Есть, господин президент!
Шрифт:
– Иван Николаевич, у нас тут для вас информация. – Говорил он осторожно, как будто пробовал ногой свежий лед. – Мы хотели вам доложить, пока еще не приехали. Вдруг пригодится? В общем, вчера мы приметили в ЦКБ знакомое лицо… Помните девушку, которая вас чуть не сшибла? На том этаже, где палата Виктора Львовича?
– Ну помню, – ответил я без особого интереса. – И кто она?
– Мы не про нее хотели сказать, – уточнил с переднего сиденья Борин, – она-то ни при чем. Мы про парня, который сразу после нее прошел, секунд через десять. Не обратили внимания? Мы его вроде как знаем…
Всего за две последующих минуты настроение мое улучшилось. Расклад сил на свидании сдвинулся в мою пользу. Не стопроцентно, что Савва Артемьевич дал приказ своему – как бишь его? – Лаптеву приглядывать именно за Серебряным. И я по-прежнему не знаю, что надо сейчас этому змею. Но, в любом случае, у меня образовалась лишняя карта козырной масти. Есть с чего зайти.
Шесть утра для ЦПКиО имени Горького – мертвый сезон: дворники уже домели свое и ушли, нормальная публика еще спит, а местная охрана, разглядев номера наших тачек, благоразумно попряталась.
Как и было спланировано, встреча состоялась в восточной части парка. На пятачке аттракционов, у картинки, где Микки-Маус. Мы с Голубевым обнялись, и генерал сделал приглашающий жест: дескать, слово за вами, господин Щебнев, извольте выбрать между парными лошадками, верблюдами, слониками, скутерами и положенными набок ракетами. Раз инициатива исходит от генерала, транспорт называть мне. Я еле удержался от мстительного желания выбрать ракеты (мне самому в них было тесновато, а Савва Артемьевич превосходил меня по ширине) и указал на двух желтых верблюдов с розовыми седлами.
Детская карусель в ЦПКиО была наилучшим местом для моих редких конфиденциальных свиданий с главным эфэсбэшником. Древний, чуть ли не хрущевских времен, скрипучий поворотный механизм создавал помехи для любых записывающих устройств, а скорость нашего движения по кругу делала бесполезными направленные микрофоны.
– Ай-яй-яй, Савва Артемьевич! – сказал я сразу после того, как Борин на пару с одним из двух бодигардов Голубева вскрыли будку и запустили карусель. Я не стал ждать и нанес удар первым. – Нехорошо! Мы же вроде договаривались: без стукачей. Серебряный и так еле жив, а вы его пасете. На меня, что ли, досье собираете?
– Серебряный? – с непонимающим видом переспросил Голубев, обеими руками обхватив верблюжью шею. – Может, кто его и пасет, но не мы. Я вообще не знал, что Виктор Львович болен.
Карусель набрала скорость, и мир вокруг окончательно разделился на «здесь» и «там»: за внешним периметром он был смазан и зыбок, но во внутреннем круге оставался четок и конкретен. К этой четкой половине мира были крепко прибиты два фанерных верблюда, на которых мы с генералом Голубевым неслись в никуда.
– Ага, не знали, – насмешливо обронил я. – Наверное, этот капитан Лаптев от нечего делать зашел в ЦКБ. Шел мимо и просто так заглянул. Смотрит – а там Виктор Львович… Я-то знаю, Савва Артемьевич, в вашей конторе никто ничего не делает без причины и без приказа. Стало быть, вы в ответе за своего кадра.
Мир провернулся еще раз вокруг оси, прежде чем генерал сказал:
– У нас, Иван Николаевич, штат немалый.
– У меня в работе много проектов, – насторожился я. – Не скрою, есть среди них и «Почва». А в чем дело? Что-то случилось?
– Ай-яй-яй, Иван Николаевич! – Старый гэбэшный змей с удовольствием вернул мне мою же реплику. – Ваши ребята здорово вляпались. – Не выпуская одной рукой верблюжьей шеи, другую он засунул в карман и достал три фотоснимка: – Узнаете хлопчиков?
Широкие плечи. Короткие стрижки. Маленькие головки. И у каждого из троицы – довольно сильно побитые хари.
– Первый раз их вижу, – честно ответил я, – одно могу сказать точно: в политсовете партии «Почва» этих трех образин нет.
Внешний мир сделал еще полоборота, и Савва Артемьевич сказал:
– Ну конечно, нет! Это Хоффман, Вертмюллер и Липски. Они не местные, они из так называемой «Европейской партии возрождения порядка», поклонники фюрера. Мы сейчас вместе с Европолом отслеживаем нацистские группировки, в рамках одной совместной операции, и я вдруг узнаю, что эти трое въехали к нам не по обычной турвизе, а по официальному приглашению. Догадываетесь, кто им дал «крышу»?..
Слушая генерала, я уже мысленно представлял Тиму Погодина на дыбе. Как ему сдирают кожу. Как пытают «испанским сапогом». Как льют на голову горячее подсолнечное масло. И это самое легкое из того, что мерзкий хомяк заслуживает. Это ведь надо ухитриться – так меня подставить! А главное, так не вовремя! Ну почему я не проверил этих Тиминых союзников через МИД? Собирался же, олух!
– И, возможно, они еще замешаны в покушении на одного из москвичей. Но мы не стали раздувать дело и выперли их из страны по-тихому учитывая, какую тень это происшествие может бросить на Госдуму и на вашу Иван Николаевич, сферу… Однако, – прибавил генерал, – я буду вынужден доложить обо всем президенту. Сегодня днем.
– Послезавтра, – быстро предложил я. Чего-то вроде я ожидал и был готов к торгу. – И не днем, а вечером. Ну же, Савва Артемьевич, пойдите мне навстречу еще разок. Сами понимаете, мне нужно время, чтобы подстелить соломки. А я в долгу не останусь.
Целых два оборота Голубев что-то просчитывал, а затем ответил:
– Не позже, чем завтра вечером. И у меня встречная просьба.
– Сделаем, без проблем! – Я выпустил правое верблюжье ухо и для верности приложил руку к груди.
Если он вдруг откуда-то узнал о «парацельсах» и потребует своей доли, шиш я ему чего отдам. Выхода у меня нет. Война так война.
– Отдайте мне Сканженко. – Голубев, к великому моему облегчению, попросил о другом. – Я в курсе, что он – ваша креатура, но и вы признайте: Архипыча заносит. МГТК хапает не по чину, много обиженных, нам уже полгода идут сигналы. Сейчас удобнее всего снять с таможни пару скальпов. И народу будет приятно, и бизнесу полезно, и терминалы чуток разгрузим…