Эти несносные флорентийки
Шрифт:
— Что случилось с bambino, синьор?
– Он в первый раз покидает свою мать, и потом, он такой чувствительный... Артист... В общем, ему трудно оставлять, пусть даже на несколько дней, Верону, самый красивый город в Италии... после Рима, конечно.
Путник, сидевший напротив Тарчинини, высокий сухопарый тип с серым цветом лица и агрессивно торчащими усами, усмехнулся. Все устремили на него взгляды, удивлённые таким пренебрежением к приличиям.
— Извините меня, синьор, но то, что вы изволили говорить о Вероне, как о самом красивом городе в Италии, это смешно. Я туринец. А Турин вы считаете посёлком?
Ромео искренне ответил:
— Простите меня, синьор, но
Тот чуть не задохнулся от негодования:
— Это... это Турин вы называете...
Господин, делавший вид, что читает газету, выступил на поле битвы.
– Турин — это Пьемонт, а пьемонтцы, между нами...
– Что вы имеете против пьемонтцев, синьор?
– Ничего, только их едва ли можно назвать итальянцами, если вам угодно знать моё мнение.
— Едва ли?.. Но вместе с миланцами мы кормим всю Италию!
— Это как раз то, что я хотел сказать, синьор. Вы пьемонтец, и вам ничего не остаётся, как только работать!
От подобного заявления туринец потерял дар речи, а господин с газетой воспользовался случаем, чтобы объяснить остальным — хотя они вовсе этого не просили,— что он отправился в Болонью, чтобы проконсультироваться со специалистом-гастроэнтерологом. Решив не оставаться в долгу, дама, которая выразила участие Тарчинини, старалась дать понять окружающим, что она тоже едет в Болонью, чтобы познакомиться там со своим внуком, родившимся пятнадцать дней назад и названным в честь дедушки — Амедио. Обеспокоенная тем, чтобы не создать впечатление, будто она держится особняком, молодая девушка объявила, что её ждут в Модене, где она проведёт две недели в семье своего жениха. Наконец, сорокалетний мужчина, торговый представитель, признался в том, что возвращается во Флоренцию, где находится фирма, в которой он работает. Тарчинини счел своим долгом показать себя таким же приветливым и объяснил цель своего путешествия.
— Я давно уже обещал Фабрицио, что отвезу его во Флоренцию, когда он станет первым в классе, как я стал первым в своей работе. И вот, в последний месяц Фабрицио буквально галопом обогнал своих товарищей. Что обещано, то должно быть исполнено. А тут и Джульетта, моя жена, вспомнила, что её подруга по пансиону, графиня Мария Филиппина Теджано делла Ува, живёт во Флоренции...
Легкий шёпот восхищения дал оратору почувствовать обращённый к нему интерес. Ромео даже покраснел от удовольствия.
– Джульетта ответила графине, найдя её письмо, полученное уже лет десять тому назад. Но у Джульетты во всем полный порядок! И вот, по приглашению графини мы едем с сыном во Флоренцию, где будем жить во дворце Биньоне.
Раздражённый этими бесполезными исповедями, туринец захлопнул книгу, которую старался читать, и заявил Тарчинини:
— Синьор, вас очень огорчит, если я попрошу вас помолчать немного? Я хотел бы почитать, а на ваши частные истории, если вы позволите мне высказать своё мнение, мне абсолютно наплевать.
Эта атака вызвала полнейшее осуждение. Молодая девушка возблагодарила небо за то, что ей не довелось влюбиться в жителя Турина. Дама заверила её, что это ей вряд ли грозит, потому что, по всему видно, у неё есть вкус. Торговый представитель подчеркнул, что в Турине ему было труднее всего работать, и теперь присутствующие здесь синьоры и синьорины понимают, почему. И наконец, пятидесятилетний мужчина с больным желудком уточнил, что плохое воспитание в молодости — это порок, который следует за тобой всю жизнь. Чтобы поставить точку на этом споре, юный Фабрицио отвесил мастерский удар по берцовой кости жителя Турина, который издал дикий рёв, а затем
Контролёр, компостировавший в коридоре билеты, забеспокоившись, бросился в купе.
— Что здесь происходит?
Пьемонтец не мог вымолвить ни слова; все же остальные обрисовали его как нарушителя и садиста. Убеждённый подобным единодушием, контролёр попросил его освободить место и поменять его на другое, если он не хочет, чтобы с помощью карабинеров его вывели на первой же остановке. Побеждённый и глубоко обиженный туринец вышел, громко вопрошая, что за проклятая мысль пришла в голову Виктору Эммануилу II [3] царствовать среди итальянцев!
3
Виктор Эммануил (1820 – 1878 гг.) — король Сардинского королевства (Пьемонта) с 1849 года, первый король единой Италии нового времени с 1861 года.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тарчинини и его сын высадились во Флоренции в самый полдень. Появление колоритного Ромео на иногороднем тротуаре не могло не вызвать определённой сенсации. Конечно, флорентийцы многое повидали на своём веку, но подобный персонаж, как будто сбежавший из модного магазина прошлой эпохи, непременно должен был их сильно заинтересовать. Надо признать, что Тарчинини, маленький и пухленький, облачённый в чёрное, но в белом пикейном жилете и лаковых ботинках, в галстуке, украшенном огромной подковой, на которой красовалось несколько жемчужин, с напомаженными и подвитыми усами, с большим перстнем на левой руке и цветным камнем на правой, не мог остаться незамеченным. Фабрицио спросил:
— Папа, почему все эти люди оборачиваются на тебя?
Ромео искренне просветил своего сына:
— Они должны были видеть мой портрет в газетах и узнали меня.
Чтобы мальчик мог сразу же начать любоваться Флоренцией, Тарчинини сделал знак кучеру фиакра, занятому составлением прогноза на предстоящий воскресный футбольный матч в надежде — подобно миллионам итальянцев — вдруг выиграть миллион лир, чтобы тут же переехать в провинцию и ничего не делать до конца дней своих. Старый кучер заметил этого странного толстяка, столь любопытно одетого. Он приблизился:
— Вы меня?
— Да, если эта коляска и лошадь принадлежат вам.
— А то как же!
— Тогда, если вы не возражаете, мы с сыном поднимемся вовнутрь.
— Вы на парад?
— Парад?
— Ну... я так сказал, глядя на вас...
— Нет, мой любезный, мы с визитом.
— А! Ну... Ну, садитесь.
Когда восхищённый Фабрицио уселся рядом со своим отцом, кучер, поднимаясь на козлы, заметил:
– Это потрясающе, вы мне напоминаете моего дядюшку, который умер в 1921 году, бедняжка... Ma que! Мы рождаемся, чтобы умереть, he? [17]
17
He – вопросительное междометие (итал.).