Этюд для уголовного розыска
Шрифт:
Попав на эту должность по протекции влиятельных родственников, Зейналов не скрывал, что не собирается здесь засиживаться, он рассматривал ее как трамплин, своего рода полигон для приобретения навыков руководящей работы. Эта фраза об опыте руководящей работы ему была очень нужна для дальнейшего продвижения вверх. При всей своей самоуверенности, он не мог не чувствовать холодного к себе отношения подчиненных, их превосходства в знании дела. И как это обычно бывает, отсутствие компетентности подменялось высокомерием, одергиваниями, мелочными придирками.
Двое инспекторов после крупных разговоров
— Если дадите рост преступлений, я всем вам личное дело испорчу, — угрожал он на каждом совещании.
Любое, даже незначительное правонарушение вызывало у него раздражение, он и слушать не хотел доводы о том, что подросток неплохой, нужно с ним работать, искать причины и условия, сделавшие его «трудным». Не изучив материал, требовал оформления документов в учебное заведение специального типа.
Недавно таким образом он хотел решить судьбу Назима Рагим-заде, проживавшего на территории, обслуживаемой лейтенантом Акифом Вагабовым. Стеснительный, немногословный, мягкий по натуре, лейтенант, избегавший конфликтов, на это раз не просто не согласился с шефом, но высказал ему все, что о нем думает. Не ожидавший такого оборота от самого, на его взгляд, тихого и нерешительного сотрудника, Зейналов опешил, его круглое, тщательно выбритое лицо покрылось красными пятнами. Он видел, с каким напряженным вниманием смотрели на них другие сотрудники. Не в его интересах было раздувать конфликт, и Зейналов счел за лучшее, выждав удобный момент, проучить зарвавшегося подчиненного.
И вот, наконец, этот момент настал. Назим устроил драку в школьном дворе, крепко побил десятиклассника, а затем и его отца, прибежавшего на выручку сыну.
— Лейтенант Вагабов, ваше непонятное покровительство подучетному Рагим-заде привело, как я и ожидал, к печальным последствиям, — ехидно улыбаясь, начал он утреннее совещание. — Тяжело пострадали два человека, — Зейналов сделал паузу, внимательно посмотрев на каждого подчиненного. Затем продолжил наставительным тоном:
— Вы возомнили себя крупным знатоком детской психологии, к сожалению, не имея на то оснований, не выполнили моего указания в отношении Рагим-заде. Сейчас он находился бы в спецпрофтехучилище, и ни у кого не было бы проблем. Я буду ходатайствовать о вашем наказании. Мне непонятны мотивы, побудившие вас покровительствовать ему, какой вам в этом интерес?
Последняя фраза переполнила чашу терпения. Возмущенные инспектора заговорили все разом, перебивая друг друга.
— Что за оскорбления? Хватит интриговать, наш долг защищать ребенка, бороться за его судьбу, здесь не место для грязных намеков. На каждом нашем решении огромная моральная ответственность, здесь нельзя рубить с плеча.
Зейналов перешел на крик.
— Хватит дискуссий, я прекрасно знаю, что мои принципиальность и требовательность вам не по душе и доложу об этом руководству. В отношении же Вагабова сегодня начну служебное расследование.
Когда Акиф Вагабов оказался на свежем воздухе, у него было такое чувство, словно ему снился дурной сон. Поколебавшись, направился в школу. Ему не хотелось,
Разговор с директором, педагогами ничего не прояснил. С чьих-то слов, уже не помнит, директор рассказал, что ребята видели только, как Назим подошел к Завуру и о чем-то его спросил. Первым ударил Завур, после чего Назим устроил ему трепку. С отцом оказалось не совсем так, как говорил Зейналов. Завур побежал домой и привел в школу отца, а тот, не обратившись к директору, не разобравшись в сути конфликта, решил устроить самосуд над подростком, но не вышло. Назим, получив пощечину, ответил тем же, а затем вообще сбил его с ног и ушел со двора, преследуемый грязной бранью побитого папаши.
— Здравствуйте, хорошо что вы пришли, — обрадовалась ему мать Назима. — Опять он натворил дел, даже неудобно перед вами. — Они прошли в комнату, навстречу поднялся отец Назима, протянув обе руки, сжал ладонь лейтенанта.
— Как здоровье? — спросил Акиф.
Прежде, чем ответить, тот горестно покачал головой.
— Плохи наши дела, опять Назим огорчает. Мать проплакала всю ночь, нужна мужская рука, а что я, слепой, могу поделать. — Из-под темных стекол очков покатились слезы. — Больше всего я боюсь, что его отправят в колонию. Вы, может, мне не поверите, но он неплохой мальчишка, с младшими нам помогает. Не знаю, что и делать. Благодаря вам с друзьями уличными порвал, но обидчивый очень. Людей избегать начал, чуть что — поднимается на чердак и сидит там. Ума не приложу, чем он там занимается.
— А где он сейчас?
— Ушел в магазин, мать попросила что-то купить.
— Если вы не возражаете, я поднимусь наверх.
— Какие возражения, я давно должен был бы подняться туда, посмотреть, чем занят сын, но, сами понимаете, это не в моих силах. Жена допытывалась у него, чем он там занимается, но ничего не выяснила.
Вагабов вышел во дворик. Старенький домик нуждался в ремонте. На чердак можно было забраться только через крышу прилепившегося к домику сарайчика. Лестницу лейтенант не нашел, скорее всего, ее и не было.
Открыв дверь сарайчика, он прыгнул, зацепился за край крыши, сделал выход силой и встал на черепичную крышу.
Чердак поразил его чистотой. Старенький стол, два стула, настольная лампа, несколько книг. Самодельный мольберт повернут к чердачному окну. Множество рисунков, натюрморты, пейзажи, портреты, выполненные маслом и акварелью. На нескольких портретах одно и то же миловидное лицо девушки. Вагабову показалось, он ее когда-то видел.
Акиф внимательно рассмотрел рисунки и, сложив их в прежнем порядке, спустился вниз.
— Ну, что там? — встретил его вопросом встревоженный отец.
— Ничего необычного. Обыкновенный чердак, не стоит волноваться.
У матери Назима, стоявшей рядом с мужем, вид был затравленный и отрешенный. Он подмигнул ей, улыбнулся и, повернувшись на каблуках, решительно двинулся со двора.
Через пятнадцать минут он сидел напротив отца Завура, коренастого мужчины с огромным синяком под глазом. Развалившись в кресле, тот вертел в руках дорогую зажигалку и сыпал угрозы в адрес Назима и его родителей.