Этот мир не для нежных
Шрифт:
— Где этого водителя опять нелегкая носит? — спросила Лив сама себя, и вздрогнула, потому что кто-то за спиной громко хмыкнул. Девушка резко обернулась и обнаружила рядом с собой Савву. Она представления не имела, как ему удалось подойти так тихо и незаметно.
— Какого водителя? — флегматично, словно не толкал пламенные речи несколько минут назад, спросил её Савва.
— Моего водителя. Алексеича... Петра Алексеевича, который не укараулил машину, — со злостью в голосе ответила Оливия. — Вон, колеса проткнули ...
Кивнула на съежившуюся резину. Савва посмотрел на
— Так, ты ж сама приехала... И колеса уже были частично спущены. Наверное, по дороге на что-то наехала.
— Как сама? — в свою очередь удивилась Лив. — Я ж и водить не умею.
Она зачем-то пояснила этому чужому и неприятному ей парню:
— Прав нет у меня. Все собираюсь в автошколу, но не получается.
— Ну, да, — Савва засмеялся, вроде подтрунивал, но как-то напряженно. — Как ты въехала сюда на спущенных колесах! Видел бы тебя кто из соответствующих органов...
Он явно передразнивал Лив:
— Изъяли бы права, это точно. Колбасило твою «ласточку» из стороны в сторону — не дай Бог никому.
Лив посмотрела на него, как на идиота. Савва по-своему понял её взгляд:
— Я в окно видел, как ты тут пьяные круги наворачивала. Из машины одна вышла. Закрыла её. Сигнализация пикнула. Никто больше не выходил. Одна ты приехала.
— Ты о чем вообще? Со мной водитель был, — уже жалобно проговорила Лив. — Алексеич.
— Да не морочь ты мне голову. — Савва уже немного сердился. — Не было с тобой никакого водителя.
Он повысил голос, очевидно, предполагая, что так будет понятнее:
— Не было!
Чуть запаздывая, буквально на полтакта, со стороны леса издевательски донеслось: «Было, было»...
Глава 2. Мутная встреча с Белой дамой
— Здесь дрова всегда немного сырые, поэтому печь нужно разжигать по-особому. Сначала — очистить решетку от золы. Не забудь открыть заслонку, я покажу, где, иначе весь дым пойдёт в дом. Теперь, смотри, вот это: одну полешку ложишь с одной стороны...
— Кладёшь, — на автомате поправила Савву Лив.
— Ну, да вот так ложишь, потом вторую, между ними оставляешь поддув...
— Правильно говорить «кладёшь», — зачем-то повторила Лив.
— Слушай, кто кого учит? Я тебя печку разжигать или ты меня правилам русского языка? — Савва не рассердился и не обиделся, тон его голоса казался даже снисходительным. Он разговаривал с Лив словно с малым ребёнком, который играет в игрушки, вместо того, чтобы заняться чем-то существенным, жизненно важным.
— Вот теперь сюда кидаем картон, лучше всего — упаковку от яиц.
— Откуда в такой глуши фабричные упаковки от яиц? Вы разве не своим хозяйством живёте?
— Фарс привозит, — ухмыльнулся Савва. — Редко, правда, но привозит. У него тут магазинчик есть. Там самое необходимое.
— Мыло, спички, соль?
— Можно сказать и так, — фраза прозвучала чуть более таинственней, чем, по мнению Лив, должна была. Но Савва свои эти слова объяснять не стал, а опять наклонился над распахнутой дверцей
— Да, кладём же! — Лив это бесконечное «ложим» стало уже раздражать. — Слушай, и вообще, почему я не могу переночевать у тебя? Там, где живности полно. Мне страшно одной.
Смеркалось медленно. Темнота сползала с верхушек огромных деревьев, ненадолго застревая в кронах, просачивалась размазанными пятнами, падала вниз. Когда стало ясно, что выдвинуться Лив в город сегодня не сможет, Савва привел её в один из пустующих домов. Теперь, в темноте, эти избы казались ей растерянными пленниками, со всех сторон зажатыми беспощадным стражем. Мрачным, тяжёлым, сжимающим свое кольцо лесом.
А в доме было довольно уютно, и следов запустения не наблюдалось. Царило ощущение, что хозяева только что вышли по делам и скоро вернуться. Дом был свеж и гостеприимен. Двухэтажный, пахнущий деревом, с накрахмаленной, белоснежной, вручную связанной скатертью на большом гостином столе, со стильными занавесками на окнах — чесучовыми, распространяющими слабый, но настойчивый аромат лаванды.
И всё-таки Лив пришла в ужас при мысли о том, что сейчас Савва уйдет, и она останется одна в большом, чужом, только что покинутом доме. Хотя она не верила во всякие там мистические штуки, и чувствам предпочитала объяснения. Но было здесь что-то такое, с чем она в данный момент, подкошенная внезапным и непонятным исчезновением водителя, не могла справиться. В сумерках несчастная девушка навернула несколько кругов по периметру, кричала Алексеича в стремительно темнеющее нутро леса под недоумевающим взглядом всё того же Саввы, но быстро выдохлась. Когда стало понятно, что вот-вот грянет ночь, Лив сдалась. И позволила уговорить себя переждать до утра в этом доме.
Девушка зябко поёжилась, всем своим видом показывая, что ей очень не по себе.
— Почему? — повторила она.— Почему я не могу переночевать с тобой?
Савва замялся, и, кажется, смутился.
— Потому что... Ты молодая девушка, а я всё-таки парень.
Лив, до которой только что дошла причина его смущения, расхохоталась:
— А, так ты у нас нравственный оказывается?
— Ничего смешного, — буркнул Савва. — С репутацией шутить не стоит.
Девушка, пораженная и фразой, которую она не ожидала услышать от этого увальня, и тоном, которым он её произнёс, смеяться резко перестала.
— Так тут же никого нет.
— Даже если, кроме нас, тут никого нет. Даже если никто не узнает. Все равно. Правила не для окружающих. Они здесь, — Савва приложил указательный палец к своему высокому лбу.
— И здесь.
Жест, которым он приложил ладонь к сердцу, показался Лив несколько театральным. Она хмыкнула. Савва смутился ещё больше:
— Ладно, давай дальше. Слушай внимательно, а то замерзнешь. Когда дом нагреется, и дрова прогорят до угольков, вьюшку нужно закрыть. Тогда тепло останется в доме. Не вылетит в трубу.