Это было жаркое, жаркое лето
Шрифт:
Видимо, почувствовав чье-то присутствие, парень, ожидающий своей очереди, нервно оглянулся и обомлел, глупо заметавшись на месте, затем отбежал в дальний угол и забился в него, со страхом глядя на разгневанного пахана, уже сжимающего в руке рукоять пистолета и, на его счастье, пока не сводящего пропитанного ненавистью взгляда со старого прелюбодея. А тот, произведя последние, судорожно-частые толчки, замер, и, издав протяжный вздох, рухнул на Ольгу, истекая потом, который, собираясь на морщинистой спине в крупные капли, стекал вниз, на замершую под ним любовницу. «Откуда в этой старой щепке, пропитанной чифирем, столько влаги?» — Как-то отрешенно подумал Мышастый, машинально отметив, что женское тело также блестит от пота — очевидно
— Ну, Борюся, вперед, теперь твоя оче… — Он поперхнулся, заметив обмочившегося со страха компаньона, который, так и забыв подтянуть штаны, сидел в углу, уставившись на Мышастого застывшим взглядом. Его сотрясала нервная дрожь.
Видимо, догадавшись, в чем дело, не оборачиваясь пока назад, старый рецидивист как-то слишком уж тщательно управлялся с брюками, оттягивая момент, когда все равно придется повернуться, но вот его рука тихонько скользнула в карман…
— Что, старый козел, доигрался? — тихим, зловеще прозвучавшим голосом поинтересовался Мышастый и вскинул руку.
Как ни настраивался он внутренне на любые неожиданности, его выстрел все-таки прозвучал мгновением позже, а тем же мгновением раньше — стремительно, подобно стальной пружине повернувшийся Филипыч метнул нож, который, сверкнув своим лезвием возле самой шеи Мышастого, ударился о стену и со звоном упал на пол. Сам старик, с аккуратной дырочкой во лбу, уже растянулся перпендикулярно деревянному «брачному ложу», на котором только что испытал последний в своей жизни оргазм.
Воловиков с Желябовым, выпучив глаза смотрели на труп Филипыча, с трудом воспринимая такой простейший факт, что этот человек только что был жив, здоров, и даже весьма неплохо проводил последние в своей жизни минуты.
— Т-ты… Т-ты… — все силился и никак не мог что-то произнести Воловиков. Он с трудом оторвал взгляд от того, что только что было стариком-рецидивистом и уставился на Мышастого, с которым провел во всевозможных развлечениях столько времени и даже не подозревал, что тот может вот так запросто убить человека.
— Что — я? Я защищался, — со злостью ответил тот, пряча пистолет обратно в кобуру. — Кстати, этот его подарочек мог ведь и ты запросто поймать. — Он кивнул на валяющийся на полу нож и с любопытством посмотрел, как от этих его слов глаза Воловикова совсем обезумели — тот, очевидно, воспринял просвистевшую рядом полоску отточенной стали как нечто виртуальное, происходящее где-то в параллельном мире, и только сейчас начинал понимать, что и сам что был на волосок от гибели. — А этот «добрый старик», сам, лично, знаешь сколько отправил на тот свет таких вот, вроде тебя? И до сих пор, кстати, числится в розыске. Наше счастье, что он маленько сноровку потерял, глазомер на старости лет подводить стал…
— И заслышав громкий топот по коридору, повысил голос:
— Ладно, все! Концерт считайте оконченным. Выметайтесь, выметайтесь отсюда… — Он принялся грубо выталкивать обоих за дверь, освобождая дорогу подбегающему Бугаю.
— Стреляли здесь, шеф? — Сжимая в лапе пистолет, тот с настороженностью хищника шарил глазами по сторонам, сразу профессионально сбросив со счетов Филипыча как возможного противника. Не найдя никого и ничего, что могло бы угрожать безопасности патрона, он с облегчением убрал пистолет в кобуру, точно такую же, как и у Мышастого, только скрытую не под пиджаком, а под легкой курткой, и, подняв валяющийся рядом нож, с любопытством повертел его в руках:
— Его работа?
— Он кивнул на старика, моментально сообразив, как все могло произойти.
— Да, — ответил Мышастый, радуясь появлению хоть одного здравомыслящего человека, не ахающего и не заикающегося при виде всего лишь какого-то дохлого уркагана. — Совсем оборзел, старый козел. На меня руку
— Да я ведь давно к нему присматривался, хозяин, все хотел вам сказать, что больно уж ненадежная он бестия.
Взгляд у него был такой, знаете… В общем, весь себе на уме. Еще раньше надо было бы от него избавиться, да только я не лез к вам с советами, не мое вроде это дело… Ну а с этой падалью что делать? — Он имел в виду застывшего неподвижно, мокнущего в собственной луже «санитара».
— Ты вообще у меня молодец, Афанасьевич, — похвалил Мышастый боцмана. — Всегда все ловишь на лету, хотя с виду похож на тугодума. А этого… Убери-ка ты это дерьмо, возьми людей Скелета, да выловите второго, куда он там слинял. Запри обоих в милицейскую камеру, там есть такая, с глазком, найдешь. И пусть сидят, пока я не придумаю, как с ними поступить. Да, если станут сопротивляться, врежьте им от души, чтоб впредь неповадно было. — И подумав, добавил:
— А не будут сопротивляться — все равно врежьте. Да покрепче.
— Это можно! — одобрительно отозвался Бугай, и подскочив к «санитару», рявкнул:
— А ну, ты! Быстро встал, натянул штаны и пошел! — И схватив его за шиворот, потащил к выходу, подобно неодушевленному кулю. Тот не оказывал никаких попыток сопротивления, только отказавшие ноги мешали перемещению, они безжизненно волочились за своим хозяином по полу, оставляя мокрый след. Бугай тащил его с такой легкостью, словно тот был не легче мешка, набитого соломой.
Оставшись, наконец, в одиночестве, Мышастый подошел к Ольге, которая так и лежала на спине неподвижно, словно происходящее вокруг никоим образом ее не касалось. По ней никак нельзя было понять, понимает ли она, что происходит, чувствует ли что-либо вообще. «Мерзавка даже не сочла нужным свести до сих пор согнутые в коленях ноги!» — закипел он, испытывая одновременно ярость, и, с другой стороны, непреодолимое желание овладеть ею тут же, немедленно, дав выход дурной, скопившейся в нем энергии. Та требовала немедленного выхода. Но делать это теперь, после какого-то старого пня, этого гнилозубого Филипыча? Он с отвращением представил, что где-то в глубине женского живота сейчас растекается влага предшественника и его передернуло от отвращения — что он, какой-нибудь Борюся, дождавшийся своей очереди?
— А ну, мерзавка! Вставай! — Он схватил Ольгу за волосы и рывком усадил на скамье. — Ты что же, потаскуха, под любого ложишься? Под любого, у кого на тебя встает? — Он с силой ударил ее по щеке:
— Шлюха!.. — Голова женщины мотнулась от удара второй раз, а она сидела, полная безразличия, даже не делая попыток прикрыть лицо руками. — Сука! — Мышастый не скупясь осыпал ее сильными пощечинами, испытывая самое настоящее чувство ревности и ощущая себя при этом невероятно глупо. Кто она ему, в конце концов? Просто красивое тело для забав, так при чем здесь какая-то дурацкая ревность? — Бесстыдница! Подстилка! Я твой единственный хозяин! Я! Только меня ты должна слушаться, только меня!.. — Ударив ее в последний раз, он ощутил усталость и, встряхнув женщину за плечи, заглянул ей в глаза, убедился, что они так и не приобрели осмысленности. — Да ты вообще хоть что-нибудь соображаешь? Ты, дрянь! — Ища выход своему раздражению, он обернулся и пнул ногой лежащего на полу Филипыча:
— Старый козел!
— Не трогай его, — неожиданно произнесла Ольга отрешенно. — Он мой дедушка. Он хороший.
— Что? — Мышастый не поверил своим ушам. — Что ты только что сказала?
— Он хороший, — убежденно повторила женщина, — он меня когда-то спас от смерти, помог бежать. Я его внучка.
— Ну, дура! — неожиданно развеселился он. — Ну дура!
Совсем ошизела… — И наконец осознав тщетность своих попыток достучаться до ее сознания, опять схватил Ольгу за волосы, грубо потянул на себя. — Вставай! Пошли! — И не давая женщине одеться, хотя та и сама не предпринимала попыток найти свой халат пусть даже взглядом, потащил ее за собой как есть, нагую, босиком…