Если любишь
Шрифт:
— Знаешь, что это?
— Странный вопрос! Мед, конечно, сотовый.
— Мед узрит малый ребенок. А что еще?
— Вощина, наверное…
— А еще?
— Что за экзамен? — пожала плечами Зинаида Гавриловна.
— Э-э, самого главного не увидела! Вот это зеленовато-желтое, вроде клея… Знаешь, как называется? По-научному прополис, по-народному уза. А то просто так и зовется — пчелиный клей. Пчелы его с почек всяких собирают, стенки улья и щели обклеивают.
— Спасибо за лекцию.
— «Спасибо» потом скажешь,
— Неправда!
— Правда истинная!
Пасечник рассказал, что у него сестра болела чахоткой, была уже при смерти. Но лекарка посоветовала употреблять этот самый прополис. Сестра перемешивала его со сливочным маслом, ела, когда хотела и сколько пожелается. И через две недели встала на ноги, через месяц по магазинам уже стала ходить, а через два и вовсе забыла, что болела.
Зинаида Гавриловна не верила ни в какие россказни о магической силе всяких домашних снадобий. Но ей известно было, что не только мед, а и другие продукты пчеловодства обладают целебными свойствами. Даже пчелиный яд употребляется в медицине. Почему же не мог оказаться полезным прополис? В медицинских пособиях, правда, читать ей об этом не доводилось. Но ведь и наука не все еще секреты открыла.
— И ничего больше не добавлялось? — поинтересовалась Зинаида Гавриловна. — Случается, говорят одно, а на деле оказывается другое. Такого намешают, что…
— …ноги протянешь! — досказал за нее Ивашков. — Нет, дело честное. Сестра тоже сомневалась поначалу. В клинику к профессору даже ходила за советом. Он ей сказал: если прополис не излечит, так и не погубит.
— Странно все-таки.
— Странного тут мало, а тайное что-то есть. Вот, к примеру, заберется в улей мышонок, пчелы его зажалят, обклеят этим прополисом — иссохнет он весь, а не гниет даже на жаре. Такая сила!
— Да, удивительно. Если, конечно, все правда.
— А чего мне врать — ведь не деньги с тебя брать.
— А если… — заколебалась Зинаида Гавриловна.
— Если хочешь, сегодня же такое лекарство приготовить можно.
— И честно, ничего больше не подмешаете?
— Сама, своими руками все делай, если сомневаешься. — Ивашков осмотрел ульи, наскоблил, насобирал кусок прополиса.
— Лечись, месяца на два хватит!.. Вкус противный, горчит крепко, но тут уж ничего не поделаешь.
Со смешанным чувством надежды и недоверия, смущения и решительности несла Зинаида Гавриловна домой это лекарство. Сама бы она никогда не порекомендовала лечиться вот так, полагаясь, в сущности, лишь на честное слово малознакомого человека. Но на себе проверить… Сколько медиков рисковало жизнью, проверяя новые препараты и способы лечения! Почему же ей нельзя сделать это?
Прошла неделя, другая. Это было удивительно, просто поразительно, однако это было так: Зинаида
— Веселее жить становится? — довольно улыбнулся Ивашков, когда она зашла на пасеку поблагодарить его.
— Спасибо! Чувствую себя значительно лучше.
— Через месяц, много через два — все заживет, — горделиво объявил пасечник.
— Резвиться хочется, — пошутила Зинаида Гавриловна.
— Побаловать иной раз не грешно…
В ухмылке пасечника, в словах его Зинаиде Гавриловне почудилась какая-то двусмысленность. Она поспешила перейти на серьезный тон.
К осени Зинаида Гавриловна чувствовала себя уже совершенно здоровой. Но чувствовать — одно, а убедиться — другое. Она поехала в город, проверилась в диспансере. Диагноз был неожиданный: очаги не только зарубцевались, но и рассосались.
И опять не удержалась Зинаида Гавриловна, сразу же по приезде зашла поделиться радостью с пасечником. Жил он теперь уже не на пасеке, а в Дымелке. С первыми холодами, когда ульи ставились в омшаники и за ними уже не требовалось постоянного догляда, пасечники всегда перебирались на зиму в деревню.
— Теперь уже можно сказать без колебаний: ваш прополис спас мне жизнь, — лучась радостью, сказала Зинаида Гавриловна, едва переступив порог избы, где так же одиноко, как и на пасеке, жил Ивашков.
Он тоже, по-видимому, обрадовался доброй вести. Быстро поднялся из-за стола, за которым сидел с толстой книгой в руках. То, что он сидел с книгой, Зинаида Гавриловна увидела еще с улицы — на окнах не было занавесок. Ивашков жил, будто нарочно, подчеркнуто открыто. Не только окна ничем не занавешивал, но и дверь никогда не закрывал на крючок. Живу, мол, не таюсь, глядите, заходите в любую минуту. Но когда Зинаида Гавриловна вошла, пасечник почему-то мгновенно запрятал книгу в ящик стола, а на стол вытащил другую. Зинаиде Гавриловне показалось, что сначала в руках у него был том медицинской энциклопедии, а потом оказался однотомник Пушкина. Одно было несомненно: удовольствие он не разыгрывал.
— Ну-ну, хвались, хвались! — проговорил он с веселым рокотом в голосе, оглядывая ее с головы до ног.
— Не хвалюсь, Петр Петрович. Правда это, — стараясь держаться спокойно, но чувствуя, что все-таки не вполне владеет собой, сказала Зинаида Гавриловна. — Не знаю даже, как вас благодарить!..
— Бабочка, если мужику приглянется, отблагодарить его может запросто… А ты мне приглянулась давно.
— Перестаньте, пожалуйста!
— Вот оно как! Сама ж сказала — жизнь спас, отблагодарить не знаю как. А на Руси заведено — долг платежом красен.