Если полететь высоко-высоко…
Шрифт:
И вся дорога по лесу до лесничества хороша – Антон носился по ней туда-сюда, и проделал путь в три раза длиннее того, который проделали мы все. И бабуся наша с палочкой мужественно поспешала за нами, не отставая…
Но даже после такой прогулки аппетита у Антона не появилось.
– Я не голоден! – и наотрез отказался от ужина.
– Удивительный ребёнок! Чем же он питается у вас – святым духом? – поражались наши родственники.
Вот и пришлось вернуться в Новомосковск, к нашим коробкам с гречневой кашей.
К тому же, ночью Антон стал сильно кашлять…
Пока
И с каждым днём, несмотря на все домашние испытанные средства, кашель только ещё больше разгорался…
Пошли в поликлинику. Врач сказал: «Бронхит на грани воспаления лёгких. С астматическим компонентом. Не смог ваш мальчик здесь акклиматизироваться…». Прописал микстуру. Велел парить ноги с горчицей.
Парим. Пьём. Ничего не помогает! Кашляет всё сильнее.
Особенно тяжело по ночам. Мой мальчик задыхается от кашля… (Эх, не знали мы тогда ещё о коварстве амброзии!…)
Антоша кашлял так сильно, что это уже походило не на «астматический компонент», а на самую настоящую астму.
Три часа ночи. Сынок опять задыхается от кашля… Страх обнял моё сердце холодом. Я прижала Антошу к себе и просила только об одном:
– Не уходи от меня, не уходи, родной, единственный!
– Куда же я от тебя уйду, мамочка? Я никогда от тебя не уйду!
Потом кашель немного утих. Но что-то не давало тебе уснуть.
– Что с тобой, сынок?
– Не знаю…
– У тебя что-то болит?
– Не знаю…
Тебя что-то мучило, но ты не мог объяснить.
Я вызвала «скорую».
(Квартира однокомнатная. Но, к счастью, бабушка спала и ничего не слышала).
«Скорая» приехала очень быстро. Всё-таки городок маленький, всё близко.
Вошёл доктор, в руках – старинный чемоданчик. Чудесный доктор – с серыми прищуренными глазами и русой бородкой, очень похожий на отца Сергия Хохлова. Я, как только увидела его – сразу поверила ему, что он поможет моему мальчику. Не может не помочь. Вошёл без суеты, заговорил спокойно.
Выслушивал и простукивал Антошу долго и внимательно, щурил серые глаза и повторял, недоумевая:
– Почему не спит эта дытына?…
Сказал, что в лёгких ничего угрожающего, но в сердце шумы и перебои, сильная аритмия. Видимо, именно сердце беспокоило тебя и не давало уснуть. Доктор накапал капелек в рюмочку. Антоша выпил. Вскоре ему стало легче дышать…
– Вот и слава Богу! – сказал доктор. – А бабушка-то ваша крепко спит, – удивился он.
– Просто она на одно ухо совсем не слышит – ей его отбили в гестапо. А когда лежит на подушке слышащим ухом – то она как глухая. Кричи не кричи – ничего не услышит.
– А как ваша бабушка оказалась в гестапо?! – удивился доктор.
– Была подпольщицей. Их предали, и многих забрали…
– Ваша бабушка – герой.
– Да, наша бабушка – герой.
Доктор ещё посидел у Антошиной постельки, опять прослушал его и пощупал пульс.
– А вам никто не говорил, что у вашего ребёнка, возможно, врождённый порок сердца? – сказал он.
У меня всё похолодело внутри…
– Нет,
– Правильно вы слышали всхлипы и перебои. Так что, когда вернётесь домой, советую тут же серьёзно обследовать вашего мальчика.
Боже, ещё и это!…
– Забирайте своего ребёнка и поскорее увозите домой, – сказал доктор. – Он здесь уже не акклиматизируется…
(Потом оказалось, что у тебя страшная аллергия на южные растения этой полосы: на амброзию, на подсолнух, а они как раз в это время бурно цвели…)
– Мама, свари мне гречневой каши! – попросил сынок.
Доктор засмеялся:
– Ну, тогда я поехал. Если ребёнок просит каши – значит, ему уже лучше!
Мы попрощались. И я пошла на кухню варить кашу.
Покормила Антошу. Было уже четыре часа утра, почти светло и не жарко. Спать почему-то не хотелось. Мы лежали, обнявшись, на тахте, и смотрели в распахнутое окно. За окном – тёмные на светлом утреннем небе – тополя. И среди тёмной листвы вдруг глянула на нас огромная голубая звезда…
– Звезда, звезда!… – вскрикнули мы в один голос.
Звезда смотрела на нас так светло, так приветливо, удивительно близкая и живая… Такая близкая, что, казалось, можно потрогать, погладить её нежные, голубоватые лучи, которыми она раздвигала тяжёлую, изумрудную листву тополей, чтобы та не загораживала нас от её утреннего света… Наверное, это была Венера. Или другая какая-то звезда по имени Надежда. Я смотрела на неё, прижимая к себе своего ненаглядного сыночка, и думала о том, что всё у нас будет хорошо… И в ту минуту мне было странно, что были у нас когда-то (ещё недавно) какие-то трения и разногласия, что ты кричал на меня и требовал, чтобы я немедленно родила тебе ребёночка…
Ты гладил меня по лицу, по волосам, приговаривая:
– Как хорошо, что ты родилась! Ты такая у меня чудесная…
– Солнышко ты моё! Как же я тебя люблю, сыночек!
В ту мучительную и прекрасную ночь мы как будто увидели друг друга новыми глазами. И наша любовь обрела новое дыхание. Мы поняли, что никто-никто нам больше не нужен. Что у нас всё есть для счастья: ты – у меня, а я – у тебя…
В Васильевку мы, конечно, уже не съездили. Какая тут Васильевка?… Нужно брать билеты обратно.
Пока мы были на Украине, умер Владимир Высоцкий…
В тот же день, что и Леонид Енгибаров – 25 июля. Но спустя восемь лет. Чёрная дата…
И похоронили его там же – на Ваганькове, недалеко от могилы Моего Клоуна…
Они были друзьями. Теперь они опять вместе…
А как же нам тут – без них?!
Вернулись домой, в прохладную августовскую Москву…
Зайдя в дом, не раздеваясь, ты тут же бросился к проигрывателю, включил его и поставил на диск «Евгения Онегина».