Этюд для уголовного розыска

Джумазаде Валентин Нуриевич

Заявительница томным голосом нарушила затянувшееся молчание.

— Бедненький, как вы устали. У вас ужасная работа. И у меня тоже нервы на пределе, разрешите сегодня украсть вас от дел, — она вновь потянулась к его руке.

Опередив ее, Валех встал. На память пришло одно из первых заявлений в его практике, которое пришлось разбирать. Там тоже писали об угрозе убийства. Бывшие супруги, кстати, оба научные работники, обращались в разные инстанции с письмами, в которых изощренно унижали друг друга. Забыв всякую порядочность, они поочередно пытались склонить его на свою сторону. Одинаково бесстыдно он предлагал деньги, а она себя. Неискушенный в житейских перипетиях, Валех старательно пытался найти во всем этом зерно истины,

определить правого и виноватого. И чем глубже он вникал в конфликт, тем больше удивлялся их мерзости. В конце концов, он возненавидел их обоих и, не сдержавшись, высказал напрямую все, что думал. Он полагал, что пристыдит их, прекратит бессмысленную вражду, но тем самым только вызвал огонь на себя. Они дружно «ощетинились» против него. Ему крепко досталось от начальства, а заявление передали другому сотруднику, который еще с год никак не мог отбиться от встречного потока заявлений.

Тогда у Валеха состоялся памятный разговор с его наставником, майором Сафаровым. Всегда сдержанный, майор недовольно выговаривал ему:

— У нас в розыске эмоции надо подавлять, мы здесь не с самыми лучшими представителями рода человеческого встречаемся, будь любезен относиться спокойно к угрозам, шантажу, грязным намекам, к оскорблениям, наконец.

Валех, набычившись, молчал. Смягчившись, Сафаров потрепал его по голове.

— Запомни, дружище, в розыске ты сотню жизней проживешь, в невероятных ситуациях испытаешь себя, встретишь разные судьбы. У нас в работе много романтики, но еще больше трудных, утомительных будней, как говорят гадалки, «пустых забот». Учись подавлять свои чувства, будь то чувство страха, омерзения, брезгливости, справедливого гнева. Даже с последним подонком, как бы он тебе ни был противен, всегда держись в рамках, обращайся на вы.

— Значит, я здесь вроде мальчика для битья? Насильнику улыбайся, проститутке руки целуй, с убийцей и вором интеллигентные беседы веди, а они меня матом, а при случае — заточкой в бок! Эти же гады, бывшие супруги, меня в грязь носом суют, а я, по-вашему, виноват. Извините, товарищ майор, осмелился защитить свое человеческое достоинство, отказался от денег и постели и сказал им, кто они есть на самом деле. Между прочим, мне с детства внушали говорить правду.

— Ладно, — примирительно завершил беседу Сафаров, — поверь мне, я прекрасно тебя понимаю. Пойми, наконец, что что-то может быть правильно по сути, но неверно по форме.

— По сути, по форме, какая разница, милиция здесь или школа философии?

— Точно, школа философии, — усмехнулся Сафаров. — Без философского склада ума в угрозыске делать нечего, так что отрабатывай наравне со служебной подготовкой.

Уходя, майор поднял указательный палец:

— Не забудь, пожалуйста, и о таком важном компоненте, как чувство юмора.

Позже в критических ситуациях советы Сафарова не раз помогали ему находить верное решение.

А что, собственно, произошло сейчас? Дамочка определенного склада считает себя неотразимой, разыграла сцену, которую, видимо, продумала до мелочей. Безусловно, опыт здесь у нее богатый. Ну и ладно, она обо мне худшего мнения, чем мне бы хотелось. И тоже ладно, заключил он. В конце концов, они не в пансионе благородных девиц, очень заманчиво оборвать, что простительно лейтенанту-романтику, но не дозволено ему, человеку, кое-что повидавшему. Как любил поговаривать Сафаров, «оперативник теряется только тогда, когда его хвалит начальство, и это простительно, ибо бывает один раз, когда провожают на пенсию».

Валех улыбнулся своим мыслям.

— Спасибо вам за предложение, меня оно очень тронуло, но от работы я предпочитаю отдыхать дома. Вы позволите мне быть откровенным?

Дама выжидающе улыбнулась, вряд ли ожидая подвоха в его словах. Он продолжил:

— Оставьте в покое своего бывшего мужа. И не надо мстить человеку за скромное желание пожить в согласии и спокойствии.

Побледнев

от неожиданного для себя оборота беседы, она подскочила со стула.

— Вот вы как заговорили, он уже нашел к вам дорожку. Интересно, сколько это ему стоило?

Она перешла на крик.

— Я не позволю расставлять вокруг себя сети, найду, к кому обратиться.

— О, в этом я не сомневаюсь, методика, нацеленная на подлость людскую, рассчитана у вас до мелочей.

— На что вы намекаете? — зло прищурилась заявительница.

Нагиев нахмурил брови.

— Я не намекаю, а предупреждаю об уголовной ответственности за систематическую клевету на вашего бывшего мужа, гражданина Меджидова.

— Не пугайте меня, я за себя умею постоять. — Она покачала головой, уперев руки в бока, и, не сдержавшись, тихо выругалась.

— Вот вы и сбросили маску, — весело произнес Валех.

Спохватившись, что сорвалась, дама попыталась возразить, он остановил ее решительным жестом.

— Если когда-нибудь жизнь столкнет нас, мне будет легко принимать решение. Прекрасная штука — терпение, благодаря ему я получил возможность лицезреть вас в разных ролях. Как легко вы перевоплощаетесь! То невинная жертва, незаслуженно страдающая женщина, а теперь уже нечто другое. Теперь понимаю бедного бывшего мужа. Ситуация ясна нам обоим. Давайте договоримся не докучать друг другу. До свидания.

Женщина молча покинула кабинет.

Валех видел в окно, как она вихляющей походкой вышла из здания РОВД, где ее поджидал юркий, модно одетый парень. Выглядела она веселой и независимой. С довольным видом уселась в машину и укатила.

В комнате стоял устойчивый запах косметики. Валех открыл окно, вдохнул полной грудью сырой, холодный воздух. Неприятный осадок от разговора не проходил. Настроение испортилось. Утешением была надежда, что нервничал не зря, она оставит затею посадить бывшего мужа.

Валех прошелся по кабинету. С годами легче переносятся подобные вещи, не в моральном, конечно, плане, а с точки зрения рассудочной оценки поведения человека.

Чтобы как-то отвлечься, включил радиоприемник, шла веселая передача для старшеклассников.

За окнами торопились прохожие с елками, дети с подарками. До Нового года — неделя. Значит, еще один год прожит. Он вынул из портмоне новый, купленный вчера, маленький календарик. Каким будет этот год? Достал из сейфа и стал рассматривать хранившиеся по давней привычке календарики прошлых лет, начиная с первого года службы. Тогда, оставаясь наедине со своими мыслями, анализируя пережитое, он завел привычку обводить кружком трудные дни. Сколько было неудач, разочарований, горьких мыслей об ошибочности выбранного пути. Писал рапорты об увольнении. Поостыв, вновь окунался в работу. Да, за этими кружками его жизнь: погони, засады, задержания, поиски истины, многое другое, словом, все испытания, через которые провел его уголовный розыск. Теперь он уже не помнил, что было за каждым из этих кружочков, отмечавших своего рода критические для него моменты, из которых составилось то единое целое, именуемое его службой, а точнее, жизнью.

Телефонный звонок прервал его невеселые раздумья. Дежурный доложил, что в микрорайоне ЧП, покушение на убийство. Муж на почве ревности выстрелил в жену, потом забаррикадировался в квартире, там двое детей и старуха-теща. Оперативная группа уже выехала на место.

— Свяжитесь с ребятами, передайте, что я выезжаю, пусть действуют осмотрительно.

По опыту он знал, как сложно принимать решения в подобных случаях, нередко это ситуативное преступление. Человек, поддавшись минутной вспышке, совершает непоправимое. Вид окровавленной жертвы действует по-разному. У одних гнев сразу угасает, охватывает чувство непоправимого и тогда нередко — самоубийство. Других отчаяние от содеянного еще больше распаляет, толкает на продолжение безумия. Преступник жаждет смерти всему окружающему и себе. Обезвредить такого крайне трудно.