Этюд для уголовного розыска
Шрифт:
Происшествие всколыхнуло тихую, размеренную жизнь селения на целых три месяца. Судили о нем и так, и сяк, а потом перестали, надоело обсуждать. Предположения исчерпались, ничего конкретного, заслуживающего внимания никому в голову не приходило. Следователь прокуратуры вызывал к себе поодиночке и группами, беседовал, расспрашивал, записывал показания, просил расписаться на каждом листочке. Вроде бы, не сидел без дела, но время шло, а результатов никаких. С каждым днем вызовов становилось все меньше, и постепенно они совсем прекратились. Злые языки острили по этому поводу, мол, план по показаниям выполнили, а потом разнесли весть, что дело приостановлено и вообще будет прекращено. И вот новое лицо.
Подполковник и участковый подошли к неказистому одноэтажному каменному строению, где размещалась почта. На входной
Рустамов внимательно рассматривал старый, из белого кубика-камня домишко, в котором разыгралась трагедия, и думал о своем. В течение первых трех дней командировки он внимательно изучал материалы уголовного дела, обобщал, систематизировал имевшуюся информацию. Детально проанализировал принятые оперативно-поисковые меры по установлению и розыску преступника. К сожалению, почти ничего обнадеживающего не нашел. Впрочем, это его не обескуражило, более того, на быстрый успех он никогда не рассчитывал, сказывалась привычка заниматься обычно, что называется, «гиблыми делами», то есть не имевшими перспективы к раскрытию. Среди коллег Рустам пользовался репутацией талантливого розыскника, имел на счету десятки раскрытий сложнейших преступлений. Каждое новое дело рассматривал как очередное испытание его возможностей, ступень на лестнице, ведущей к профессиональному совершенству. Запутанность интриги только подстегивала, заставляла напряженно думать, концентрировать душевные силы и умственный потенциал. Не преодолеть новую ступень — значит, остаться на месте, не сделать шаг вверх. Он не любил проигрывать, дорожил своей репутацией в кругах профессионалов. Не будучи тщеславным по натуре, он уже неоднократно отказывался от продвижений по службе, оставался оперуполномоченным, хотя и с приятным добавлением — по особо важным делам. Оно гарантировало ему «привилегии» перед остальными сотрудниками уголовного розыска в получении наиболее сложных и запутанных дел. Его это устраивало.
Берясь за бесперспективное дело, он всякий раз горячо включался в него, испытывал какой-то особый азарт и целиком погружался в отработку версий, выстраивая четкий по своим логическим посылкам механизм поисковых действий. Практика сама подсказывала ему правила, которым он следовал неукоснительно — обязательный осмотр места происшествия, даже если со дня совершения преступления минуло более года, всестороннее изучение личности жертвы преступления, ее взаимоотношений с окружающим миром. Он старался узнать об убитом мельчайшие подробности, накопить и переработать как можно большее количество фактов из его жизни, через которые искал подходы к его внутреннему миру, к истине. Наверное, артист назвал бы это «вхождением в образ».
Не просто познать мир другого человека, уловить особенности восприятия им окружающих его людей, характеров, разобраться, кто враг, а кто друг. Это вдвойне трудно, если ты никогда его не видел, и все, что связано с ним, раскручиваешь в обратном порядке, оцениваешь в прошедшем времени. Для этого нужно переработать массу информации, полученной от лиц, с которыми общался человек, причем, не только от тех, кто окружал его ежедневно, но и от тех, с кем он виделся очень редко, может быть, даже всего один раз. Не менее важное значение Бабаев придавал миру вещей, окружавших убитого. Эти немые свидетели порой красноречиво характеризовали своего хозяина, его привычки, наклонности.
В ходе первичного изучения собранного в уголовном деле материала подполковник убедился, что придется начинать с нуля, а это значит, самому осмотреть место происшествия, заново беседовать с людьми и так далее. Он сознавал, что вступает в поединок, не имея ответа ни на один из десятков возникших вопросов. Плюс ко всему, ощутил явственное дыхание самого сильного врага оперативника — быстро бегущего времени, уже и так достаточно упущенного следствием за эти месяцы.
Посвятив в свои планы начальника РОВД и отказавшись от предложенной ему помощи в лице оперуполномоченного уголовного розыска, он выехал в селение.
Старший
Они несколько раз неторопливо обошли почту и снова остановились у входа.
— А что, при Лятифове был такой же замок? — повернулся Рустам к старшему лейтенанту.
— Да, — немного подумав, ответил тот. — В хозяйственном магазине с прошлого года лежат такие замки.
— Ясно, — произнес подполковник и вновь погрузился в молчание.
Из материалов дела он знал, что встревоженная отсутствием мужа жена Лятифова, Нигяр, обошла вечером всех знакомых и родственников и в полночь в слезах прибежала к участковому. Он быстро собрался, они дошли до почты, дверь была заперта, висел замок. Попытались заглянуть внутрь, но увидеть что-либо в окно с улицы было невозможно. Участковый не исключал того, что Лятифов срочно выехал в райцентр. Он как мог, успокаивал плачущую женщину, но она категорически отвергла его предположение. За десять лет их совместной жизни муж ни разу никуда не отлучался, предварительно не предупредив ее. И вообще, по ее словам, он был домосед. Даже в гости ходить не любил. Если его не было дома, значит он на работе. Засиживаясь вечерами, в одиночестве с удовольствием возился со служебными бумагами, которые всегда были у него в идеальном порядке. Ее тревога передалась-таки Гусейнову, быстро собравшему дружинников и общественных помощников. Посоветовавшись, приняли решение пройтись по селу, осмотреть дорогу от дома Лятифова до почты, затем обошли на всякий случай окраины селения. Ничего не выяснив, продолжили поиски утром.
С рассветом старший лейтенант был около почты. Через окно только теперь удалось разглядеть лежавшую на полу фигуру. Вызвали следственно-оперативную группу.
В протоколе осмотра места происшествия Бабаев не нашел ничего для себя интересного. На следы пальцев рук, изъятые экспертом, рассчитывать было трудно: почту посещало много людей. Лятифов был задушен удавкой, которая так и осталась на шее. Будучи в прокуратуре, Рустам осмотрел ее: это был кусок провода белого цвета, обычно используемого в электроприборах. Многое бы он сейчас отдал, чтобы хоть минуту поприсутствовать на первичном осмотре места происшествия, своими глазами увидеть обстановку после убийства, положение трупа, характер повреждений. На фотографии он обратил внимание на черную, в кровавых подтеках шею убитого. В комнате, судя по протоколу осмотра, ничего характерного не было обнаружено. Более того, не была нарушена обычная обстановка: на столе графин с водой, стул не опрокинут, журналы, конверты, газеты в аккуратных стопочках.
Ждать, когда приедет пенсионер и откроет почту, не имело смысла.
— Ладно, отложим осмотр помещения на завтра, а сейчас пойдем в участковый пункт.
В кабинете Гусейнова царил армейский порядок. Небольшой письменный стол, сейф на табуретке, книжная полка, вешалка, раскладушка и пять стульев в углу. Усевшись на один из них, подполковник достал небольшой блокнот в кожаном переплете.
— Гудрат-муаллим, расскажите мне все, что вы знаете об убитом, его взаимоотношениях в семье, друзьях, привычках. Только у меня просьба, не пытайтесь вспомнить то, что говорили в прокуратуре, иначе у нас ничего не получится, мы будем толочь воду в ступе. Начните с первых дней вашего знакомства.
Участковый рассмеялся:
— Я на двадцать лет старше него, ребенком его помню.
— Вот, вот, это мне и нужно. Времени у нас достаточно, посидим, побеседуем не спеша.
Подполковник слушал участкового не перебивая, изредка делая пометки в блокноте. Старший лейтенант вспоминал все новые и новые детали из жизни убитого, сам удивлялся тому, что на память приходили неожиданные и разнообразные, казалось, напрочь забытые эпизоды. Говорил он не меньше двух часов, и когда завершил рассказ, подполковник удовлетворенно поблагодарил его и попросил на завтра организовать ему встречу с несколькими десятками сельчан, чьи имена записывал, слушая участкового.