Если останемся живы
Шрифт:
Корин дипломатично предпочел не уточнять, что именно "здорово" - то, что муж был адвокатом, или то, что он погиб.
– Видите ли, мадемуазель...
– Корин упорно продолжал называть ее так, игнорируя известие о бывшем муже.
– Мадлен Дюмар. Зовите меня Мадлен.
– Очень хорошо, Мадлен. Дело, приведшее меня сюда, довольно деликатного свойства. Оно касается очень большого наследства.
Корин бил наверняка. Ничто не могло взволновать увядающую вдову сильнее, чем упоминание о больших деньгах, пусть и чужих. Он вскроет мадам Дюмар, как консервную банку.
– Хотите вина, Джон?
Так,
– Лучше виски.
Мадлен Дюмар подмигнула, удалилась на кухню и вернулась с литровой бутылью "Уэйкфилда".
– Сойдет?
– Я имел в виду рюмку виски, - пробормотал Корин.
Из буфета вынырнули пузатые рюмки, мигом наполнившиеся коричневатым напитком.
– Чин-чин, - хозяйка привычным движением опустошила хрустальную емкость. Корин отпил полглотка.
– Я разыскиваю человека, - он положил перед Мадлен фотографию Кеннета Дорена.
– Не только его, но и его родных. У меня есть основания полагать, что они снимали квартиру в вашем районе.
Женщина внимательно разглядывала цветной снимок.
– Симпатичный, - вынесла она приговор.
– Это ему привалило столько денег?
– Нет.
– Корин не ожидал, что лицо убийцы окажется незнакомым для домовладелицы. Значило ли это, что полиция пропустила вдову при опросе жителей квартала или женщина ловко притворяется, играя с Кориным в свою игру? В любом случае домашняя заготовка не годится, придется импровизировать.
– Но он поможет нам выяснить местонахождение наследника. Мадлен, вы, вероятно, знакомы со многими домовладельцами?
– Да ну их, - фыркнула хозяйка, доливая виски до ковбойской нормы. Скучные люди, а я люблю веселье...
– Она оценивающе посмотрела на Корина, видимо, взвешивая его шансы на партнерство в этом благородном деле.
– Знаю кое-кого.
Тридцать восьмой дом принадлежит мсье Леману, а двадцать девятый - мсье Франку. Оба старые плюгавые грибы. Только ваш человек поблизости не жил. Я бы заметила.
Еще бы, подумал Корин, а вслух объяснил:
– Люди, которых я ищу, могли съехать отсюда совсем недавно. Может быть, какая-то квартира только что освободилась?
Мадам Дюмар помолчала, припоминая.
– У мсье Франка, пожалуй... Там жили два джентльмена, по-моему, иностранцы.
– А как бы поговорить с мсье Франком.
Мадлен с лукавинкой глянула на гостя.
– Мсье Франн лечится в Кеневе. Ключи он оставил мне. Так что если вы задумали осмотреть квартиру... Ладно, ладно, не делайте такие глаза. Ято сразу поняла, что никакой вы не адвокат. Мой муж был адвокатом, я этих крючкотворов за милю чую. А за парнем на вашей фотографии гоняется полиция. Я не открыла им, когда они тут шарили.
Но вот, смотрите.
Она передала Корину свежую газету. С четкого снимка смотрел исподлобья Кеннет Дорен со сжатыми губами. Сопроводительный текст гласил:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ
ПРЕСТУПНИК. НАГРАДА - 10 000 ФРАНКОВ
Далее следовало описание преступления Дорена (полиция инкриминировала ему через прессу лишь убийство владельца "Датсуна"), перечислялись приметы, завершалась статья стандартным предупреждением: "Имеет при себе оружие и, не задумываясь, пускает его в ход".
– Ну как?
– усмехнувшись, спросила
– Понятно, за милю чуете Ну что же, - не стал возражать Корин.
– Так вы дадите мне ключи?
– Если обещаете вернуться и допить со мной бутылочку, - выдвинула ультиматум мадам Дюмар
– С удовольствием, - улыбнулся Корин Связка ключей легла в его руку.
– Вот этот. Квартира пять.
Пятая квартира во владениях мсье Франка встретила Корина запустением и нежилым духом. В многочисленных пыльных комнатах и длинных извилистых коридорах почти не было мебели, а та, что сохранилась, дышала на ладан. Нормальный человек ни за какие блага не согласился бы здесь поселиться даже временно. Но для использования в качестве оперативной базы квартира вполне годилась.
Корин выдвигал ящики скрипучих письменных столов, заглядывал за допотопные, набитые тряпьем сундуки. Вовсе необязательно эта квартира связана с организацией Дорена, тут мог обосноваться кто угодно. Ставка один к миллиону.
Корин вытряхнул поближе к слепому окошку мусор из пластмассовой корзины. Обрывки бумаг, смятые сигаретные пачки и выдохшиеся зажигалки не вызвали у него прилива вдохновения. Он развернул скатанный в комочек лист белой бумаги, на котором привлекали внимание следы чернил. Это было начало письма, точнее, только обращение поанглийски.
"DEAR JOHN!"
Дорогой Джон, и все. Автор сел за письмо, потом передумал или что-то помешало ему, скомкал листок и бросил в корзину. Вряд ли эта бумажка приведет к эпохальным открытиям. Но что-то в тексте привлекло внимание Корина. Он всмотрелся пристальнее. Нечто, заключенное в двух обыкновенных словах, смущало его, нечто чужеродное или, напротив, слишком знакомое. Наконец он понял.
Буквы Д и R были написаны не так, как написал бы их с детства сроднившийся с английским языком корреспондент, буква D имела залихватский хвостик слева внизу, а справа полуокружность с закорючкой. Буква R походила на русское И. Англичанин или американец написал бы ее иначе - в виде наклонной палочки с горизонтальным ответвлением в верхней трети. Зато человек, закончивший в Советском Союзе среднюю школу, навсегда привык писать именно так. Самому Корину тягомотный процесс переучивания доставил немало огорчений, когда его в КГБ готовили к работе в Америке. К тому же буквы стояли не слитно, что характерно для англоязычной манеры почерка, а разделялись небольшими интервалами. Последнее ни в коей мере не было обязательным, но косвенно подтверждало мнение Корина: обращение "DEAR JOHN" написано русским, причем не давно натурализовавшимся эмигрантом, а русским из Советского Союза или России (в зависимости от времени приезда на Запад).
Сам по себе этот факт ничего не давал Корину.
Мало ли русских, в том числе с криминальными наклонностями, бродит по миру. Но Корин заложил его в резервную обойму памяти как дополнительный штрих. Может сработать, а может и нет.
Он расправил бумагу, сложил вчетверо, сунул в карман и продолжил обыск, занявший два часа и давший те результаты, каких и ждал Корин, то есть нулевые. Он запер квартиру, вышел на улицу и бросил ключи в почтовый ящик мадам Дюмар. Потом он купил в киоске газету с портретом Дорена и отправился к телефону-автомату.