. Она также ничем не была освещена, и я не заметил ее. Таким образом, этот наезд был не умышленный, а случайный. Катер прошел поперек лодки и затопил ее носовую часть. В это время людей на лодке мы не видели и чьих-либо криков не слышали.
Естественно, что охота не состоялась, и мы вернулись на водноспасательную станцию. Ехали молча, и каждый размышлял о случившемся по-своему, но вслух никто ничего не решился высказать. На станции, выходя из лодки, Костров негромко, но твердо приказал нам: «Держать язык за зубами, или вам самим будет плохо, — и добавил: — Не бойтесь, никто об этом случае не узнает, если вы будете молчать».
Иван Петрович
— Вы охотник? — спросил я его.
— Нет!
— А люди говорят, что охотник.
— Я же себя лучше знаю!
— Вы ездили на ночную охоту?
— Еще раз повторяю: нет! И вообще, у меня даже нет охотничьего ружья.
— Где вы были в день гибели молодых рабочих?
— Тогда я ездил в Джебел за семьей. Возвратился в город лишь на следующий день.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Члены моей семьи, а также шофер Китаев.
Действительно, все они подтвердили, что в день происшествия Костров ездил в Джебел. Причем шофер в своем объяснении сослался на то, что в Джебеле он заправлял машину и что в заправочной ведомости есть соответствующая отметка с указанием даты получения бензина.
Стало очевидно, что Костров все это время не дремал и очень серьезно готовил себе алиби.
Заправочную ведомость, представленную шофером Китаевым, следователь тщательно осмотрел и, хотя заметных исправлений не обнаружил, тем не менее направил ее на криминалистическую экспертизу. Эксперт установил, что дата отпуска бензина в ведомости исправлена. Когда я сказал об этом Китаеву, он дал несложное объяснение: внесла исправление заправщица, так как вначале она записала дату неточно.
Через три дня, вернувшись из Джебела, инспектор уголовного розыска Петров сообщил, что он не сумел выяснить ничего определенного, так как заправщица А. И. Крючкович, которая работала в день происшествия, уехала куда-то за пределы республики. Ее показаниям придавалось большое значение, поэтому в наиболее вероятные места ее пребывания были посланы телеграммы. Наконец она отыскалась в Баку. Антонина Ивановна рассказала, что исправление в заправочную ведомость она внесла значительно позже того дня, когда отпускала бензин, по просьбе Китаева. Однажды Китаев приехал на бензозаправочную станцию, предъявил ей ведомость и попросил исправить дату 19 января на 29, объяснив, что «так надо».
На очередном допросе Костров, который каким-то образом уже узнал о результатах очной ставки между Крючкович и Китаевым, выдвинул новое алиби. Он заявил, что в то воскресенье вечером он вместе с шофером и своим знакомым Атаевым поехал на охоту в пески Кемал-Ата, но в дороге заболел, не охотился и возвратился в Красноводск поздно ночью. Когда же и эта его версия была опровергнута, Костров заявил, что не помнит, где находился.
К этому времени было установлено, что он — заядлый охотник и ездит на охоту почти каждую субботу и воскресенье.
— Со мной, — сообщил работник водноспасательной станции Шалаев, — он ездил не один раз. Но еще больше — со старшим мотористом Шишковым, который лучше всех знает места для охоты.
Шишков подтвердил эти сведения, а также сообщил, что Костров занимался браконьерством и хищнически уничтожал водоплавающую птицу. На охоту он часто выезжал на катере водноспасательной станции.
Шофер Китаев вскоре признался, что он несколько раз по указанию Кострова заправлял бензином из машины катер № 136.