«Если», 2011 № 09
Шрифт:
Однако друг мой оставался печален, и я спросил его, в чем причина. Тогда он подал мне пакет, в котором находилось послание, составленное из рядов букв, и признался, что не умеет его прочесть.
Я рад был развеять его тоску, сказав, что могу оказать в том посильную помощь, потому как шифр сей мне известен, но прочтение письма требует времени. Он с радостию согласился предоставить мне сколь угодно времени ради хотя бы призрачной надежды получить сведения, в том письме содержащиеся и, по его разумению, касающиеся работы хрустальной комнаты.
Тогда я в свой черед спросил, в чем
Поначалу друг мой молчал, и молчание его ввергло меня в беспокойство, потому как в силу характера представилось мне, что мучительное для меня известие замкнуло уста его. Но все предположения мои показались незначительны, когда он заговорил.
В мире будущего, если почитать за правду слова гостя моего, считается общеизвестным, что каждый человек имеет собственный, ни с кем не сходствующий пальцевый рисунок. Мой друг показал мне лист, где остались наши пальцевые отпечатки, и я признался, что не наблюдаю отличий.
— Вот именно, — воскликнул он, — потому что их нет. Мы с вами, Илья Александрович, один и тот же человек. Вот как работает Брюсова камера! Я мальчиком забрался в нее в грозу, и камера раздвоила меня, точнее растроила и перенесла одного в Острогожск, а другого — в Глинки в 1780 год. Вы — это я!
Признаться, в тот момент я готов был, положа руку на сердце, признать его умалишенным. Глаза его лихорадочно блестели. Он взмахивал передо мною листом с чернильными следами от пальцев и в возбуждении переходил из угла в угол, недоумевая, почему я не доверяю ему в таком очевидном, в то время как полностью доверился в остальном.
Но то, что гость мой почитал очевидностью, являлось для меня мыслью в высшей степени неприемлемой. Я воспротивился его словам, и между нами едва не вышло ссоры. Я спрашивал, отчего он не может быть мною, которого перенесла камера на годы вперед, и он ответил, что тому есть масса объяснений. В доказательство напомнил он мне, что я при появлении своем в Глинках никем не был узнан, в то время как он и до этого времени имел семью и имеет документы, подтверждающие, что до того случая он существовал.
Я задумался. Мысли мои обратились к семье, которой я никогда не знал, и к одинокой моей жизни, в которой волей случая не нашлось места нежной привязанности. Как было бы просто, подумалось мне, принять на веру то, что говорил мой друг: одиночество лишь следствие того, что место мое не здесь, а в мире грядущего. Там у меня могли бы быть и любящий отец, и служба, более подходящая моему характеру, и подруга, способная принести свет и радость в мою бедную жизнь. Поддавшись этим мечтам, я спросил моего друга, есть ли у него возлюбленная и живы ли его родители, и он ответил мне, что родители его умерли, и сам он одинок. Вернее, почитал себя одиноким до того времени, когда свел знакомство со мною.
И в словах, и в голосе его почувствовал я столько душевной благодарности, что тотчас заключил его в объятия. До утра провели мы время в разговорах обыденных, не имеющих касательства к связавшей нас тайне, но принесших обоим истинное удовольствие и душевный покой.
Не вспомню, в
К полудню я прочел первую строку, однако принужден был оставить работу и подкрепить свои силы, отобедав с моей доброй хозяйкой. Потом послал мальчика узнать о почтовой карете, и на следующее утро выехал в усадьбу Глинки, полагая в дороге продолжить чтение.
К моему глубокому огорчению, в карете было чрезвычайно душно. Один из соседей, молодой человек, вероятно купеческого звания, пребывал сильно навеселе, чем очень стеснял всех, кто имел несчастье находиться от него поблизости. Так же принужден я был страдать от всевозможного скарба, расположенного в ногах, среди которого была даже живая курица, чрезвычайно беспокойная. Через некоторое время она затихла, и я в мыслях предположил, что Господь сжалился над несчастным созданием, избавив его от дальнейших страданий.
Однако, невзирая на мучения, приносимые телу почтовой каретою, ум мой был как никогда ясен. И я с удивлением заметил, что дело мое спорится, и с окончанием пути окончена была и моя работа.
В письме говорилось, что автора его, некогда бывшего в сих местах (по всей видимости, в Острогожске), однажды ночью посетило видение, в котором явлена ему была схема чудесного механизма. Но будучи в науках в те поры еще весьма посредствен, автор письма сего не мог понять истинного смысла видения. Однако позже почти двадцатью годами видение это вновь посетило его в родной усадьбе. Во второй раз, проснувшись, он смог записать схему и скоро создал первый механизм, невзирая на сложности с необычными материалами и выплавлением нужного соединения металлов.
Сия комната, открывающая дверь в грядущее, есть второй механизм, созданный по образцу первого. Расположен он в том месте, где впервые был явлен во сне, ибо здесь потоки земной и небесной энергии соединяются единственно должным образом. Для испытания комнаты за плату наняты два местных мужика, которые по очереди обязуются быть в ней в моменты возмущения погоды, сопровождаемого небесными вспышками.
В конце письма автор его предавал себя в руки провидения, в воле которого было даровать ему увидеть итоги трудов его.
Шифр был не сложен по своему строению. Автор переписал все буквы в алфавитном порядке, и мне нужно было лишь вернуть их на исконные места, что, признаюсь, было бы не в моих силах, если бы он во время писания, проверяя себя, не отметил буквы едва заметными штрихами, означавшими порядок слова. Сие значительно облегчило мой труд, и я с тайной радостью предчувствовал благодарное изумление моего друга.
Прибыв в усадьбу, я перво-наперво отправился к приемной моей матери и появлением своим вверг ее в слезы и причитания, потому как она уже не почитала меня живым. Через нее с удивлением узнал, что друг моих детских лет Юрка все еще служит при барине. Мы вспомнили наше детство, и, к моей радости, Юрка сам упомянул подземный ход, которого мы в детские годы боялись пуще самого страха. Я просил его отвести меня туда.