Еще одна жизнь
Шрифт:
– Виля, я понимаю, тебе все равно, что люди скажут, но ты о ней подумай, - возразила Ирина Васильевна.
– Подождите, подождите, - вмешался Дим Димыч.
– А дочка чья?
– Моя, - упрямо стоял на своем Вильдам, а Елена погладила его по колену, подняла к нему лицо.
– Позволь, я сама объясню. Мой муж, Сашин друг и отец Машеньки, погиб в Афгане, еще до ее рождения. А Виля..., он всегда меня любил. Он всегда помогал мне, когда я еще носила Машеньку, он первым поздравил меня с ее рождением, он первый взял ее на руки. Он спас меня! Только
Все сидели в неловком молчании. Первым заговорил Дим Димыч:
– Вы меня простите. Я не знал.
– За что тебя прощать?
– ответил ему Вильдам.
– Ты все правильно говорил. Елена - моя жена, а Машенька - моя дочь. Я ее выстрадал не хуже иного отца. Почему, скажите мне, в угоду чужим равнодушным людям, должны страдать три человека: она, не живя, а выживая, одна с ребенком на руках, эта крошка и я, со стороны наблюдая за их муками. Для чего?
Ирина Васильевна молчала, а Дим Димыч сказал:
– Ты - молодец, Вильдам. Правильно поступил. А жить с оглядкой на окружающих, кто, что подумает, кто, что скажет - низко. Пусть трусы так живут. Давай, Вильдам, выпьем за вас. Чтоб ничто вас не сломило: никакие сплетни, никакие наветы, никакие осуждения. Главное, чтоб вы были счастливы и ваши дети!
– Спасибо, Дима. Выпьем, - откликнулся Вильдам.
– И мы за вас выпьем, - поддержал тестя Саша.
– Я уже говорил Лене с Вильдамом. Андрей не осудил бы ее, он ее любил и хотел ей только счастья. А раз не суждено было самому ее осчастливить, никогда бы не возражал против Вильдама. Он знал, что Вильдам любил Лену, он уважал его за это. Уж я знаю.
– Спасибо, Саша, - сказала растроганно Елена и подумала:
"Как он изменился! Совсем другой человек стал. Что значит другая женщина с ним, не я и не Арина. И правильно, что Татьяна не поддалась тогда на его уговоры и не вышла за него до армии. Он вернулся совсем взрослым, самостоятельным мужчиной. Даже на свадьбе было видно, что он совершенно независим от своей семейки. А не то, Тане туго бы пришлось с его мамашей и старшим братом, которые раньше командовали им".
Уже совершенно стемнело, от ручья потянуло сыростью. И хотя, дома Елена последний раз кормила и укладывала дочку позже, она решила уже положить Машеньку спать. Только она подумала об этом, как с коляской подошла Катя.
– Лена, ты будешь еще ее кормить? Она уже засыпает.
– Да, Катенька, да. Я как раз собиралась. Виля, пойдем, приготовь нам машину для сна.
Ирина Васильевна тоже хотела положить Светлану спать, но та заартачилась:
– Еще только девять, я даже дома в выходные так рано не ложусь, - и мать махнула на нее рукой, а отец усадил дочку к себе на колени.
– Светланка! Какая ты большая стала!
– Да, пап, ты так долго у нас не был, что я тебя забывать стала.
– Как
– А вот забыла, какие у тебя глаза. Я думала - голубые, как у мамы.
– Как же ты могла забыть? У тебя же мои глаза, зеленые.
– У меня-то зеленые. А вот у тебя: один - зеленый, другой - серый. Почему так, папа?
– Наверно, зеленой краски на него не хватило.
– А видишь ты как?
– Как и все.
– Что, совершенно одинаково?
– Совершенно.
Света обняла отца за шею.
– Папочка, а ты больше не уедешь?
Дим Димыч прижал дочь к себе, зарылся лицом в ее распущенные длинные белые, как лен, волосы.
– К сожалению, должен уехать, у меня работа, меня там ждут.
– И жена ждет?
– с недетским укором в голосе спросила Света.
– Нет. Не ждет. У меня кроме вас, никого нет.
– Ну, так оставайся. Как же ты один? Тебе и приготовить некому, и постирать. Если мама не захочет, я сама тебе приготовлю. Я умею макароны варить, яичницу жарить и делать омлет с молоком. А еще салатики делать люблю. Меня мама научила, я всегда ей помогаю.
– Ты - молодчина. Но я не могу, - со вздохом сказал Дим Димыч.
– А давайте, вы ко мне приедете.
– Нет. У вас там холодно, все время зима и зимой все время ночь.
– Откуда ты знаешь?
– По телевизору видела, и в школе на природоведении говорили.
– Зато, у нас есть северное сияние!
– А какое оно, пап?
– Это огромная радуга во все небо и переливается.
– Как светомузыка?
– Почти. Только лучше.
– А гром гремит?
– Нет...
– недоуменно ответил Дим Димыч.
– А зачем гром?
– Нам в школе говорили, что природное электричество сопровождается громом. Ну, грозу ты же знаешь?
– Это совсем другое... Это надо видеть...
– Мам, - обернулась Света к матери.
– Я тоже хочу увидеть северное сияние. Давай, к папе поедем.
– Но там же холодно? А ты одеваться не любишь, даже в нашу зиму.
– А мне папа купит теплую шубку, шапку, рукавички и муфточку, как у Герды в "Снежной королеве". Такие вещички я носить буду, они красивые и легкие.
– Обязательно куплю, - обрадовано пообещал Дим Димыч и прижал дочку к себе.
– Еще лучше куплю. И сапожки из оленьих шкур с мехом.
– Что? Уже спелись?
– покачала головой Ирина Васильевна и улыбнулась. Она посмотрела на них с грустью. В памяти всплыли воспоминания семилетней давности, их последний разговор, когда...
"Стоп!" - она встряхнула головой.
– "Это в прошлом. Это забыто. Я обещала ему, что не буду этого вспоминать. Если я вспомню, я снова разозлюсь на него, и ничего хорошего из этого не выйдет. Татьяна выросла, повзрослела, ей родители теперь любимей на расстоянии, и все равно на каком, но Светлана... Ей нужен отец, а другого отца я ей дать не могу. Я все еще люблю его, не смотря на его предательство. Но он же все понял, раскаялся и не устает просить прощения до сих пор. И я простила..."