Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время
Шрифт:
Он кинулся в ЦК партии, где, как он считал, имел покровителей, обошел одиннадцать кабинетов, но поддержки никто не обещал. Ему шили «идеологически вредную линию». Это-де выражалось в издании биографии Чаадаева, написанной А.Лебедевым, Бертольда Брехта – Л.Копелевым, и моего «Николая Вавилова». Книга о Чаадаеве вышла два года назад, о Брехте – год назад; последней каплей, переполнившей чашу, стал мой «Николай Вавилов». Коротков срочно «заболел» в надежде переждать грозу. Мне он сказал:
– Я понимаю, что тебе надо бороться за свою книгу. Но учти, что чем громче будет шум, тем мне будет труднее.
Я старался шума не поднимать, ограничиваясь тихой дипломатией. Было у меня поползновение написать письмо Брежневу, но мой тогдашний друг и коллега по редакции ЖЗЛАндрей Ефимов сказал:
– Ты же хотел вставить им перо, чего же теперь у них просить защиты?
Довод показался мне убедительным,
Мне удалось попасть на прием к президенту АН СССР М.В.Келдышу, он внимательно выслушал меня. Ничего конкретно не обещал, но, как говорится, взял вопрос на заметку. Но когда мне позвонил Владимир Дмитриевич Дудинцев (для меня это было приятным сюрпризом, так как знакомы мы не были) и предложил организовать публичное обсуждение книги в Центральном доме литераторов, я вынужден был просить его этого не делать. В журнале «Знание – сила» была подготовлена большая рецензия на книгу, она стояла в номере. Не желая подводить журнал и моего шефа, я позвонил главному редактору Н.С.Филипповой и объяснил ситуацию. Она ответила:
– Спасибо, что вы меня предупредили, я сейчас пойду и сниму рецензию.
Ганичев поручил заниматься моей книгой своему только что назначенному заместителю Геннадию Криворученко. До этого Криворученко возглавлял Особый отдел в ЦК комсомола, но давно уже вышел из комсомольского возраста и для него учредили должность замдиректора в нашем издательстве. Такова была рутинная практика: на руководящие посты в «Молодую гвардию» сплавляли переростков из ЦК комсомола.
Таким бывшим переростком был и директор Ганичев, и его предшественники: Ю.С.Мелентьев, Ю.Н.Верченко, главный редактор В.О.Осипов, два зама главного редактора.
Появление в издательстве явного особиста вызвало среди рядовых сотрудников глухой ропот, но Криворученко из всех начальников оказался наиболее терпимым и либеральным. У меня с ним установились вполне корректные отношения. Я предлагал в качестве жертвы себя вместо Короткова, но Криворученко дружески посоветовал этого вопроса не поднимать. Пояснил, что если я захочу уйти, Ганичев меня удерживать не станет, но Короткова это не выручит. Таковы парадоксы бюрократической системы: мою книгу признали вредной, но административно отвечать за это должен был не я, автор, а завредакцией.
Прошло несколько месяцев, ажиотаж спал, и о том, что арестованный тираж надо полностью уничтожить, уже не говорили. Письменного распоряжения не поступило, а без этого издательство не могло списать финансовые затраты. Дело спускали на тормозах, чему, я думаю, способствовали три обстоятельства. Во-первых, при всем моем старании не поднимать шума, история гонений на биографию Вавилова стала известна на Западе, о ней говорили радиоголоса, попала она и в самиздатскую «Хронику текущих событий» [6] . Во-вторых, наметившаяся стабилизация в Чехословакии и ослабление протестов против вторжения в нее советских войск со стороны Запада, быстро привыкающего к подобным акциям, показали кремлевским руководителям, что настало время выступить с мирными инициативами. В такой ситуации гонения на мою книгу могли осложнить и без того сложные отношения с Западом. И третье, может быть, самое главное, состояло в том, что летом 1969 года в каком-то цековском санатории в одно и то же время отдыхали академик Николай Николаевич Семенов и глава Отдела пропаганды ЦК партии Александр Николаевич Яковлев; они совершали совместные прогулки. Семенов к тому времени был полностью в курсе случившегося – об этом позаботился Юрий Николаевич Вавилов. Семенов объяснил Яковлеву, насколько негативно в научных кругах воспринимаются гонения на книгу о Вавилове. Об этом я узнал только в 1997 году, когда, будучи в Москве, обратился к Яковлеву с просьбой о встрече и был им принят в его кабинете в фонде «Демократия». По ходу беседы, длившейся около часа, он вспомнил о том, как прогуливался с Семеновым и как, вернувшись из отпуска, приструнил Севрука. Отозвался о нем как о полном ничтожестве.
6
Позднее эта история вошла в диссертацию о жизни и деятельности Вавилова, успешно защищенную в Техасском университете американским историком генетики Барри Менделем Коэном.
Я спросил:
– Почему же вы держали при себе такого человека?
Он ответил:
– А вы знаете, как он умел льстить!
Что-то пронюхав наверху,
Как я уже отмечал, удаление всех шестнадцати мест ничего не изменило бы в книге по существу. Однако я выяснил в типографии, что если «исправить» все эти места, то потребуется заново набирать и печатать шесть печатных листов (целую небольшую книжку!); если же ограничиться частью пометок, сосредоточенных на последних тридцати страницах, надо будет перепечатывать только два листа. Я предложил Ганичеву подойти к «идеологическим ошибкам» арифметически, кивком головы он согласился.
Два печатных листа заново прошли весь издательский цикл: набор, верстку, сверку, подписание в печать, визирование Главлитом – 90 тысяч экземпляров первого варианта этих двух листов были пущены под нож и заменены новыми. Книга, представлявшая, в сущности, второе издание, вышла под первоначальной обложкой и с первоначальными выходными данными – воровской прием, запутывающий следы.
Однако тайну сохранить не удалось. Жорес Медведев тщательно сверил два варианта книги и подсчитал, что всего было заменено или удалено полторы страницы текста. Он позвонил в типографию «Молодой гвардии» и выяснил, что эта операция обошлась издательству в 27 тысяч (тогдашних!) рублей, поглотив всю запланированную прибыль. По радиоголосам прозвучала саркастическая заметка Медведева. Она заканчивалась словами:
– Вот сколько стоят полторы страницы правды.
Я ходил по книжным магазинам – хотел посмотреть, как покупают мою книгу. Но она исчезала с такой быстротой, что мне ни разу не удалось увидеть ее в продаже.
В 1983 году (15 лет спустя) в Нью-Йорке вышла моя книга «Дорога на эшафот» – доцензурный вариант последней части биографии Н.И.Вавилова. В нее вошли не только злополучные полторы страницы, но все 100 страниц, усеченных перед сдачей рукописи в печать. Но и это был только паллиатив: ведь то, что изначально не было включено в книгу из-за самоцензуры, восстановить было невозможно! Не говорю уже о том, что то была одна из первых биографических книг о Н.И.Вавилове, тогда как позднее сложилась целая отрасль истории науки – вавилововедение. Можно смело сказать, что ни об одном ученом России за прошедшие с тех пор 50 лет не было опубликовано такого количества материалов – статей, воспоминаний, архивных документов, – как о Вавилове. Эти публикации чрезвычайно обогатили наши представления об этом человеке, но они фрагментарны, разбросаны по множеству самых разных изданий, часто малотиражных, доступных лишь узкому кругу специалистов. Собрать всё это, сопоставить, осмыслить, вдохнуть жизнь в разрозненные материалы, создать на их основе неповторимый образ великого ученого, раскрыть трагедию его судьбы в контексте времени, в которое ему выпало жить и погибнуть, – такова задача этой книги. В какой мере мне удалось ее решить – судить читателям.
Часть первая
Развилки дорог
Его рождение
Великий ботаник, генетик, растениевод, географ, путешественник Николай Иванович Вавилов родился в 1887 году, 13 (25) ноября. Но дата рождения ученого сама по себе мало о чем говорит. Она приобретает смысл лишь в соотнесении со временем возникновения науки, которую ему предстояло развивать. Ученый, каким бы самобытным ни был его талант, – лишь участник многоэтапной эстафеты. То, к чему он пришел, прямо зависит от того, с чего он начал, то есть как далеко успели пронести эстафетную палочку его предшественники. «Я видел дальше других, потому что стоял на плечах гигантов», – говорил Исаак Ньютон.
На вопрос, когда возникла наука, которой посвятил свою жизнь Николай Вавилов, трудно дать однозначный ответ.
Отсчет можно начать с 1753 года, когда шведский натуралист Карл Линней опубликовал свой главный труд «Виды растений». Линней дал разумную классификацию растительного царства, ввел понятия вида, рода, семейства, класса, дал точную терминологию, ввел бинарную номенклатуру. То есть он создал систему. Ботаника из груды разрозненных фактов превратилась в науку. Николай Вавилов вдвое, втрое, вчетверо увеличил число описанных к его времени видов культурных растений. Он заново пересмотрел линнеевское понятие биологического вида и сумел навести порядок в хаосе разновидностей, рас, сортов. Справедливо сказать, что он развивал науку, основанную Карлом Линнеем.