Это было у моря
Шрифт:
Ведь поможешь ты мне, господи,
Не позволишь жизнь скомкати.
Дом хрустальный на горе для неё
Сам, как пёс, бы так и рос в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи.
Не сравнил бы я любую с тобой,
Хоть казни меня, расстреливай,
Посмотри, как я любуюсь тобой,
Как Мадонной Рафаэлевой.
Дом хрустальный на горе для неё
Сам, как пёс, бы так и рос в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи.
Владимир
Они стояли у заграждения. На блоке красовалась надпись: «Дорога на „Шквальный“ закрыта по причине снегопада до соответствующего указания. Запрещается пересекать блок под угрозой административного штрафа до 500 ед. и задержания не более чем на 10 суток. »
Сандор смотрел на баррикаду с такой ненавистью, словно собирался испепелить ее взглядом. Но и неплохо было бы — тогда бы они смогли проехать. Санса уныло размышляла, что, если бы не она и ее нытье на тему ночевок и усталости, вероятно, они бы успели. Но что же теперь было делать? По-честному, ей туда вообще не хотелось. Как раньше вызывала содрогание усадьба Серсеи и Джоффа, так же и охотничий дом Баратеонов не дарил ей ощущения радостного возбуждения. Словно вылазка во вражеский лагерь. Все доводы рассудка не помогли Сансе избавиться от этого неприятного ощущения, и теперь она даже отчасти рада была, что перевал закрыт, и одновременно стыдилась этого своего чувства. Так или иначе, все равно ничего не попишешь. Придется ехать назад — в ближайшую гостиницу, ту, что они оставили позади полтора часа назад на узкой горной дороге. Вокруг была тишина — и красота… Гора высилась над ними серым призраком, бархатистым и загадочным, закручивая вокруг себя все пространство в какой-то новой геометрии. Свежевыпавший снег блестел в свете фар, даже дорога была бела — немногие рискнули сюда сегодня поехать… Санса досадливо подумала, что вообще не понимает, почему Сандор так рассчитывал на это убежище. Ведь даже при отсутствии камер Мизинец наверняка знает про наличие этого дома. Учитывая, что он вел их до последней гостиницы, где они ночевали — то есть дневали — Санса некстати вспомнила про душ и зарделась (хорошо, что темно, и Сандор смотрит в другую сторону) — мужу нетрудно будет вычислить, куда они забурились. Что тогда толку туда стремиться? Санса взглянула на телефон — сигнала по-прежнему не было — половина пятого вечера. Снаружи уже почти стемнело, а учитывая, что низкие тучи по-прежнему держали небо в своих ватных рукавицах, уже с утра казалось, что наступили вечные сумерки. На юге небо было красноватого оттенка — они же ехали на северо-восток — туда, где за горой уже было черным-черно. Санса перевела взгляд на Сандора, который опять закурил — и даже не открыл окно. Сансе не нравилось дышать табаком, особенно в закрытом пространстве — это было еще хуже, чем курить самой, но Сандор был настолько раздражён, что она боялась возражать. Вместо этого она сама открыла окно, потянулась за сигаретой — ну, может, его и это разозлит еще больше — но, может статься, и наоборот.
Он взглянул на нее тяжелым взглядом, но ничего не сказал. Более того, даже расстарался и щелкнул зажигалкой у нее перед носом. Санса судорожно затянулась и закашлялась.
— Боги, Пташка, зачем я на тебя перевожу сигареты! Кончай эти игры!
— У меня голова от высоты болит, я подумала — может, пройдет, если покурить.
— Это вряд ли. Но и у меня, впрочем, башка трещит — уж не знаю, от чего — от высоты или просто с устатку… Ну, это ненадолго — видишь, — он кивнул на заслон, — эту пакость? Все равно придется отсюда убираться. Не судьба, видать. Не знаю, что и сказать. Поедем пока обратно в ту мелкую гостиницу на повороте, подождем до завтра — а там видно будет.
— Хорошо.
— У тебя такой голос, словно ты этому рада.
«Так, началось. Надо было поплакать, что ли…»
— Ничуть не рада. Чему тут радоваться? Мы
— Ага. Вот именно. Что же у нас все так скверно выходит? И муженек твой, что дышит нам в затылок, совершенно не в помощь. А еще эта загребучая связь, Иные бы ее побрали!
— Иные и побрали, похоже.
— Очень смешно. Но ни хрена не смешно то, что я не могу вторые сутки дозвониться до Роберта. У гор, конечно, есть свои преимущества — но эта чушь с телефоном — однозначная засада…
— И какие же преимущества, кроме чудных видов и того, что на этих серпантинных дорогах меня неизбежно укачивает?
Сандор открыл окно и выбросил бычок на обочину. Тот, шипя, застрял у основания маленькой кривой елочки. Холодный поток воздуха пронесся насквозь мимо них, вылетая в Сансино окно и спеша к темной, почти уже черной горе.
— Странно, что ты не понимаешь. Если бы мы оказались по ту сторону, — Сандор кивнул на гору, — то те, кто едут за нами, могли бы упереться в то, во что мы сейчас уткнулись. Даже Мизинец не всесилен, и, смею надеяться, пока не властен над стихией. А то бы давно нас нагнал — северным ветром. Или там, сычом…
— Должна тебе напомнить, что он нас не догоняет. Он за нами следует. Это не одно и то же. Правда, есть еще и твой брат…
— Не поминай его к ночи. И так скверно на душе…
Сандор высунул голову в окно
— Треклятый снег… ненавижу…
— А я, наоборот, люблю. Особенно в последнее время почему-то.
— Раз ты его так любишь, может, он ответит тебе взаимностью, а? И ты его уломаешь отправиться куда-нибудь в другое место — авось и блок снимут. А потом — пусть обрушивается. Чтобы уже никто туда больше не попал…
— Ага, а мы там тоже, что ли, будем похоронены? А есть мы что будем? Ты пойдешь на охоту с револьвером?
— Я полагаю, там, в этой избушке имеются какие-нибудь ружья. Но не суть. Видишь ли, насколько я помню, что говорил Роберт, спуск с другой стороны редко блокируют. Он более пологий и дороги там шире, плюс тоннель. А тут-то понятно… На ту сторону мы можем выбраться — а вот отсюда проехать — ммм, не получится… По крайней мере, Мизинца — или Григора — это задержит. Ну, ты поняла.
— Ага. Но мы не внутри. Мы — снаружи…
— Да, седьмое пекло, я заметил. Поехали уже.
— Погоди. Там фары. Кто-то еще сюда тащится. Неужели нас уже догнали?
Сандор оглянулся.
— Нет, не похоже, разве что Мизинец стал ездить на местной городской уборочной машине…
Мимо них проехал белый фургон с зеленой надписью на боку: «Муниципалитет N. Дорожные службы и лесной надзор». Остановился у заграждения, чуть впереди них. Из машины вылез потертый, неопределенного возраста мужичок и медленно стал вытаскивать из фургона еще одни оранжевые козлы и большую толстую цепь.
— То есть этого мало, надо еще накрутить, чтобы наверняка никто не пробрался. Постой-ка.
Сандор вышел из машины, направился к служащему. Они тихо заговорили — о чем — Сансе было не слышно. Через пару минут Сандор вернулся к машине. Сел, завел мотор.
— Ты чего?
— Он нас пропустит.
— Да ты что? Что ты ему сказал?
— Профессиональные тайны.
— Сандор, ну?
— Сказал, что у меня в багажнике — прах жены в урне. Что еду ее развеивать по ветру. Что она просила — с первым снегом…
— Боги, и как тебе только в голову лезут такие вещи…
— Не поспишь с мое, еще не то полезет. Я уже не упоминаю о воздержании…
— Ну я тоже, как бы, воздерживаюсь, знаешь ли…
— То ты, а то — я. Нашла, что сравнивать… В любом случае — он же нас пропустил, какая разница? Я вообще думал взятку ему дать, но видишь — даже лучше получилось…
— Ужас. Наплел бедняге невесть что.
— Не невесть что. Ты виртуально развеешь. И мать, и брата… С людьми надо прощаться, их надо отпускать… Иначе уже они тебя не отпустят. Я по этому большой специалист…