Если она полюбит
Шрифт:
— Это был ублюдок. Настоящий подлец. Он из тех парней, что всегда глазеют на других привлекательных женщин, будучи с тобой в ресторане. Их глаза блуждают, оценивают, ищут декольте или открытые ноги. Практически в самом начале наших отношений Лео переспал с кем-то еще, стоило ему уехать в командировку. При этом его жалкое оправдание состояло в том, что мы встречались всего лишь несколько недель и он еще не до конца осознал, что наша любовь — это нечто особенное и серьезное. Просто бессмысленная болтовня! Но я все равно дала ему еще один шанс.
Зеркало
— Это была худшая ошибка…
— …которую ты когда-нибудь совершала?
Глаза ее стали пустыми, она глубоко ушла в себя, вероятно, погрузившись в воспоминания. Капли срывались с крана, звук их отчетливо слышался: кап, кап, кап. После одиннадцатой капли Чарли вернулась в реальность.
— Все в порядке?
— Да, уже лучше. Прости меня, — она покачала головой и улыбнулась, давая понять, что все это уже в прошлом. — Я тоже хочу в воду.
И не дожидаясь моего ответа, она скинула на пол одежду и забралась в ванну. Разговор об этом Лео и о худшей ошибке, которую Чарли когда-либо совершала, не получился. Стало ясно, что теперь мне лучше заткнуться, перестать волноваться и наслаждаться настоящим.
* * *
Я стоял перед окном уже одетый, опираясь на костыль. Вероятно, из-за продолжительного сна ощущения в ноге были гораздо менее болезненными, и двух простых болеутоляющих средств мне вполне хватило. Тяга к кодеину полностью не исчезла, но все-таки я уже был в состоянии отвлечься, причем без особых усилий.
— Снег и лед совсем растаяли, — крикнула Чарли из спальни, где она сушила волосы.
— Вижу. Наконец-то, — откликнулся я. — Мне бы хотелось выйти прогуляться.
— Ты уверен, что это хорошая идея?
— Я здесь уже с ума схожу. На улице не скользко, значит, все будет хорошо. А если я начну падать, ты меня поймаешь. Все, я решил, и тебе меня не отговорить!
Десять минут спустя, преодолев трудный спуск по лестнице, я стоял на тротуаре, кутаясь в пальто от пронизывающего ветра. Несмотря на холод, он казался мне прекрасным, казалось, он несет аромат мяты. Морозный воздух наполнял легкие свежестью, сердце учащенно билось, кровь бежала быстрее.
— Пойдем в парк, — попросил я.
По улице на костылях передвигаться было гораздо сложнее, чем по квартире, но Чарли все время была рядом, весело поддразнивая — «мой бедный раненый солдат». Вскоре я подобрал удобный ритм, напряженные мышцы расслабились, и впервые за минувшие две недели я почувствовал себя живым и бодрым. Словно арестант, которого только что выпустили из тюрьмы.
— В эти дни ты показала себя настоящей боевой подругой.
— Брось. Я просто чуть-чуть присматривала за тобой.
Мы вошли в ворота парка.
— Есть идея, — в глазах у Чарли мелькнули коварные искорки. — Можно поиграть в заключенного и тюремщика. Я добуду наручники и большую резиновую дубинку, а тебе арестантскую робу.
— Затейливо.
— Если
— Иногда ты меня пугаешь, — отшутился я.
Парк был прекрасен. Заиндевелая кора деревьев блестела на солнце. Паутина ветвей четко вырисовывалась на фоне стальной голубизны неба. По озеру плавали льдины, и я вспомнил, как мы с Чарли занимались здесь любовью, несмотря на жуткий холод. А еще тут когда-то утонул мальчик… Интересно, что и в прошлый раз мне тоже припомнился этот случай. Я остановился, чтобы поцеловать Чарли, опираясь на костыли, а потом мы двинулись дальше, в кафе, где купили горячий шоколад со сливками и зефир. Мы уселись за столик, наблюдая, как дошколята гоняются друг за другом по траве.
— Ты любишь детей? — спросила Чарли.
— Детей? Конечно. Впрочем, пока еще я не готов заводить своих, но со временем — непременно. А ты?
— Я беременна, — коротко сказала она.
Шоколад застрял у меня в горле.
— Это шутка, — она грустно рассмеялась.
— Чарли! Не надо так больше шутить.
— Судя по реакции, определенно не готов. Но я вообще-то очень люблю детей. Иногда я вижу сны, в которых у меня есть маленький сын. Он одет в полосатую футболку, и волосы у него тоже рыжие. Сын держит меня за руку и говорит, что будет любить всегда-всегда.
— Это мило.
— Но мальчики никогда так не делают. Они всегда оставляют своих мам, — она задумчиво наблюдала за кружащимися девочками. — При этом не знаю, что бы я чувствовала к дочери.
— Уверен, что ты будешь прекрасной мамой. Станешь заботиться, кормить…
Она рассмеялась.
— Правда?
— Да. Вот так же, как за мной ухаживала.
Она взъерошила мне волосы.
— Ты мой маленький мальчик. Ведь ты не бросишь меня, правда?
— Никогда. Но мне как-то странно быть маленьким мальчиком.
— Да. Извини.
По дороге из парка мы обогнали женщину с длинными светлыми волосами, одетую в дорогое на вид черное пальто. У нее были острые скулы и огромные глаза. Я подумал, что она, наверное, модель.
— Ну что, приценился? — саркастически произнесла Чарли, когда женщина оказалась вне пределов слышимости. Словно щелкнул переключатель — и настроение моей спутницы мгновенно изменилось.
— Ты о чем?
— О той девушке. Я видела, как ты на нее пялился.
Чарли остановилась, и я тоже был вынужден замереть на месте.
— Пялился? О чем ты говоришь?
— Да ладно, я все видела! У тебя аж язык изо рта вывалился. Чуть ли не слюни пускал.
— Нет!
Она резко повернулась ко мне.
— Ну скажи, что не смотрел на нее.
— Чарли, это просто смешно. Посмотрел, конечно. Но…
— Так, значит, посмотрел?
— Да. Но это просто… Ну не знаю… Это как мимолетная оценка.
— Оценка?
Она почти кричала, и я оглянулся, обеспокоенный, что нас могут услышать. Стало неловко. Но, слава богу, поблизости никого не было.