«Если», 2017 № 01 (248)
Шрифт:
Кусок стены, подняв облако пыли, провалился внутрь, в межстенную пустоту. Рахмет облегчённо выдохнул — промахнись Алим на пару локтей мимо воздуховода, и выхода бы не осталось.
Дрозд размотал верёвку, сбросил в пролом.
Со стороны лестницы раздались размеренные удары — видимо, стрельцы нашли, чем заткнуть ноздри, и, добравшись до молельной, начали прорубать дорогу наверх.
Сыч выбрал щели между кирпичами, быстро вбил в них несколько игл перевоплощённого боярышника,
По крыше над их головой затопали сапоги.
— Вы двое — вперёд, — приказал Рахмет старику и золотарю. — Потом мы с Дроздом, Сова прикрывает. Быстро!
Алим скользнул по верёвке вниз. Сыч спускался медленно, то и дело становясь в распор и передыхая. Рахмет размазал по стене вокруг пролома последнюю горсть тутытамовой кашицы. Дрозд уже влез в воздуховод, упёрся ногами, достал самострелы. Рахмет разместился рядом с ним и приготовился спускаться. Древляной замер перед ними, покачиваясь с пятки на носок.
— Врёшь, — Сова расцвёл безумной улыбкой, — такое дело на другораз оставлять не след!
Подобрав у межстенной печи тонкую витую кочергу, он в два прыжка оказался у птичьей клетки.
Первые ростки тутытама вытянулись над проломом.
— Сейчас нас удивят, — невозмутимо сказал Дрозд и передёрнул затворы.
Заскрипели невидимые рычаги. Трёхсаженный кусок крыши приподнялся, впуская в книжницу косые лучи вечернего солнца. Мелькнул край шлема, и Рахмет выстрелил для острастки, чтобы не полезли сразу.
Сова, просунув руку по плечо сквозь узкие прутья, лупил кочергой финистов. Птицы шарахались по клетке, били крыльями — и падали одна за одной, с размозженными головами, проткнутыми шеями, сломанными лапами.
Через возникший проём вниз спустились несколько верёвок. Один за другим заскользили вниз стрельцы. Не теневая шатия в праздничных кафтанах по последнему новообразию, а бойцы-коренные, в древолите и с широкоствольными дробовиками. Рахмет хорошо разглядел таких в Марьиной Роще.
— Быстрее, Сова! — крикнул он, стреляя в сторону нападавших сквозь почти сросшуюся тутытамовую паутину.
Сыч и Алим уже стояли внизу воздуховода, держа верёвку внатяг.
Дрозд палил из скорострелов с двух рук. Трое коренных один за другим рухнули вниз, грохоча деревом доспехов о дерево пола. Сверху бросили шутиху, недалеко от пролома полыхнуло жёлто-зелёным. Задымило, и вскоре раздалось потрескивание горящей бумаги.
— Вот вам княжья благодать! — окончательно застряв плечом между прутьями, орал Сова — не финистам, а их умирающим хозяевам. — Вот вам тень через плетень! Получите, чего хотели!
Проём уже совсем затянуло —
Теневой одним движением рассёк неокрепшие ветки.
— Ты что?! — заорал Рахмет.
— Быдло ты, это же книги! — оскалился Дрозд.
Он вывалился из воздуховода назад в книжницу. Скинув с плеч расшитый финистами кафтан, взмахнул скрюченными пальцами. Лопнуло окно, тугой хлопок воздуха сбил огонь с горящих свитков. Дрозд сбросил те, что горели, на пол, придавил кафтаном.
От клетки с финистами доносились уже совсем нечленораздельные вопли Совы, пока не захлебнулись вдруг и разом. Коренные придвигались отовсюду.
Рахмет попытался прикрыть отход Дрозда, но тут его ударило в грудь, стена встала боком, и он побрёл-полетел вдоль неё, лёгкий и мягкий как ломтик свежевыпеченного хлеба. Потом ему преградили путь руки, ещё руки, битый кирпич, камень, темнота.
После него уже никто не спустился.
«Реш-реш-реш», — слышал Рахмет, пытаясь разобраться, уже открыты его глаза или нет.
Под локтями ходили чьи-то жёсткие плечи. Ноги не слушались и норовили пропустить шаг-другой. Вокруг цокало, и скребло, и царапало, и это были неправильные звуки.
— Где? — смог выговорить он.
В ответ кто-то всунул ему в пальцы подсветку.
Бусинки, бусинки, бусинки. «Реш-реш-реш».
— Рядом, — шепнул в ухо Сыч. — Шагов…
С визгом, переходящим в скрежет, охранные крысы бросились на отступающих чужаков. Рахмета дёрнуло в сторону, он едва не упал, потеряв опору.
И тут же грохнуло так, что глазам бы в череп закатиться. Ярче солнца разгорелась листвяная светляшка, озаряя жирные зады и голые хвосты толщиной с ногу. Крысы в ужасе метались по пещере, спасаясь от слепящего огня.
Рахмет и Алим волоком подтащили Сыча к незнакомому лазу — не тому, через который шли во дворец.
Левой руки у старика не доставало до локтя. Он припал спиной к стене, сполз, оставляя за собой бурый след.
— Прости старого, — прохрипел он, — не удержал зверьё!
— Прости и ты, Сыч, — Рахмет сжал плечо листвяного. — Не такого для нас хотел.
Тот только криво ухмыльнулся и неповреждённой рукой вытянул из-за пазухи нитку с целым пучком птичьих перьев. Алим положил ему на колени полупустой скорострел. Светляшка уже едва тлела, но этого света хватало, чтобы разглядеть коренных, вбегающих в пещеру со стороны дворцового подземелья.
— Лети уже, Соловей! А то некому и помянуть меня будет.
И Рахмет с Алимом ринулись прочь. Вслед им неслись слова заговора: