Этот мир не для нежных

Райнеш Евгения

В голову одновременно и, наверное, не совсем кстати пришли сразу две мысли, заставившие Лив чуть замедлить шаг. Первая мысль была о том, что откуда бы Алексеичу взять тут такой странный объемный плащ, она не видела у него в машине ничего такого, никакого толстого саквояжа или, на худой конец, тюка. Хотя, впрочем, плащ мог болтаться у него в багажнике на всякий такой случай, подумала Лив, но это её уже не успокоило, потому что тот, кто скрывался под плащом, был выше Алексеича. Это была вторая, ещё более пугающая мысль.

А Лив уже подошла настолько близко, чтобы явно понять, что тот, кто срывался под плащом, намного выше. И не

в пример массивнее. Лив не могла узнать или не узнать лица незнакомца, оно было утоплено в дебрях просторного капюшона, даже глаз не было видно, и это огромное нечто без лица стояло сейчас и ждало, когда Лив приблизится к нему. Зачем?

Лив стало невероятно безнадежно и одиноко, рыдания, которые она сдерживала все сутки своего невольного заточения, вдруг прорвались в один момент, И девушка делала ещё и ещё один шаг в хлюпающих ботинках, размазывая по лицу слезы, которые тут же мешались с дождем, приближалась к незнакомцу, который, наверное, олицетворял собой для неё какой-то невероятный выход из нелепой ситуации, в которую она попала. Просто потому, что ничего более дурацкого, чем этот марафон под проливным осенним ливнем по лесу за человеком в длинном плаще, Лив и представить себе не могла. На этом переломном моменте вся эта комедия положений должна немедленно кончиться, жизнь просто обязана вернуться на привычную колею, в которой царствует холодный разум, вечные цифры и карьера в Управлении.

Незнакомец, словно почувствовав последнюю грань благоразумия, с которого соскальзывала Лив, протянул из плаща руку ей навстречу, словно успокаивая и подбадривая её. Где-то высоко, но совсем близко, над головой пронзительно закричал кречет. В этот же самый момент, когда странный незнакомец убрал руку, придерживающую капюшон, то ли неистовым криком невидимой птицы, то ли порывом ветра с его головы сбросило защиту, и на Лив дружелюбно...

Голова быка с вполне крепкими живописными рогами, вот что уставилось на Лив, чуть блестя влажными глазами на чуть вытянутой морде.

— А—а—а!!!

Откуда у неё взялись силы, чтобы так оглушительно заорать и броситься со всех ног от монстра, который вдруг обнаружился под личиной предполагаемого Алексеича? Лив неслась, не разбирая дороги, ничего не соображая, только первобытный ужас, вырвавшийся из самых темных и глубоких слоев души, колотился у неё в висках, своим клекотом заглушал голос разума, и нес её непонятно куда. Главное было — дальше, дальше, дальше. Прочь.

Она споткнулась о закрученный в несколько петель корень, наполовину вылезший из земли. Какое-то мгновение Лив показалось, что она сможет удержаться на ногах, девушка инстинктивно забалансировала, пытаясь руками выправить положение, но всё-таки упала. Руками вперёд, она по запястья вошла в липкую грязь, это спасло лицо, потому что ещё мгновение, и Лив приложилась бы всей физиономией в грязную кашу из расхлюпавшейся под дождем земли, опавших листьев и сосновых иголок.

Резкая боль пронзила её неестественно вывернутую ногу. Лив попыталась тут же вскочить, но эта боль, даже на грани ужаса, в котором она пребывала, не дала ей полностью встать на ступню. Девушка со стоном опустилась на тот же корень, что предательски подставил ей подножку. Мокрая, грязная, она, поскуливая, попыталась отвернуть снизу джинсы, чтобы посмотреть, что случилось. Ступня на глазах раздувалась, лезла из ботинка, как тесто из квашни, собиралась опухолью над ним. Это была полная катастрофа.

Во всей классике жанра. Беззащитная девушка, одна, смертельно перепуганная, вся вымокшая в стремительно темнеющем лесу, не представляющая, в какой стороне посёлок, с поврежденной ногой, на которую ей даже ступить больно. А где-то рядом бродит страшный монстр.

И Лив сделала то, чего не ожидала от себя, но что должна была сделать в её ситуации любая порядочная барышня. В глазах потемнело, от солнечного сплетения во все стороны пошла тошнота, зеленая муть особенно отдавалась в распухающей на глазах щиколотке. В общем, Лив просто упала в обморок.

***

— Тише, тише, тише.... Разбудишь, — эти шипящие звуки вырывали Лив из блаженного небытия. Она попыталась опять провалиться туда, где было мягко, тепло, где не было ничего пугающего или больного, но тот уже другой, более свистящий, чем шипящий голос произнёс:

— Ты же не собираешься держать её все время в этом состоянии? Она все равно рано или поздно очнется. Лабиринт построен. Ты же знаешь, за мной не заржавеет...

— А что мне делать? Миня, ты заварил эту неразбериху, теперь думай. У меня и так дел хватает. А она ещё и под контрабандную перегонку попала. Нахваталась красок с Ириды. Какого черта я должен следить за всем? Монахиня вот-вот явится за платой. И что мне для монахини её вывернуть?

— Пожалел, да?

Воцарилась недолгая пауза. Затем свистящий вздохнул:

— Пожалел... Нельзя долго общаться с птицами. Мне-то фиолетово, ты знаешь, я против монахини много чего имею, но сколько ты птицу ещё будешь держать здесь? Скрывать, сколько сможешь? Рано или поздно, но все равно хватятся, достукаешься, что Император вернется и сам всё решит... И ты думаешь, он вот так возьмет, и все перерешает? Нет, давай, заканчивай это дело. До перелета осталось совсем немного.

— Джокера все равно нет, — упрямо произнёс шипящий голос, в котором прорезались знакомые нотки, и Лив показалось, что это говорит Савва, правда как-то странно, манера была вовсе не его.

— Нет пока Джокера, — уже торжествующе сказал он.

В голове у Лив пронеслась мысль, что она, очевидно, вчера уснула, так и не выключив телевизор. «Какие противные голоса у этих ведущих», — подумала девушка спросонья, нашаривая рукой халат, который всегда лежал на табурете у кровати. На табурет, как правило, к вечеру собиралось много мелких и не очень вещёй, которые могли бы Лив понадобиться с утра. Тот же пульт от телевизора, например. Сонная рука нащупала что-то мягкое, и Лив потянула это мягкое на себя. Раздался удивленный и не очень довольный крик, и «халат» резво отскочил в сторону. Девушка от неожиданности вскочила, одновременно широко открылись глаза, и ногу в районе стопы пронзило резкой болью. Лив заорала теперь уже в унисон с Саввой, которого она, как оказалось, крепко держала за край вывернутого полушубка. Больше в комнате никого не было.

— О, Боже, — безнадежно вырвалось у девушки, когда в тот же момент стало ясно, что она совсем не в своей любимой кровати, а все тут же, в этом ужасном доме уехавшей учительницы. В поселке лесорубов, где пропадают конторские водители, из всех представителей человечества — только нудный Савва, а вокруг в лесах ходят монстры... Монстры!!!!

— Я видела там, — закричала она этому странному и нудному одновременно человеку, тыча растопыренной ладонью в сторону окна, и тут же, вспомнив все, удивилась: