Если

Джонс Н. Г.

— Что случилось? — спросил я, опускаясь на колени.

Она встала, отвернулась от меня, как будто не хотела видеть мое лицо.

— Чего ты хочешь, Эш? — спросила она, глядя в окно со скрещенными руками.

— Я пришел сюда, чтобы повидаться с тобой. — Это был первый раз, когда я был честен о причине визита.

— Если ты хочешь рисовать, твои вещи здесь. — Она кивнула головой в сторону мольберта, но не показала мне свое лицо.

— Я сказал, что пришел увидеть тебя.

— Зачем? Потому что я такой хороший друг? Потому что я предоставляю тебе место, где можно позависать?

— О чем

ты говоришь?

— Я понимаю это. Я знаю, что все видят, и они притворяются, что этого нет. Как будто чертовски ужасно сказать это вслух.

Я стоял на месте, неуверенный, как ответить на боль, что сочилась из нее. Она всегда была такой сияющей, я никогда не думал, что увижу, как она будет вот так плакать.

Она провела пальцами по своим густым рыжим локонам и откинула волосы назад, затем повернулась лицом ко мне.

— Я знаю, как выгляжу. Я знаю, что никогда не буду танцевать профессионально в этом городе или любом другом, потому что это все, что имеет значение, — сказала она сквозь слезы. — И я знаю, что ни один парень не захочет меня, потому что всегда будет кто-то, у кого нет подобного на лице. — Она ткнула пальцем в поврежденную сторону лица.

В этот момент я почувствовал себя самым большим куском дерьма на планете. Я думал, что она прекрасна, и у меня даже никогда не было мысли, что она могла подумать, что я оставил ее из-за шрамов. Я не был слепцом, я видел их, но они просто были частью ее, как и ее карие глаза, ее курносый нос, веснушки, ее элегантная походка, улыбка. В то время как я видел шрамы, как все другие, я мог видеть то, что не замечали другие. Я мог видеть скрытую красоту, которой обладала Бёрд, видимую для такого как я, кто живет за пределами пяти чувств, как большинство других одержимых.

Она была в буквальном смысле звездой, ярко сияющей, проходя по планете и украшая ее своим присутствием. Она была тем, что обычно высматривают на ночном небе, задумываясь о бесконечных возможностях. Она была светом, который мы пытались схватить, но никогда не могли прикоснуться. Вот кем была Бёрд: падающей звездой. Танцующей звездой.

Я думал, что она знает это. Я думал, что потому-то она излучает свет. Я никогда не предполагал, что Бёрд может даже на секунду задумываться, что она далека от совершенства. В этот момент, я хотел, чтобы она почувствовала себя лучше. Меня не заботило то, что я должен был сдержать свои чувства под замком, меня не заботила потеря контроля.

Я подошел к ней и положил свою руку на ее, сжав.

— Ты думаешь, что из-за этого я ушел?

— Мне не нужно, чтобы ты лгал мне. Я слышала все, что ты мог бы думать. И я не хочу твоей жалости.

— Хорошо, потому что я не собираюсь тебя жалеть, — сказал я.

Она вздрогнула, не ожидая от меня такой резкости.

— Потому что то, что я собираюсь сказать тебе — правда. Я хочу, чтобы ты понимала это. — И сейчас я немного злился на мир, из-за которого она так чувствовала себя, что верила им, а не себя, злился на себя за то, что никогда не говорил ей, как вижу ее. Я сильнее сжал ее тонкую руку. — Я наблюдал за тобой месяцами, думая, что любой парень будет самым счастливым, заполучив тебя. Я наблюдал, как ты сияла и смеялась. Я наблюдал твою улыбку и твои яркие волосы, что горели красным как пламя. Ты необычная, красивая и изящная.

Тебя окружает волшебная аура, и ты даже не знаешь этого. — Я положил вторую руку на нее и притянул ее, даже не осознавая этого.

— Ты превосходишь других. Ты самое яркое создание на всей Земле. С твоим смехом, таким ярким и красочным, не сравнится ни одно световое шоу на планете. В холодную ночь, когда я один на улице, я думаю о тебе и чувствую, как теплое одеяло накрывает меня. Шрамы не портят такой тип красоты, они усиливают ее. И даже если бы я не был благословлен увидеть физическое воплощение твоей души, ты все еще была бы великолепной. Твои длинные волосы, нос кнопкой, твои веснушки, твои глаза, твои губы... — Мои мысли вернулись к ее поцелую. Я никогда не ощущал таких губ, как у нее. Я понятия не имел, что упускал, пока не поцеловал эти губы. — Твои ноги, твои руки, твоя попа, твоя грудь, то, как ты двигаешься. Ты чертовски сексуальна и также чертовски мила, черт побери.

Я разразился тирадой, и мне было плевать.

— И это правда, Бёрд. Никакой жалости. Нисколько.

Я опустил взгляд и понял, что сжимаю ее в своих руках, не жестко, а страстно. Мы были так близки, и я чувствовал жар. Неоновые черточки зеленого, желтого и индиго мерцали перед глазами как лазер. Я опустил свои руки ниже по ее рукам, отпуская ее, но она схватила меня за руки.

— Тогда почему ты ушел? — потребовала она ответа.

— Это никак не связано с тобой, а полностью связано со мной.

— Ответ все еще недостаточно хорош. Ты не можешь поцеловать девушку так, как целовал меня, и просто вот так уйти. Ты даже не позвонил.

— Я вернулся.

— От этого все еще больно. Это все еще странно.

— Разве ты не видишь, что моя жизнь испорчена? Я сломлен. Разрушен. Я не тот парень, о котором такая девушка, как ты, должна думать. — Я не мог сказать ей, что боялся, что она может заставить меня взобраться на вершину и затем рухнуть в черную дыру. Потому что хоть я и не хотел, чтобы она имела дело со мной, я хотел ее. Если я расскажу ей слишком много и слишком рано, я уверен, что она сбежит. Я хотел снова почувствовать этот кайф, я знал, что мои ощущения с ней будут не похожи ни на что другое.

— Ты не хочешь меня, Бёрд. Ты хочешь саму идею обо мне. Скромном художнике. Пареньке, который спас тебя... рисовал тебя. Но я загадка, которую ты не захочешь разгадать. Я вопрос, на который ты не хочешь получить ответ. Было проще, когда я просто рисовал, а ты танцевала.

— Ничего никогда не было просто между нами.

Ее слезы высохли, но глаза были покрасневшими из-за опустошения. Я был прямо на краю, боролся с желанием прыгнуть в теплый, яркий, многоцветный бассейн поцелуя Бёрд.

— Вот как ты видишь меня? Ты говоришь, что шрамы не имею значения, что ты видишь меня не так, как другие? То же самое и для меня, Эш. Я не вижу, где ты живешь. Я не вижу, как много ты делаешь. Я вижу кого-то, кому больно, кто боится заботы, или может, думает, что не заслуживает ее. Но я также вижу честного и нежного, и забавного, и чувствительного человека. Я чувствую тебя. Я чувствовала тебя так много раз, когда проходила мимо, прежде чем узнала тебя. — Она сжала мою руку. — Ты другой. Понимаешь, создается то самое то ощущение, когда ты просто знаешь.