Это было жаркое, жаркое лето

Князев Алексей

— Сюда! — Он втащил Ольгу в комнату, использовавшуюся в последней стадии их игры в качестве отдельной палаты психиатрической лечебницы. — Сиди здесь! — Подтащив ее к кровати, он толкнул безвольное тело и разжал пальцы, наконец отпуская растрепавшиеся волосы. — Я еще придумаю, что с тобой делать!

Ты у меня еще попляшешь, мерзавка!.. — Заперев за собой дверь, он отправился в гостиную к Воловикову и Желябову, недоумевая, что же этот партсекретарь здесь натворил. Какое-то быдло уже внаглую пользуется девицей прямо у него под носом.

Устраивает любовь в очередь! Нет, это неслыханно! Каким же кретином нужно быть, чтобы допустить подобное?

Войдя

в комнату и подсев к двум друзьям, которые — он ясно это видел — еще пребывали в состоянии шока, Мышастый первым делом налил себе сразу полстакана водки и залпом его осушил, чувствуя, что хмель от выпитого ранее, в связи с этими дурацкими событиями полностью выветрился из головы.

Только после этого он вскинул глаза на растерянно заморгавшего Желябова.

— Ну, что скажешь, партеец?

— Да… да не знаю. — Тот замялся. — Что мне говорить?

— Давай, поделись, что здесь, в конце концов, творится?

Значит, воскрешение Филипыча, как я вижу, ты организовал уже без нас. Воскрешение, да еще какое! Выход с цыганочкой, да и только! — Мышастый ухмыльнулся. — Расскажи, расскажи, ведь тебя-то никто не собирается плетью хлестать. Просто расскажи нам, и все, — подбодрил он.

— Ну, в общем… Понимаешь, они меня просто запугали, — собравшись с духом, все же решился на признание Желябов. — Этот, Филипыч чертов, в первую очередь, да и те двое тоже не подарок. Но старик — тот вообще… Сам говоришь, на нем трупов, что блох. У него и взгляд такой… Как посмотрит, ему и говорить ничего не надо, сам все сделаешь и еще рад будешь, что вообще жив остался.

— Но ты же был старшим, а они в твоем распоряжении? — все никак не мог поверить в произошедшее Мышастый. — Подумай, кто они по сути своей такие? Это просто быдло, которое я специально подрядил тебе в помощь. Достаточно мне шепнуть кое-кому кое-что на ушко, и им хана. От тех же ментов, к примеру. Филипыч сколько лет под вышкой ходил, да и те двое отнюдь не пай-мальчики. Да что там менты, это я так, к слову. Я их и сам в любой момент за любую провинность в расход пустил бы, их и хватиться некому. Ну, не лично, а дал бы указание, и нет этого дерьма. Они же так — перекати поле. Ты что, черт тебя возьми, элементарных вещей не понимаешь?

— Тебе, конечно, хорошо говорить, — начал оправдываться Желябов. — Ты пахан, они перед тобой все по стойке смирно. А кто для них я? Нет, ну я понимаю, что я твой друг, и если ты передал их мне, они должны беспрекословно подчиняться, иначе они как бы на твой авторитет посягнут. Это мы все проходили, слышали. Но это в теории, а на практике, пока тебя не было, они знаешь как сразу распустились? Ну, все равно что командир уехал и солдаты на все член забили, а то, что он вместо себя оставил какого-то штатского, так это им так… По херу.

Понимаешь?

— Ну… — В принципе, где-то Мышастый его понимал. Может и действительно, он сам допустил промашку? Может, надо было навещать товарища хоть изредка? Но ведь у него были такие суматошные дни, да и у Воловикова подобных проблем вроде не возникало. Что, неужели Воловиков показался своим подчиненным более авторитетным, чем Желябов своим? — Ладно, черт с тобой, — смирился с тем что было, Мышастый. — Расскажи хоть, как все развивалось? Надо послушать, хотя бы на будущее полезные выводы сделать.

— Да что рассказывать? — Желябов вздохнул и задумался.

— В общем, дня через два начались странности. Это после того, как я у Воловикова смену принял. Стал я замечать, что сонные они какие-то днем ходят, словно

мухи осенние. Вначале и не понял, в чем дело — может в карты по ночам режутся, или еще что? Ну, решил их выследить, тем более, что я ведь тут круглосуточно ошивался, для всех я в командировку уехал, не то что вы с Эдиком — вам каждый день приезжать приходилось… А еще заметил я как-то, что у нашей девицы личико припухшее — такое впечатление, что избили ее слегка. Ну, зашел ночью в их комнату, где они спать должны были — что за черт? Нет никого. Я туда-сюда — ну нигде их нет. И тут меня осенило — они ведь на эту нашу красотку так зыркали, так зыркали… Ну, сами знаете, как она на мужиков воздействует.

— Уж знаем. — Мышастый усмехнулся. — И уж если Филипыч против меня пойти рискнул, хотя и надеялся, конечно, что втихаря все проскочит… Ну а эти, хоть тоже тертые ребята, но молодые, соблазнились, им еще до того же Филипыча — ого-го сколько. Может, старик и взбаламутил их, чтобы вину в случае чего поделить или просто на них все свалить? А может, сами… Ну-ну, дальше?

— Ну, иду я тогда к ней в комнату. Они ведь и дверь запросто открыли без ключа моего, которого я из рук не выпускал… Все так и есть — эти двое паскудников поставили девчонку на четвереньки, один ей в рот запихнул, второй по-обычному, и дерут ее, стервецы, что сидорову козу, только кровать ходуном ходит. А Филипыч, весь из себя такой разомлевший, сидит с чифирем своим любимым, папироской дымит и на них пялится — сам, чувствуется, отстрелялся уже. В общем, этакое эротик-шоу с нашей принцессой устроили, скоты. Ну, я, конечно, тут же в крик, а Филипыч подходит ко мне так спокойненько, ножичек вот этот, сегодняшний, к горлу — молчи, дескать, фраер, и молись, а не то сейчас враз к праотцам отправишься. А эти на меня вообще — ноль внимания. Закончили как ни в чем ни бывало свое дело, отволокли меня к себе в комнатушку, и там уже все втроем насели. Знаешь, как меня пробрало? Эти ведь страшные, в наколках, рожи соответствующие. А Филипыч, хоть и старичок добренький с виду, а чувствую, пострашнее тех на самом деле будет, да и ты ведь о нем рассказывал… И все гнет: «Да ты знаешь, вообще, что я могу с тобой сделать? Да я таких, как ты…» Ну, в общем, что там рассказывать?

— И тебя самого еще, вместо Ольги, небось обещали в очко оприходовать, если хоть слово вякнешь, правильно? — ехидно поинтересовался Мышастый… Вообще-то, первоначальная злость его давно отпустила, а вся трагикомическая ситуация, случившаяся с бывшим партсекретарем, стала попросту забавлять. Это даже неплохо, что такого чистенького номенклатурщика, вот так, пусть хоть краешком, но зацепила реальная жизнь в виде расплодившейся повсюду блатной шелупони. Зацепила, и тот тут же расклеился. А каково в свое время было самому Мышастому? «А ведь выстоял, — с гордостью подумал он.

— И потому сейчас я — это я. А Желябов…»

— Было дело… Обещали и в очко, — честно признался тот с унынием, и покраснел, а Воловиков с Мышастым, не выдержав, громко расхохотались. Чуть позже к ним присоединился и сам виновник этого смеха, хотя и видно было, как он пытался какое-то время сдержаться.

— Ой, Желябов… Ой, уморил… — простонал, размазывая по щекам слезы, Воловиков. — Приехал, значит, нашей девице поглубже засадить, да вдруг чуть самому не перепало… — Ой… ой, не могу… — Мышастый с удовлетворением отметил, что наконец-то этих двоих по-настоящему прорвало, а то ведь после случившегося, после того, как он на их глазах расправился со старым козлом, чистоплюи совсем раскисли.