ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества

Бохэннон Кэт

В тошноте беременной женщины особый интерес вызывает то, насколько сильно могут меняться ее вкусовые и ароматические предпочтения. Иногда тошнота является результатом простого несварения: гормоны также имеют тенденцию замедлять работу кишечника, вызывая у беременной женщины вздутие живота и общую тошноту. Так что некоторые приступы могут быть просто паршивым побочным эффектом гормональной поддержки. Но этого недостаточно, чтобы объяснить кардинальные изменения в обонянии. Например, любимые ранее продукты могут пахнуть совершенно отвратительно. Запах сигареты, ранее безобидный, может казаться сродни пердежу прямо в лицо.

Другими словами, тошнота беременной женщины – это больше чем просто проблемы с животом, и она может быть тесно связана с обонянием. Эмоциональные реакции также часто обостряются. «Тошнота» Сартра? Ничтожно. Работа скучающего француза. А вот беременная женщина в метро, которую за утро дважды вырвало, и теперь она жует соленые крекеры

из полиэтиленового пакета, дожидаясь поезда из Бруклина в центр города. О, она чует все, что когда-либо умерло в этом вагоне.

Но нужно есть, особенно когда плод высасывает из тебя питательные вещества, как бешеный пылесос. Так в чем же может быть преимущество новых случайных связей раздражителей с тошнотой? Почему вся эта нестабильность обонятельной системы просто не убьет ее?

На самом деле предотвращение смерти и есть цель. Большинство считает, что исключение токсинов перевешивает тошноту и голод, ведь токсины особенно опасны во время беременности. Например, большинству людей не нравится горький вкус. Так уж получилось, что большинство самых токсичных продуктов в мире горькие. Известно, что цианид имеет вкус и запах горького миндаля – на самом деле миндаль все еще мог быть опасен сегодня, если бы древним фермерам не удалось вывести из него цианид [110] . В мире растений есть почти бесконечный список блюд, которые могут вас убить, каждое из которых имеет более горький, металлический или кислый вкус, чем предыдущее. И вкусовые ощущения травоядных млекопитающих эволюционировали соответствующим образом: самки, как правило, более чувствительны к горечи, чем самцы. В конце концов, когда дело доходит до передачи генов, плацентарные самки всегда едят за двоих. Поскольку их тела во имя размножения выполняют так много тяжелой работы, смерть самки всегда обходится местной приспособленности вида намного дороже, чем смерть самца. Таким образом, если наличие носа, который лучше обнаруживает угрозу и секс, дает самкам преимущество в игре на выживание, то это приносит пользу виду в целом. А если еще и помогает женщине найти вкусную еду, тем лучше. Нужно много калорий, чтобы делать детей так, как мы.

110

Мы бы сделали то же самое с дубами, но их токсины сложнее миндальных, поэтому желуди лучше оставить белкам.

Пурги, как одно из первых млекопитающих, живших на деревьях, использовала эти плотные обонятельные луковицы, чтобы добавить фрукты к своему рациону из жуков и листьев. Фрукты вкуснее и полезнее, когда они созрели. При достаточной близости ее чувствительный нос помог бы ей отличить самые изысканные кусочки. Но ей нужны были глаза, чтобы заметить спелые плоды в пологе леса и спланировать безопасный маршрут, чтобы добраться до обеденного стола.

Глаза

Стоя на помосте, я чувствовала запахи: пыль от старого электрообогревателя у моих ног, тонкие, отдаленные струйки скипидара, сигаретный дым на одежде студентов. Я слышала царапанье мастихинов, смешивающих краски, и шуршание кистей по холсту. Но студенты почти не слышали и не обоняли меня. И не только потому, что они парни. Потому что они были приматами. И у современных приматов все заключается в глазах.

Пока студенты-искусствоведы смотрели на меня, триллионы и триллионы фотонов отражались от моей плоти и устремлялись к их лицам – мордам приматов. Крошечные мускулы их радужных оболочек сжались, расширив зрачки, чтобы впустить больше света. Пока фотоны били в заднюю часть глаз, их сетчатки посылали информацию о моих контурах в зрительный нерв, который нес поток данных к зрительным центрам мозга.

Подумайте о разнице между старым коммутируемым модемом и современным широкополосным доступом. Воспринимать мир с помощью звуковых волн – это хорошо, но без эхолокации вы многому не научитесь [111] . Нос тоже подскажет вам о близлежащих химических веществах, но не поможет вам пробраться через крону дерева. Но глаза! Глаза могут дать вам информацию, эквивалентную миллиону триллионов гигабайт в секунду. Они скажут вам, чем являются вещи и где они находятся, фантастически быстро. Пока у вас есть вычислительная мощность, чтобы разобраться в подобном потоке данных, вы в деле [112] .

111

Причина, по которой летучие мыши и другие эхолокаторы так успешно используют звуковые волны для построения модели мира, заключается в том, что они способны издавать звук, а затем слышать то, что отражается, – отсюда и «эхо». Уши сами по себе более пассивны – они полагаются на звук, который уже передается откуда-то еще.

112

Любой порядочный геймер скажет вам, что первоклассный монитор – это мусор без компьютера,

способного быстро обрабатывать визуальную информацию, а супермощная видеокарта – мусор без монитора, который может отображать такие детали. Единственная забавная вещь о мозге и глазах млекопитающих в этом отношении заключается в том, что мозг слепых от рождения людей фантастически хорош в перепрофилировании того, что должно было быть «зрительной корой», для ряда других целей, на которые их Nvidia, очевидно, не способна. Подробнее о пластичности мозга в главе «Мозг».

Параллакс

Думая о приматах, вы, вероятно, представляете себе мартышек и человекообразных обезьян. И, думая об обезьянах, вы, вероятно, не можете не представить себе их лица: короткие сплюснутые носы и большие бинокулярные стереоскопические глаза, обычно окруженные глазницами, прямо на передней части лица [113] . Даже мой двухлетний ребенок может распознать обезьяну на плохом рисунке: оттопыренные уши, короткая переносица и большие, обращенные вперед глаза. По большому счету именно так развивался сенсорный массив приматов: на протяжении тысячелетий на деревьях наши носы сжимались, глаза двигались вперед, а зрительные центры мозга взрывались. Если вы выстроите окаменевшие черепа в хронологическом порядке, то увидите, что глазницы смещаются к передней части головы. И когда это произошло, размер участков мозга, отвечающих за визуальную обработку, резко увеличился.

113

Вы также можете знать, что лемуры, галаговые и другие странные существа тоже являются приматами, но, если вы не приматолог, их лица не первое, что приходит на ум.

Если вы хотите оптимизировать свое взаимодействие с локальной средой, важно, где вы разместите датчики. Поскольку легкие постоянно всасывают новый воздух, лучший способ сориентировать обонятельный датчик – поместить его на пути этой реки насыщенного запахами воздуха: имеет смысл, чтобы наши ноздри и соответствующие им обонятельные луковицы располагались прямо в центре лица. Между тем уши лучше располагать по обеим сторонам головы, чтобы они могли слышать звуки, исходящие с обеих сторон тела, – лучше для триангуляции того, насколько далеко источник звука и откуда он исходит. Глаза используют схожие стратегии, но, вообще говоря, какие именно используются, зависит от того, какое вы существо: хищник или добыча.

Параллакс и стереопсис

У млекопитающих есть две стратегии размещения глаз. У добычи глаза обычно расположены по обе стороны головы. Представьте себе оленей, кроликов, маленьких птиц: имея глаза по бокам головы, они могут следить за хищниками на невероятно широком пространстве. То, что находится прямо перед ними, значит гораздо меньше, чем возможность увидеть льва в траве. Между тем хищники – собаки, орлы, змеи, кошки – обычно имеют глаза на передней части головы. Хотя это создает слепые пятна в крайнем левом и правом полях их зрения, это значительно увеличивает степень перекрытия полей каждого глаза. С этим перекрытием – параллаксом – намного легче увидеть, насколько далеко что-то находится. Также в зоне перекрытия легче разглядеть мелкие детали. Наличие большого параллакса означает, что мы можем видеть дальше и более детально, лучше оценивать расстояние между собой и удаленными объектами.

Но расположение глаз приматов сложнее, чем потребности хищника в сравнении с добычей, ведь по мере эволюции линии приматов мы начали менять и что мы ели, и когда мы ели.

Начнем с блюд в меню. Если мы предположим, что наши самые древние Евы, такие как Донна и Морги, ели в основном жуков, то все, что им нужно было уметь, – это ловить жуков. Но что, если жуки чертовски хорошо прячутся?

Например, если живущие на деревьях насекомые эволюционировали, чтобы замирать и маскироваться – оставаться неподвижными, сливаться с пятнистой зеленью листьев или темными полосами коры, – тогда хищникам, находящимся на расстоянии, труднее их найти. Но не так трудно, если у хищника два глаза на передней части головы: стереопсис дает отличное трехмерное зрение. Направив глаза вперед, вы сможете увидеть этого жука в камуфляже, даже если ваш нос сбит с толку другими запахами, а жук неподвижен. Кроме того, если вы живете в огромном трехмерном пространстве – таком, как крона дерева, где верх и низ имеют такое же значение, как перед и зад и обе стороны, – и вы пытаетесь поймать жука, который улетает, ваша способность оценивать глубину и направление неожиданно приобретает большое значение. Возможно, вашему мозгу тоже придется стать больше, поскольку обработка такого количества трехмерных визуальных данных требует огромных вычислительных мощностей. И действительно, когда палеонтологи измеряют окаменелые останки древних приматов, чем стереоскопичнее расположение глаз, тем больше размер черепа.