Если любишь
Шрифт:
— Председатель вам не медведь, — говорила порой тем, кто оказывался в кабинете, — лапу сосать и тем жить не может.
Куренков посмеивался, сводил все в шутку. Дескать, верно, жировой запас у него не велик. Не было бы вот на свете добрых вдовушек — запросто протянул бы ноги.
Внешностью Куренков похвастать не мог. Ростом маловат и фигурой не вышел — в плечах не по-мужски узок, в бедрах по-женски широк. А лицо круглое и плоское, как донышко у кастрюли, и уши торчком, вроде ручек у той же посудины. Если бы не глаза, умные,
Куренкову явно льстило, что Аришка, женщина смазливая, жаркая, выбрала его. Может, потому он и не торопился узаконить свои отношения с ней, что хотелось подольше покрасоваться на глазах у людей. Женишься, тогда ведь конец общему вниманию. Сразу перестанут мужики поглядывать на тебя с завистью. Еще и осудят, что взял ее в жены. А возможно, и духу не хватало у Куренкова сделать решающий шаг. Одолевала боязнь, что не он у Аришки первый, не он будет и последний. Так и шел месяц за месяцем. Постепенно все привыкли к тому, что Аришка держалась с Куренковым хозяйкой, принимали это за должное.
Прежнюю свою родню, свекра Евсея, свекровку и второго их сына Леху, такого же дурачка, как и ее покойный муженек, Аришка высмеивала теперь на людях походя. Но как-то так получалось, что не только Леха, но и Евсей делался у нее безобидным человеком, не вызывающим никаких иных чувств, кроме жалости. Будто бы только жалеючи стариков и их убогого сына она не могла окончательно порвать с ними. Наведывалась, порой помогала продать на базаре заготовленную ими черемшу или смородину, хмель или калину.
Слышала эти Аришкины насмешливо-жалостливые рассказы и Зинаида Гавриловна. Но до поры до времени не придавала им значения. Что тут такого? Пусть продает собранные стариками ягоды, грибы или что-нибудь другое. Не спекуляция же, и не без труда те ягоды собираются. И вообще, какое ей дело, раз сам председатель не считает нужным вмешиваться. Наверное, и нет необходимости. Жизнь сложна, далеко не всегда все в ней идеально. Самой бы с собой пока разобраться — и то хорошо.
Только оказалось — Аришкины дела и Зинаиды Гавриловны касались. Как-то в начале зимы Аришка зашла в медпункт, пожаловалась на нестерпимые боли в пояснице. Даже распрямиться она не могла, ноги волочила.
— Как прострелило! — стонала Аришка. Было ясно — приступ радикулита. Донимала эта болезнь ее и раньше. И, как правило, приступы случались по первым морозам. Что ж, понятно. Не остережется человек, выскочит во двор в одном платье, как в теплые дни, и пожалуйста — вспышка боли, точно выстрел в поясницу. Зинаида Гавриловна даже осматривать Аришку не стала. Выписала на три дня бюллетень, дала втирание, велела прогреваться.
— Придется валяться теперь на печи, бога молить, чтобы поскорей отпустило.
— На бога надейся, да сама не плошай. Берегись простуды — болеть не будешь.
— Как бы все от береженья зависело! — не без усмешки
Намек был достаточно прозрачен. Зинаида Гавриловна согласилась:
— Да, не все от нас самих зависит. — И добавила — Если за эти дни боль не уймется, бюллетень могу продолжить только на три дня. А там придется в район на комиссию.
— Знаю, знаю, — довольно произнесла Аришка. — Мне и трех дней хватит, больше-то и не надо.
Случайно вырвались у нее последние слова или сказала она их нарочно — понять было трудно. Аришка усмехнулась еще язвительнее.
— Маленько отпустит и ладно. Там уж без бюллетеня обойдусь. Мне вроде бы полегчало. Ей-богу! — Она хмыкнула и пошла к двери проворно, будто у нее ничего не болело.
Зинаида Гавриловна осталась озадаченной. Как все это понимать? Неужели разыграла ее Аришка? Зачем? Нет же смысла насмехаться так прямо в глаза. Или еще раз показала своенравный характер, сделала это нарочито, чтобы подчеркнуть: не только у Куренкова в конторе, а и всюду в Дымелке она чувствует себя полной хозяйкой, поступает так, как заблагорассудится?
Поступок Аришки Зинаида Гавриловна поняла день спустя.
Рано лишившись родителей, Орехова росла в детском доме. Детдом этот находился в большом степном селе, километрах в шестидесяти от Дымелки. Он отмечал нынче свой тридцатипятилетний юбилей. На торжество получили приглашение все бывшие воспитанники.
Зинаида Гавриловна созвонилась с райздравом, попросила трехдневный отпуск и отправилась в детдом «на подкидных» — так местные остряки назвали способ передвижения на попутном транспорте.
Не терпелось Зинаиде Гавриловне повидаться с друзьями детства. И когда на окраине села она слезла с машины, отправлявшейся дальше по трассе, то чуть не бегом устремилась туда, где за ветлами да березами бугрились белыми шапками крыши детского дома и школа. Едва миновала первую улицу, как услышала знакомый голос.
— Не скупись, не рядись, мужичок! — озорно восклицала женщина. — Это ж не просто ягодка калина, ребятишкам на кисель. Медицинская наука утверждает — хорошее давление поддерживает эта калинка. А хорошее давление не только тебе надобно иметь, а и женушке твоей ой как нужно!..
Грохнул смех, да такой, что Зинаида Гавриловна невольно остановилась. У ограды на углу улицы она увидела группу мужчин и женщин, толпившихся возле подводы с мешками. На высоком задке саней, как на прясле, побалтывая ногой в белом пиме-чесанке, бочком сидела Аришка.
— Арина? — удивилась Зинаида Гавриловна, никак не ожидавшая увидеть ее здесь, тем более, что вчера выписывала ей бюллетень.
Аришка тоже, конечно, не рассчитывала на эту встречу. Лицо у нее сделалось испуганным. Но она мгновенно совладала с собой, воскликнула с ловко разыгранной радостью: