Еще одна жизнь
Шрифт:
Саша покраснел, убрал руку с ее плеча и отодвинулся.
– Ага... Мне потом Вильдам "пошепчет"...
Елена опять засмеялась, но поймала взгляд Вильдама, и смеяться ей расхотелось.
"Ну вот. Начинается. И он туда же.
– А чего ты хотела? Сама сказала: он - тот же Андрей, только старше.
– А ты чего злорадствуешь? Пошутить уж нельзя..."
Елена отвернулась к коляске, взяла дочку на руки.
– Ну, шепчитесь сами, - сказала она с напускной обидой, но обида в душе была настоящей.
– А мы с Машенькой будем шептаться, - она встала
"Да что я такого сделала? Да, я люблю пошутить, люблю пококетничать, "подергать котов за усы". Я сама кошка. Но почему все они думают, что, если я строю глазки, то уже на все готова? Со своим мужчиной - да, а чужие мне "по барабану". Почему я должна это доказывать? Неужели интересней с пресной, скучной, с постоянной верностью в глазах, женщиной! Я не люблю скандалов, мордобития, не хочу заниматься экстремальными видами спорта с риском для жизни, но мне тоже нужен адреналин, и я добываю его таким, по сути, невинным способом. Я играю... Надо было заняться дикцией и подаваться в актрисы, а не влюбляться в этих ревнивцев".
Слезы уже капали на Машеньку, когда сзади тихо подошел Вильдам, мягко обнял ее за плечи, прижал к себе, поднял ее лицо за подбородок, но, увидев слезы, присел перед ней.
– Девочка моя, почему слезы? Ты же так заразительно смеялась!
Елена молчала, отводя взгляд. Но он так искренне недоумевал, что она с сомнением взглянула ему в глаза. Вильдам расценил ее взгляд иначе.
– Ну, конечно. Старый дурак! Хочешь жениться на молодой девочке, а сам променял ее на общество своих ровесников. Прости меня. Я больше не оставлю тебя скучать, - а ей стало стыдно.
– Нет. Я подумала, что ты меня к Саше приревновал.
– Что? Когда?
– У костра. Ты так на меня посмотрел, когда я смеялась!
– Как посмотрел?
– Елена почувствовала в его голосе фальшь.
– Вильдам, не валяй дурака.
Он опустил голову, помолчал, затем снова посмотрел на нее.
– Всего один миг. Всего на мгновение червяк ревности поднял голову, но именно в этот миг ты взглянула на меня. Я раздавил его, его больше нет. Ты простишь меня?
– Уже простила, - улыбнулась Елена, она щелкнула его по носу.
– Неужели ты забыл, что мы чувствуем друг друга на расстоянии, и что ничего не может от меня укрыться.
Машенька все это время лежавшая на руках спокойно, вдруг подняла ручонки, как будто пыталась поймать Вильдама за усы и заплакала.
– Крошечка моя, к папе хочешь? Ну, иди, - бархатным от нежности к ребенку голосом проговорил Вильдам и взял ее на руки.
– Эй! Молодой папаша! Шашлык готов. Бери жену, и идите сюда, - крикнул им Дим Димыч.
Прижимая Машеньку одной рукой, другой Вильдам обнял Елену.
– Пойдем, жена...
Молодежь захихикала, а Ирина Васильевна покачала с неодобрением головой. Дим Димыч не заметил их реакции на свои слова, призывно замахал рукой, приглашая садиться возле него.
Когда все расселись, Дим Димыч разлил водку и поднял свой
– И вчера на свадьбе, и сегодня мы пили за молодых, за счастье, за родителей, за детей - за всех. А я хочу выпить за любовь. Только благодаря любви, люди женятся, рожают детей, без любви никогда не будет счастья в семье. Я хочу выпить не просто за любовь, за ее всепобеждающую силу, чтоб она не уменьшалась, а крепла с годами, помогала и вам, молодым, - он посмотрел на Сашу с Таней, - и нам, - он с тоской посмотрел на Ирину, которая сидела, опустив голову, - и вам, - он кивнул Вильдаму с Еленой, - преодолевать все жизненные преграды.
– За любовь!
– поддержал Вильдам.
– За любовь!
– с готовностью подхватил Александр.
Дим Димыч сел рядом с Ириной.
– Ирочка, - тихо сказал он, - а ты выпьешь за нашу любовь?
– А она жива?
– Жива, Ирочка.
– Значит выпью.
Дим Димыч повеселел, обнял ее, шепнул на ухо:
– Спасибо.
– За что?
– Что веришь мне.
– Я и раньше верила.
– Ирина Васильевна отвернулась. Дим Димыч, не обращая внимания на окружающих, взял ее руку, прижал к своей щеке.
– Прости, милая...
– Да ладно уж... При детях не надо...
Его настроение снова поднялось. Он взял гитару, побренчал на ней неумело.
– Виль, сыграй. У тебя здорово получается.
– Да подожди ты, дай человеку покушать, - одернула его Ирина Васильевна.
– И сам поешь, а то не налью больше.
Он отложил гитару, обнял ее и шепнул:
– За тебя я могу пить даже воду, все равно буду пьяный.
А в это время Маша "нахулиганила": намочила ползунки и брюки Вильдама. Елена забрала у него дочку и ушла переодевать. За ней побежала Катя.
– Лен, ты иди, кушай. Я сама ее переодену и покатаю в коляске.
– А ты?
– Я уже наелась.
– Ну, хорошо. Закапризничает, дашь ей водички.
– Я знаю. Иди.
Елена вернулась к "столу". Дим Димыч уже произносил следующий тост.
– Любовь - это главное в семье, а в жизни нельзя без дружбы. Без друзей трудно, скучно, одиноко. Я хочу выпить за друзей. Так ладно все сложилось: ты, Виля, наш друг... Ничего, что я тебя уже другом называю? А я тебя помню: на первомайской демонстрации в семьдесят четвертом, ты тогда с дочкой был, красавицей. Это ведь она?
– кивнул он на Катю.
– Она, она.
– Да... Так вот. Ты - наш друг, твоя жена - подруга моей дочки. И вы, как бы связываете всех нас. Дружба, как и любовь, не обращает внимания на возраст. Хотя, надо быть очень смелым, чтоб взять замуж такую молодую красивую девочку. Но я отвлекся... Ирочка, что ты меня все дергаешь?
Ирина Васильевна приглушенным голосом, но все равно все слышали, сказала:
– Это не жена его.
– Как? А кто?
– Жена, Дима. Жена, - сказал твердо Вильдам, обнимая и прижимая к себе Елену.
– Ты правильно сказал: главное для семейной жизни - любовь, а штамп в паспорте поставить всегда успеется.