Евангелие в памятниках иконографии

Покровский Николай Васильевич

89 Миниатюра афонопантелеймоновского Евангелия № 2

Никаких замечательных отступлений и иконографических разъяснений в подлинниках нет. В подлиннике критической редакции рассказывается подробно история события по Евангелию; говорится, что оно произошло в 6-й день августа, перед воссиянием утренней зари, а не во вторник страстной недели, как писал Кирилл Транквиллион; иконография же преображения описана здесь сходно с другими подлинниками; отличие в том, что здесь Христос является стоящим на облаке светлом, висящем над высокой горой [1419] , что составляет ясный признак новшества.

1419

По изд. Филимонова, стр. 409–410.

Евангельский рассказ о преображении определил основные черта его изображения. Рассказ краток, каких-либо фактических дополнений к нему древность не знала, а потому и иконография его не отличается большим разнообразием. Спустя 6–8 дней после беседы с учениками о несении креста Спаситель взял Петра, Иакова и Иоанна, возвел их на высокую гору и преобразился перед ними. Лицо Его воссияло, как солнце, одежды Его сделались белыми, как свет. И вот явились Моисей и Илия и начали беседовать с Христом. При сем Петр сказал: «Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: одну тебе, другую Моисею, третью Илии». Когда он еще говорил, явилось светлое облако и осенило их; и слышан был голос из облака: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение; Его слушайте». И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. Но Иисус коснулся их и сказал: «Встаньте и не бойтесь…» И когда сходили они с горы, Иисус запретил им кому-либо рассказывать об этом, доколе сын человеческий не воскреснет из мертвых… (Мф. XVII, 1–9; Мк. IX, 2-13; Лк. IX, 28–36). Сообразно этому рассказу Христос изображается на горе, не всегда одинаково высокой: иногда она имеет вид небольшого возвышения, иногда — конуса с двумя отрогами; вообще же характер ее условный. Одежды Спасителя — белые, иногда серебряные и даже золотые. Слава Христа выражается также посредством ореола, который во всех памятниках имеет овальную или круглую форму. Цвет ореола — небесно-голубой или светло-синий или белый; впервые в памятнике XIII в. (Ев. № 54) мы встретили разноцветный ореол. Звездных ореолов в памятниках византийских, кроме равеннской мозаики, нет; но в памятниках позднерусских он встречается довольно часто и состоит из двух сфер, вписанных одна в другую, из которых одна, а иногда и обе усыпаны звездами (иконы коллекции С.-Петербургской духовной Академии № 15 и 123 из Синода): это изображение славы в виде неба, составляющего престол Божий. Отражение славы преобразившегося Спасителя на собеседниках Его и апостолах изображается в виде лучей, исходящих от первоисточника света, согласно словам церковной песни: «из плоти твоея лучи Божества исхождаху пророком

и апостолом» (ин. ирмос 4-й песни кан. 6 Авг. [1420] ). Только на одной греческой иконе мы встретили выражение славы и величия Преобразившегося в виде двух ангелов с державами. Собеседники Христа на древневизантийских памятниках обычно являются в двух определенных типах: Илия — старец, тип, сохранившийся и в новой иконографии; Моисей — молодой не только в древних памятниках, но даже и в XIV–XV вв.; исключение составляют сомнительные типы в синайской мозаике, на римском далматике и в лаврентиевском Евангелии. Атрибутом Моисея, по крайней мере с XI–XII вв., служит книга в его руках; скрижали — явление новое. На греческих иконах эпохи нового возрояедения греческого искусства, также на русских иконах и в миниатюрах XVII в. появляются указания на изведение ангелами Моисея из гроба и Илии с неба. Это наглядное выражение древней по своему началу мысли о том, что Моисей и Илия призваны были на Фавор в качестве представителей от двух миров — умерших и живых: они явились, по словам Иоанна Златоуста, для того, чтобы показать, что Христос имеет власть над жизнью и смертью [1421] ; сверх того Моисей должен был возвестить о славе Искупителя людям умершим, а Илия, как не испытавший смерти, — живым. Выражение этой мысли дано в служебной минее: «Моисей же и Илия тебе предсташа, мертвым и живым тя Господа поведающе» (6 Авг. 2-я песня стих, на хвал.). «От земли убо апостоли, яко с небесе же Фесвитянин ИлияГМоисей "Же от мертвых» (6 Авг. 3-й троп, ин. ирмоса 8-й песни). Более подробно в четьих минеях св. Димитрия Ростовского: «Моисей от мертвых призванный, да свидетельствует Его в мире пришествие мертвым, во аде держимым бывшим, Илия Енохови в рай да скажет, три же апостолы всем в поднебесней живущим славу Его в преображении виденную да проповедят» [1422] . Свидетели чуда преображения апостолы в памятниках византийских и русских никогда не изображаются ни спящими, ни пораженными до бесчувствия, как иногда в памятниках западных; в них всегда, несмотря на впечатление сильного страха и ослепления от необычайного света, заметны следы жизни и движения. В византийском шаблоне приняты более или менее определенные и своеобразные положения для каждого из трех апостолов, и в различии их положений нельзя не заметить художественной попытки оттенить особенности личных характеров трех апостолов. Сила впечатления, производимого необычайным явлением на то или другое лицо, зависит от восприимчивости и характера этого последнего. Ап. Петр — характер смелый и твердый, несмотря на проявляющиеся в нем временами колебания, изумлен при виде необычайной славы Преобразившегося, но он не теряет присутствия духа; он стоит уже на коленях, однако смело смотрит на беседующих. Напротив, ап. Иоанн юный и впечатлительный, склонный к увлечениям, поражен и ослеплен чудом: он пал ниц и закрывает глаза, не переносящие ослепительного блеска. Середину между ними в этом отношении занимает ап. Иаков — характер спокойный, величавый: он поражен чудом, стоит на коленях, даже готов пасть ниц, однако решается хоть мельком взглянуть на то, что происходит вверху на горе. Diae Бога Отца, равно как и вообще присутствие Бога, выражается в виде руки, выступающей из неба, имеющего вид сегмента круга. Эта форма является уже на первом полусимволическом изображении события и остается неизменной до нового времени: в памятниках XVII–XVIII вв. она нередко заменяется изображением Бога Отца в виде старца в облаках. Начиная с XI–XII вв. становится известным преображение в нескольких моментах, чаще в трех, изредка даже в четырех: восхождение Христа с апостолами на гору, преображение и схождение с горы; иногда Христос возбуждает апостолов после преображения (лаврент. Ев.; нередицкая икона). Все эти моменты основаны на последовательном течении евангельского рассказа о преображении.

1420

Подробно об ореолах в западных памятниках; Didron. Iconogr. chr., p. 109 sq.

1421

И. Златоуст. Беседы на Ев. Матфея, ч. II, стр. 457. Москва, 1839.

1422

Жития Святых. Изд. 1705 г. Август 6 д., л. 620 об.

В замечательном согласии с византийскими памятниками преображения стоят памятники западные; эхо византийского влияния в данном случае слышится не только в древних памятниках западного средневековья, но и в памятниках XV–XVI вв. Отсутствие на Западе праздника Преображения, в смысле праздника общепринятого и торжественного, до времен Каллиста III (XV в.) [1423] было равносильно отсутствию живого импульса к художественной разработке темы. Вот почему изображения этого события в древнейших памятниках Запада вообще довольно редки; оно иногда опускается даже в полных кодексах лицевых Евангелий, каков кодекс Эгберта; вот вероятная причина того, почему, при отсутствии живого интереса к предмету, раз перенесенная на Запад византийская схема надолго осталась основным источником вдохновения для западных художников и образцом для подражания. Первый пример западного изображения — в римских мозаиках Нерея и Ахиллеса VIII–IX вв. [1424] Спаситель в белых одеждах, со свитком в шуйце и с благословляющей десницей, стоит в миндалевидной голубой глории; по обе стороны от Него — Моисей, молодой, со свитком, и Илия, старец; внизу три апостола: они падают ниц перед Спасителем и закрывают свои лица руками, задрапированными в мантии, от необычайного света. Близкое сходство этого изображения с византийским типом очевидно; апостолы имеют иные позы, но это — подробность, которую легко мог допустить художник ввиду условий тесного места, отведенного для изображения, на триумфальной арке. В ахенском Евангелии [1425] Спаситель в старообразном типе, с неудачно очерченными линиями глаз, носа и губ, без бороды, с длинными черными волосами, в белых одеждах стоит на невысокой горе; руки Его воздеты, на голову Его сходят сверху три луча. Моисей и Илия стоят возле Него, простирая к Нему руки: оба в виде старцев, с седыми бородами, в белых туниках и синих плащах. Внизу двое апостолов пали ниц, а ап. Петр стоит нагнувшись и простирает руки вверх. Как византийские типы, так и подробности композиции здесь уже изменены. В Hortus deliciarum [1426] изображение византийское: отличие незначительное только в том, что лучи света, означающие сияние славы, не обведены круговой линией. Изображение на стекле Шартрского собора XII в. [1427] также очень сходно с византийскими; подмеченное Дидроном его отличие в ореоле Христа, вписанном в круг, и в том, что Христос стоит не на Фаворе, а в воздухе, над горой, имеет характер фиктивный: в памятниках византийских встречается то и другое; наоборот, в памятниках западных также иногда Спаситель, в противоположность общей характеристике западных изображений у Дидрона [1428] , стоит прямо на горе, а не в воздухе; пример — на пизанских вратах Раньера [1429] и в бревиарии Гримани [1430] . Предполагаемому Дидроном возвышенному характеру западных изображений не соответствует также миниатюра рукописи, изданной Бастаром [1431] , где все три апостола лежат без движения, как мертвые. Византийская схема в рукописи национальной библиотеки № 9561: Христос в миндалевидном ореоле; рядом Моисей и Илия, оба — старцы со свитками в руках; внизу три апостола, из которых один подымает голову. Старческий тип Моисея, излюбленный западными художниками, примыкает к худшим византийским памятникам; в лучших он — юный, античный. На эмалевом образке в музее Клюни (№ 4654) фигура Спасителя действительно отличается легкостью: она на облаках, а в манускрипте XV в. национальной библиотеки № fr. 828 (л. 183) представлены в облаках Моисей и Илия (погрудные изображения), а вверху погрудное изображение Бога Отца, как в позднейших памятниках русских, подверженных западному влиянию. В Библии бедных древняя композиция изменена до такой степени, что в ней трудно узнать преображение [1432] : гора уничтожена; ореола нет; Спаситель в обычной, принятой в иконографии позе учителя, с книгой и благословляющей десницей; рядом с Ним шесть погрудных фигур — обращают к Нему взоры и простирают руки: это апостолы, и в числе их, вероятно, Моисей и Илия; ни число этих апостолов (4?), ни положение среди них Моисея и Илии не имеют разумного оправдания. Пророки: Малахия (IV, 2: «и возсияет вам, боящимся имене моего, солнце правды». Ошибочная надпись в кодексе Ляйба и Шварца «Осия»), Аввакум (III, 4: «и сияние его яко свет будет»), Давид (пс. XLIV, 3: красен добротою паче сынов человеческих) и Исаия (IX, 1: «…Иерусалиме, приидетвой свети слава Господня на тебе возсия»). По левую сторону — явление Бога Аврааму в виде трех странников: три ангела, по объяснению текста, означают троичность лиц Божества·, но Авраам поклонился Одному, что указывает на единство Божества; ап. Петр видел троих (Христа, Моисея и Илию) и исповедал Единого Бога во Христе. По правую сторону три отрока в вавилонской «пещи» и среди них ангел в крестообразном нимбе, свойственном Божеству: отроки = троичность лиц, ангел = единство Божества. Христос в преображении явил Себя Богом, единым по существу, но троичным в лицах. Как выбор этих изображений, так и их истолкование нельзя назвать вполне удачными. Из произведений знаменитых западных художников назовем икону Джотто и картину Рафаэля. Первая из них в церкви S. Croce во Флоренции [1433] : Спаситель с воздетыми руками, как бы возносящийся на небо, рядом с Ним два старца в плащах — Моисей и Илия, — оба стоят на коленях; от ног Христа по направлению к трем апостолам идут лучи. Ореол имеет форму равностороннего прямоугольника с выпуклостями на всех четырех сторонах. Ни типы лиц, ни их позы, ни ореол не могут быть названы византийскими, хотя художник, несомненно, знал хорошо византийскую композицию. Известна была эта композиция и Рафаэлю, который в своей предсмертной картине преображения (в ватиканской пинакотеке) представил идеальный образец художественной передачи евангельского события: Спаситель с воздетыми руками, в развевающейся одежде парит в тонких облаках, освещенных блеском Его собственного сияния; по обе стороны от Него, также в воздухе, Моисей и Илия — старцы, первый со скрижалями в руках; у вершины горы лежат, в разных положениях, ослепленные апостолы: они закрывают руками свои лица. Слева два неизвестных лица, из которых одно с четками в руках: их введение в картину, в качестве сторонних свидетелей чуда, не может быть оправдано с точки зрения евангельского повествования. Такова верхняя часть картины. Внизу у подножия горы — две оживленные группы: налево девять апостолов, направо толпа иудеев, в которой на первом плане видны — коленопреклоненные женщина и еврей, удерживающий своими руками бесноватого: сильные корчи, испытываемые бесноватым, помутившиеся глаза, раскрытые уста обличают в нем тяжелые внутренние страдания [1434] . Толпа умоляет апостолов об исцелении бесноватого; апостолы с изумлением смотрят на него, иные указывают руками на Христа. Итак, здесь с преображением соединен евангельский рассказ о приведении бесноватого к ученикам Христа для исцеления (Мф. XVII, 16). Совмещение это обнаруживает широту художественного замысла, который в разъяснении предмета пользуется между прочим законом контраста: вверху ослепительный блеск, слава, явление небожителей и беседа о высших тайнах, внизу — скорбь и мучения, заботы о земном и человеческое бессилие в борьбе с ними. Взор наблюдателя, привлекаемый прежде всего этой ближайшей частью картины, переходит вверх, и чувство, встревоженное картиной человеческой беспомощности, находит полное успокоение в созерцании славы Того, Кто силен не только уврачевать все телесные и душевные недуги, но и поразить зло в самом корне [1435] .

1423

Augusti, Denkwurdigkeiten, III, 292–295.

1424

Ciampini, И, tab. XXXVIII; Agincourt. Maler., XVII, 10; Labarte, IV, 213; Garrucci, CCLXXXIV; R. de Fleury, II, pl. LXIV, 1. Ср. миланский покров: Agincourt. Sculpt., XXVI, A. 6; Somnierard, alb, 9-e set., pl. XVIII.

1425

Beissel, Taf. X

1426

Didron. Manuel, p. 179.

1427

Didron. Iconogr. chr., p. 119, fig. 39.

1428

Manuel, p. 179.

1429

R. de Fleury, II, pl. LXIII, 6.

1430

Fac-simile, tav. 85.

1431

Bastard. Peintures et ornements, pl. 248.

1432

Laib u. Schwarz, tab. 6. Нац. библ. № 1, 5 и 5-bis.

1433

Agincourt, CXIV, 1.

1434

Представители физиологии и психиатрии признают эту фигуру фальшивой: не видят в ней точных признаков ни эпилепсии, ни истерики, ни вообще какой бы то ни было конвульсивной болезни; в этой фигуре скомбинированы механически признаки неправдоподобные и противоречивые. Charcot et P. Richer. Les demoniaques dans l’art, p. 28–30. Paris, 1887.

1435

Подробная характеристика: Кутлер. Руков. к истор. живоп., стр. 411–412 (3-е изд. Москва, 1872): Каррьер. Искусство в связи с общ. развит, культуры, т. IV, стр. 139–141.

Глава 3

УЧЕНИЕ ИИСУСА ХРИСТА

Наблюдение византийских памятников, относящихся к иконографии общественного служения Христа, показывает с очевидной ясностью, что здесь одни и те же

фигуры, в одних и тех же положениях, одна и та же обстановка повторяются множество раз не только в композиции одного и того же сюжета на разных памятниках, но и в различных по своему внутреннему содержанию сюжетах: это византийский шаблон, получивший особенно широкое применение в эпоху упадка искусства. По этому шаблону скомпонована большая часть изображений, относящихся к проповеди, речам, беседам и чудесам Евангелия. Нередко одна какая-нибудь иконографическая подробность служит признаком отличия одного сюжета от другого, например исцеления слепого от — немого, а иногда недостает и этой единственной черты. Русские иконописные подлинники, рекомендуя писать одни изображения по образцу других, с переменой главных лиц в сложных композициях, и — деталей, например бороды, цвета одежды, атрибутов в изображениях единоличных, показывают, с этой стороны, лишь дальнейшее, доведенное до пес plus ultra, применение того же приема. Не говоря об общих причинах, вызвавших это явление, нужно заметить, что в иконографии Евангелия наклонность к повторению одних и тех же иконографических схем зависела отчасти от самого евангельского текста, руководившего мыслью художников. В Четвероевангелии нередко повторяются неоднократно рассказы об одних и тех же событиях, иногда с некоторыми вариантами, не доходящими, впрочем, до разногласий и противоречий; многие события передаются лишь в общих чертах; да и по самому существу дела следует допустить, что многие события Евангелия происходили при одинаковой обстановке. Отсюда, если интерес полной иллюстрации Евангелия требовал, чтобы каждое событие, чудо, речь имели соответствующее изображение, то весьма трудно было не только мастеру-ремесленнику, но даже и художнику избежать повторений. Требовать, чтобы византийские художники и мастера, иллюстрируя, например, кодекс Евангелия двумя-тремя сотнями миниатюр, облекали каждый отдельный рассказ, событие, даже при встрече с ним во второй и в третий раз, в оригинальные и новые художественные формы, значит забывать вообще очень важное значение объективного элемента в византийской иконографии. Изображения эти находили себе место главным образом в кодексах лицевых Евангелий, потом в позднейших стенописях, обыкновенно в виде целых групп; на иконах же, в смысле отдельных и самостоятельных сюжетов, встречаются лишь очень немногие из них, например притча о блудном сыне, беседа с самарянкой, Вифезда и некоторые другие; да и этих изображений на иконах древнегреческих нам не доводилось видеть; они обычно являются на русских иконах, надписываемых «триодь» [1436] , и это надписание прямо указывает повод к выделению их из ряда других однородных сюжетов: они выделяются потому, что примыкают к церковному году, вызывающему интерес к таким изображениям. Сводя в группы чаще других повторяющиеся изображения этого рода, остановимся прежде всего на группе изображений, выражающих разные моменты учения Иисуса Христа, Его бесед, речей, наставлений, обращенных к апостолам, народу и отдельным лицам; затем рассмотрим группу чудес Иисуса Христа. Классификация эта основана на сходстве основных признаков между изображениями, входящими в состав той или другой группы, и на отличии признаков одной группы от другой. Она обнимает всю совокупность важнейших иконографических форм середины Евангелия. Она возможна ввиду указанного преобладания здесь византийского шаблона.

1436

Серии таких икон, относящихся к церковному году, называются святцами.

Схема, в которую укладывается обширная масса материала, относящегося к учению Христа, очень проста. На первом плане картины всегда находится личность Спасителя, замечаемая наблюдателем с первого взгляда не только по общеизвестному типу Его, но и по положению в составе целой композиции: это одно из важных преимуществ византийской школы перед школой нового художественного реализма, которая часто в сложных композициях стушевывает личность Спасителя, выдвигая на первый план второстепенные подробности картины. Поразительный пример такого материалистического отношения к чуду Евангелия дал знаменитый венецианский художник Паоло Веронезе в своей луврской картине «Брак в Кане» (см. ниже). Византийский учитель Христос, согласно с богослужебным и придворным церемониалом, сидит на троне, в обыкновенных одеждах — тунике и иматии; вся его фигура дышит величием и властной всепокоряющей мудростью; в левой руке Его свиток — эмблема учительства, правой Он делает жест, выражающий в большинстве случаев не только обычный ораторский прием внушения, но и благословение; говорим «в большинстве случаев», так как не можем допустить, чтобы он имел такое значение, например, в сцене проклятия смоковницы, в беседе с неверующими фарисеями, в картине искушения в пустыне и т. п. Такой тип изображения Учителя получил свое начало еще в период древнехристианский: его мы видим во фресках римских катакомб Агнии [1437] и Меркурия [1438] ; но здесь Спаситель является еще в типе молодого человека, без бороды. Ближе подходит к византийскому типу изображение Спасителя — с бородой, на троне, с раскрытой книгой в шуйце и благословляющей десницей, с двумя апостолами по сторонам трона — в катакомбах Маркеллина и Петра [1439] , Меркурия [1440] и Генерозы [1441] ; в мозаиках Пуденцианы [1442] . Св. Андрея [1443] , Феодора [1444] , Козьмы и Дамиана (Христос стоит) [1445] , Михаила [1446] ,

1437

Спаситель юный, сидит на возвышении, в одной тунике, с благословляющей десницей, с раскрытой книгой в шуйце; по сторонам сви тки в сосудах и ап. Петр и Павел. — Garrucci, I.XVII. 1; Roller, pi. LXIV, 3. Фреску относят к концу IV или к началу V в. — Lcfort. Chronol. des peint., p. 89.

1438

Agincourt. XII, 19; Roller, LXIV, 1; Garrucci, LXXXIII, 1; Kiaus. R E., II, 209. Fig. 90.1,357; Lefort, p. 55. Фреска III в. истолковывается различно; но общий тип изображения сходен с тем, о котором мы говорим. Ср. у Гарруччи изображение на одном из стеклянных сосудов: tav. CI.XXXVII, 4; также LXXXII, 1; CCCXXV, 1; CCCXXIX, 2; CCCXLI, 3; CCCXLIII, 1; CDXL, 1; CCXXXIV, 1; CCCXXXI, 2; CCCXXXVI, 1 и 4; CCCXLII, 1.

1439

Garrucci, LVUI, I. Фреска IV–V вв.; Lefort, р. 87; ср. Garrucci, CCCXXIV, 1; CCCXXVI–CCCXXVIII и др.

1440

Garrucci, LXXXII, 2.

1441

Rossi. R. S., t. III. tav. LI; Garrucci, LXXXV, 1; Kraus. R. E., II, 23. Fig. 21. Фреска VII в. — Lefort, p. 92.

1442

Garrucci, tav. CCVIII.

1443

Ibid., CCXL.

1444

Ibid., ССШ, 3.

1445

Ibid., CCLIII.

1446

Ibid., CCLXVII.

Павла [1447] , Лаврентия в Риме [1448] , Агаты в Равенне [1449] , на некоторых стеклянных сосудах [1450] , в мозаиках византийских и миниатюрах, начиная с кодекса Раввулы и оканчивая лицевыми Евангелиями XI–XII вв., в которых тип Христа — Учителя является окончательно окрепшим. По сторонам трона, или кафедры, на которой сидит Христос, стоят слушатели; в упомянутых лицевых Евангелиях они выделились в две типические группы, состоящие или из одних апостолов, или из апостолов справа от Спасителя и народа слева. Это тот самый тип, которому в Византии и России дано имя Господа Вседержителя и который составляет необходимое звено в каждом древнем иконостасе (деисус); он же (юный тип) положен в основу доселе все еще загадочного изображения Софии Премудрости Божией (новгородский перевод) [1451] . В некоторых изображениях кафедра опускается и Спаситель произносит речь стоя, причем как Его атрибуты, так и расположение групп остаются те же самые. В эту схему удобно укладывается множество изображений, выражающих проповедь Христа; для точнейшего же отличия одной проповеди от другой вводятся в нее дополнительные специфические признаки. Укажем наиболее характерные из таких изображений.

1447

Kraus. R. E., II, 22; Fig. 19.

1448

Garrucci, CCLXXI; cf. CCLXXXII и CCLXXXIV.

1449

Ibid., CCUV; Kraus. R. E, II, 425; Fig. 258.

1450

Garrucci, CLXXX, 6.

1451

Для истории Софии, на наш взгляд, важна следующая, доселе не принятая в соображение и не изданная миниатюра в барбериновой псалтыри: трон с византийской подушкой и подножием; на нем юная женоподобная фигура с распущенными волосами, в багряном раззолоченном далматике, украшенном золотым лором с драгоценными камнями, на голове золотая диадема, в левой руке свиток Это — βασιλεία των χριστιανών. Ср. изображение Софии в виде ангела с чашей в руке в солетской церкви Св. Стефана (Bullet, de corresp. hellenique, VIII, 1884: Peintures byz., p. 264–281) и известное изображ. александр. катакомб.

Проповедь в назаретской синагоге (Лк. IV, 16–30; Мф. XIII, 54; Мк. VI, 1–2): Христос в золотой тунике и иматии сидит на кафедре с книгой; перед Ним слушатели; для указания же на то, что это есть именно проповедь в назаретской синагоге, художник изображает в стороне первый момент проповеди: Христос стоит возле аналоя с книгой; к Нему подходит слуга, чтобы принять книгу. Такова миниатюра Евангелия национальной библиотеки № 74, л. ИЗ об., елисаветградского Евангелия, зач. 13; в гелатском Евангелии оба момента проповеди — в двух отдельных миниатюрах: л. 156 об. и 157. Ср. лаврентиевское Евангелие, л. 109 об., Ипатьевское Евангелие № 2 (Ев. Луки); в коптском Евангелии национальной библиотеки (л. 147 об.) согласно обычаю Востока Учитель и ученики сидят на полу; налево жертвенник с лампадой. Из памятников нового времени укажем на стенописи ярославской Николонадеинской церкви (в сводах) и греческий подлинник, в котором рекомендуется лишь первый момент проповеди [1452] .

1452

Ερμηνεία σ. 117, § 180.

Нагорная проповедь (Мф. V–VII; Лк. VI): в Евангелии № 74 (л. 8 об.) Спаситель, в типе юноши, в розовой тунике и голубом иматии, с благословляющей десницей и свитком в шуйце, сидит на золотой кафедре; перед Ним апостолы и народ в двух отдельных группах. Юношеский тип Спасителя есть или архаическая форма, унаследованная Византией от искусства древнехристианского, или случайное подражание типу двенадцатилетнего Христа, поучающего в иерусалимском храме. То же самое и в елисаветградском Евангелии. Продолжение проповеди иллюстрируется еще двумя миниатюрами, из которых одна (л. 9) повторяет ту же схему, лишь с заменой юного типа Спасителя типом зрелого мужа, а другая, относящаяся к учению о молитве Господней, опускает группу народа (л. 11). В гелатском Евангелии ослаблен церемониальный характер изображения: Христос сидит просто на возвышении, означающем гору (л. 24), равно как и в лаврентиевском Евангелии (л. 9 об.). Ср. Евангелие национальной библиотеки № suppi, gr. 914, л. 8 об. и 9. Для выражения слов проповеди «воззрите на птицы небесныя… смотрите крин сельных» (Мф. VI, 26 и след.) художник прибавляет к основной схеме золотых и красных птичек, летающих по воздуху; зеленую мураву и деревья с золотыми корнями и роскошной листвой (л. 11 об.). Ср. превосходный ландшафт Нагорной проповеди в живописи Сикстинской капеллы.

Посольство апостолов на проповедь (Мф. X; Мк. VI, 7-11; Лк. IX, 1–5). Христос стоит или сидит на троне и благословляет стоящих перед Ним, иногда с преклоненными головами и с задрапированными в мантии руками, апостолов (Евангелие публичной библиотеки № 21, л. 11; Евангелие № 74, л. 19 об., 74 об.; елисаветгр., зач. 23 Мк.; гелат., л. 37 об., 106 об.; лаврент., л. 20; фреска Киево-Соф. собора [1453] ). Никаких существенных отличий не представляет и композиция посольства семидесяти апостолов на проповедь; для примера — гелатское Евангелие, л. 179· Сама проповедь апостолов выражена в миниатюрах парижского № 74 (л. 20 и 20 об.) и елисавегградского кодексов, и в псалтырях Общества любителей древней письменности (л. 23–24), годуновской С.-Петербургской духовной академии и Чибисова (пс. XVIII), по образцу проповеди Спасителя: каждый из двенадцати апостолов сидит на особом троне, с книгой и благословляющей десницей; перед троном одна или две группы слушателей. Без всякого сомнения, в оригинальных рисунках, от которых происходят копии названных кодексов, типы апостолов и народов, а равно и костюмы последних имели совершенно определенные черты, но здесь уже черты эти сглажены; выделяются лишь в Евангелии № 74 группы нагих чернокожих с перевязками по чреслам: одни из них в высоких остроконечных шапках, другие в низких, похожих на византийские диадемы, — группа белых людей в шапках с меховыми околышами. Общая одежда всех народов — опоясанная туника — длинная или короткая, штаны и сапоги; волосы у одних короткие, у других длинные. Оригинал, явившийся под влиянием наблюдений над действительными народами, что не представляло больших затруднений при известном разноплеменном составе Византийской империи, мог бы доставить хороший этнографический материал, из которого возможно было бы, вероятно, почерпнуть кое-что и для характеристики быта славян; но копиисты ослабили его значение до последней степени.

1453

Древн. Рос. госуд. Киево-Соф. соб., табл. 29.

Речь о духовном родстве (Мф. XII, 46–50; Мк. III, 31–35; Лк. VIII, 19–21): Христос на кафедре, перед Ним апостолы и народ. Специфическая подробность: к Христу приближается на заднем плане один из апостолов с вестью о Его матери и братьях, которые стоят в стороне. Спаситель неохотно обращает взоры в ту сторону. Так в Евангелии № 74 (л. 26) и елисаветградском (зач. 49); в гелатском Евангелии (л. 44 об.) допущены изменения: действие происходит в палатах, и Христос рукой указывает на апостолов, как бы говоря: вот Матерь Моя и братья Мои. Почти без всяких перемен указанная миниатюра Евангелия № 74 повторена в Евангелиях Марка и Луки (л. 70 и 124); то же: елисаветградское Евангелие, зач. 14 и 36; гелатское, л. 100 и 171; лаврентиевское, л. 68.