Если

Джонс Н. Г.

Я перекатился на футоне на пустое место рядом с собой. Бёрд не было рядом, но затем я учуял запах кофе, и мои глаза переместились к кухне, где она стояла в моей рубашке, излучая мягкий оттенок фиолетового. Я подумал, что позже уловлю ее запах, когда надену эту рубашку, и это обеспечит нескончаемую кладезь энергии.

— Доброе утро, — сказала она кокетливо.

— Доброе утро, — ответил я, подпрыгивая с кровати.

— Ты хочешь кофе?

— Конечно, — сказал я, подходя к ней и обнимая сзади, впитывая ее аромат: лаванда смешанная с мылом и приятный аромат ее мягкой кожи.

Она была

теплой, и мои кончики пальцев покалывало от уюта, который я чувствовал всякий раз, когда на самом деле позволял себе это делать из-за Бёрд.

— Сколько время? — спросил я.

— Семь. У меня занятие в девять часов с малышками.

— Во сколько ты выходишь?

— Восемь пятнадцать.

Я взял кружку из ее руки и поставил на столешницу. Я разрывался от энергии, и я снова взял ее. Столько всего в ней я еще не исследовал.

В этот момент меня настигло осознание. Я был не просто в замечательном настроении. Я был в фан-чертовски-тастическом настроении. И я был не просто возбужденным, я был оголодавшим. Если бы ей не нужно было на работу, я бы, вероятно, нашел десять различных способов заняться с ней любовью до полудня. Я знал, к чему это приведет, но было так хорошо, так чертовски хорошо ощущать энергию в каждой клеточке моего естества. У меня была ясность ума, которую я не испытывал в одиночестве на улице, изолируя себя в безмолвном страдании.

Переключатель щелкнул.

И когда это произошло, я не мог — не хотел — останавливать это. Я хотел взбираться выше и выше, пока не потеряю почву под ногами и упаду. Был единственный путь вниз, и он был — неприятный.

Вчера я брал ее нежно и страстно. Дважды. Это было идеально, и интимно и наша связь была на таком уровне, который я не испытывал прежде. Я все так себе и представлял: это был сенсорный опыт, которому бы позавидовал Тимоти Лири (прим.перев. американский писатель, психолог, участник кампании по исследованиям психоделических препаратов, разработчик программного обеспечения — одних из первых индексируемых ЭВМ психологических тестов). Но утром я взял ее жестко. Она больше не была девственницей, и я хотел показать ей не только как заниматься любовью, но и как трахаться.

Она была милой, красивой, но еще и чертовски сексуальной. Я хотел, чтобы она чувствовала себя так же жарко, как и тот жар, что поглотил мое тело как лесной пожар, когда она прижала свои губы к моим.

У нас было все. Она была всем. Мы были всем.

На этот раз ее стоны были громче, небрежнее и учащеннее, как будто я укрощал ее. Было чувство, что сейчас четвертое июля — яркие, громкие, живые, прерывистые вспышки света и красок.

В отличие от тех двух раз, в этот раз она кончила, громко и жестко, и я пробовал на вкус ее плоть и видел солнечные лучи.

— Ничего себе,— сказала она, когда мы, задыхаясь, прислонились к кухонному столу. По взгляду в ее глазах, я видел, что она пытается осмыслить все это, и я понимал ее, было много все, что нужно было уложить в голове. Но мой разум был быстр, и я мог осмыслить все лихорадочно. Я уже придумал все, что хотел сделать сегодня, как я хотел принять позитивное дыхание жизни, которое она вдохнула в меня, и распылить его на сто холстов.

— Не возражаешь, если я возьму его с собой? — спросил я, уже начиная

складывать мольберт.

— Он твой, — сказала он, все еще в оцепенении. — Ты уходишь?

— Ну, ты скоро уйдешь, а у меня есть страстное желание кое-что нарисовать, — сказал я, сбрасывая так много принадлежностей в свою сумку, сколько туда вмешалось.

— Ох, ладно.

Мне казалось, возможно, для нее это все чересчур, что она может чувствовать себя неуверенно, что я забрал ее девственность и художественные принадлежности и никогда не вернусь, но она не понимала, что была Солнцем, а я Землей, и вся моя жизнь крутилась вокруг нее.

— Когда ты освободишься? — спросил я. Казалось, что ее тело выдохнуло, хотя она не выпустила вдох.

— Джордан попросил меня о ланче после занятия с детьми, и затем у меня смена в ресторане, и я не освобожусь до девяти, — сказала она.

— Хорошо, — сказал я, скользнув в джинсы. Она хотела, чтобы я спросил ее? Потому что я хотел быть с ней каждую минуту, но не хотел давить на нее..

— Хочешь потусоваться вместе? — спросил я.

— Угууу, — она улыбнулась, как будто думала, что я никогда не спрошу это. — Дерьмо, мне нужно собираться, мне выходить через двадцать минут.

— Хорошо, — сказал я, смотря в ее глаза и подходя к ней ближе, так что мы оказались нос к носу, и я ощущал, что это возбуждает ее и нервирует. Я поцеловал ее. Без языка, просто прижал свои губы к ее и потянул за край своей футболки, что все еще была на ней, и сдернул ее с нее. — Она нужна мне, — сказал я у ее губ.

И вот она стояла передо мной полностью голая, солнце сияло вокруг нее, пытаясь конкурировать с ней, но это было бесполезно, и я мог брать ее снова и снова и снова. Она скрестила руки, как будто я только что не пробовал соленый вкус этих грудей, и задвигала губами, как будто хотела сказать что-то, но колебалась.

— Что такое?

— Я... я пытаюсь разобраться, как сформулировать это...

— Как получится будет прекрасно.

— Я не хочу, чтобы ты жил на улице, — ее голос дрожал, как будто ее переполняли эмоции, которые я даже не думал, она испытывала. — Я беспокоюсь.

Как будто произошло мягкое нажатие тормоза, и ее беспокойство замедлило мои мысли.

Я забеспокоился.

Все люди, которые заботились обо мне, все переживали. Вот почему я пытался оттолкнуть ее, но она была Солнцем, а я просто Землей, и ее сила притяжения была слишком мощной. Я не хотел, чтобы ей было больно, или чтобы она переживала. Я не хотел, чтобы она страдала бессонницей, мучаясь, куда я исчез. Но неизбежное было неизбежным.

У меня в руках все еще была футболка, она все еще была обнаженной, и я подошел к ней. Я погладил ее щеку — особенные маленькие веснушки, которые были как брызги корицы.

— Нет. Со мной все было в порядке до сих пор. Увидимся сегодня вечером?

Она кивнула. Я задумался, осознавала ли она, какую ошибку совершила. Что я не вернусь домой как нормальный парень. Что я пойду на улицы. Улицы были моим домом. Я задумался, откроет ли она дверь, когда я приду. Я надеялся, что нет, потому что я не остановлюсь, если она откроет. Мой импульс сработал на полную катушку, я уже катился по холму имени Бёрди Кэмпбелл, набирая скорость с каждым оборотом.